На поле упал с неба солнечный луч,
Журавль метался по небу невольно,
В кольце из черневших, сгущавшихся туч
Он чуял опасность, кричал беспокойно.
И с неба на землю в очищенный сруб
Упало перо, вслед затем пригвоздило
Стрелою мужицкую шапку, и груб
Безжалостный дождь, в вихре поле крутило.
Скакал на коне, точно зная, что прав,
Ковыль задевая, оставив боязнью
На поле обугленный след старых трав,
Колосья мешая с полуденной грязью.
А где-то стоял, глядя в сонную даль
На солнце слепящем, свой шлем поправляя,
Сам князь, обошёл все зубцы и пищаль
Последнюю лично проверил вздыхая.
И утром на площадь он вышел один,
Чтоб лично заслушать донос воеводы,
Десницей махнул и сысой зазвонил,
Взывающий к небу, народу, свободе.
Собрался и люд, заполняющий площадь,
Кричал, ликовал да на князя смотрел,
И в общем веселье копытами лошадь
Покой сотрясла и гонец осмелел.
Схватили его, будто бражника, быстро,
На князя глядел и в смятенье кричал
О том, что идут и не так уж всё чисто!
Он к Дмитрию лично, бледнея, взывал:
—Пустите меня к этому человеку,
Он ведать не ведает, что на столицу
На Матушку нашу, отдавшую веку
Сынов, дочерей— и под вражьей десницей
Сбираются чёрные тучи, желая
Спалить на корню злато наших икон,
Пустите меня! Здесь не место Мамаю!
Пустите, народ! Князь, к тебе испокон
Идём за советом, что делать, промолви!
Вокруг ратной кровью заполнило реку,
Димитрий, спаси от страдающей доли!
Пустите меня к этому человеку!
Его оттащили, но всё же живой,
И он не мятежный, безбожный отступник,
Отпущен, не будет ответ головой
Держать перед князем, ведь он не преступник!
А князь, в путь седлать приказавши коней,
Стоял у иконы в соборе старинном,
И капли бежали по копьям свечей,
Как слёзы девиц, умерщвлённых безвинно.
Вот вечер спускается, кони по полю
Как стрелы летели, погасли и свечи,
Он чувствовал, кто возмущал эту волю,
И вышел из Лавры им старец навстречу.
Да молча отправил монахов он двух,
Чтоб те укрепили крестом или силой
Дружины идущей в величии дух,
Чтоб было им легче на сече унылой.
—Отче, смотри, сколько в поле осталось,
Сколько смешали церквей да с золой,
Кто-то погиб. Что ещё оставалось,
Кроме того, как упасть головой?!
Сколько скатилось по ликам багряных
Слёз на иконах, народ поднял вой,
Благослови на врагов окаянных,
Благослови на решающий бой!
—Что же глядишь ты на них так уныло?
Разве не видишь, что всяк здесь наряжен,
Держат в руках— вот она твоя сила!
Глянь за порог! Что кручинишься, княже?!
Ночью по полю подкованный гром.
—Князь, тяжела будет битва, но всё же,
Ты осмотри это место кругом—
Скачет Боброк и Димитрий здесь тоже.
—Ты не печалься за свой за венец,
Только не сказывай, поле как сажа,
Многие здесь встретят ратный конец,
Ты промолчи, не тревожь же их, княже!
И вот рассвело. Встало войско на войско.
В церквушке седой наклонился подсвечник,
Вселяя сумятицу и беспокойство.
Упал солнца луч на стальной наконечник
Копья Пересвета. В единождый миг
В него Челубей, и копьё на копьё
Встревожило небо, отчаянный крик
И с леса к нему поднялось вороньё.
Упал Пересвет головой к басурманам,
Упал Челубей да к татарам спиной,
Упал тихо лист на дорогу в дубраве—
И мигом за этим последовал бой.
Татары давили, татары стонали
И корчась от боли, валились с коней,
Но новые шли, наступая стенами,
Да ратники бились, пока из очей
Не выскользнет главное самое знамя,
Откуда Господь эту сечу смотрел,
Они ещё живы, они ещё знали:
Назад хода нет, мост последний сгорел.
Непрядва краснела от крови пролитой,
И знамя упало, но раненый воин
Поднял его к небу и силы небитой
Вступила стрела на кровавое поле.
Сминая бессчетную грязную груду,
И ставку мгновенно собой опрокинув,
Летели вперёд, сзади стаскивал трупы
Безмолвный старик, поле взглядом окинув.
Вернулись домой. Слава Дмитрию князю!
Дружине народной почёт! Да, почёт!
Мамай убежал, растворяемый с грязью,
Разрушен старинный бессовестный гнёт.