НОВЫЕ СТИХИ
Анатолий Лунин
У ВРЕМЕНИ
СЕРЕБРЯНОЕ
ТЕМЯ
Стихи и поэмы
*
Калининград
2014
ББК
Л 84
Лунин Анатолий Алексеевич.
У времени серебряное темя. Cтихи и поэмы. –
Калининград, 2014, «Балтославия». 150 стр., портр.
В сборник включены произведения последнего вре-
мени, обращённые к внутреннему миру, духовной со-
ставляющей жизни человека. Думы и переживания
лирического героя, его чувства, оценки и самооцен-
ки и стали содержание новой,двадцать пятой по счё-
ту книги старейшины калининградской поэзии.
ISBN
Лунин А. А., стихи, поэмы.
Черноухов В. И., дизайн, обложка.
РУССКИЙ РАЙ
Разностишье
1 Русский рай – работа
до седьмого пота.
Услышано.
И думать до мозолей на мозгу.
Написано..
БОРОДА
Строка легла, как в поле борозда,
Ещё одна, скупая, рядом с теми,
Что прежде обозначились по теме:
«У мужика седая борода».
Бумаги лист – плантация моя.
Перо в поту, как плуг на чернозёме.
А мысль – то прямиком, то на изломе,
То в житие, то в мистику маня.
Я результат предвидеть не могу.
Пишу – пашу,
Что выращу – не знаю.
Работаю во имя урожая,
Не дай Господь подняться сорняку.
Я бороду привычно тереблю,
Ища подхода, уточняя тему.
Не у меня серебряное темя,
У времени, что вечно тороплю.
Оно спешит, и я всегда спешу.
Что начато, закончить бы, успеть бы.
И хоть считаю: песенка не спета, –
А что-то всё равно не допишу.
ТОТ ЖЕ СОН
Всякий раз одно и то же:
Что ни ночь приходит он,
Будоражащий до дрожи,
Беспощадный этот сон.
Он назойливо стучится,
И коварен, и жесток,
Ненасытной хищной птицей
В утомлённый мой висок.
Наважденье?
Божья кара?
Заслужил иль нет –
Терплю
И в душе, как в прочной таре,
Пережитое коплю.
Сколько вёсен миновало!
Время темя серебрит.
– Знаешь мало,
Помнишь мало, –
Память истово твердит.
Я обложен, словно данью,
И украшен, как венком,
Этим тягостным страданьем,
Неизбывным жутким сном.
Нету силы,
Нету мочи!
Он преследует меня
Ночь за ночью,
Ночь за ночью,
Упрекая и виня.
Упрекает за пожары,
Наводнения и град.
Виноват, что нынче старый,
Был мальчонкой – виноват.
Коль кошмары одолели
Или вовсе не до сна, –
Значит, в грозах и метелях
И моя вина видна.
И опять бедовой тенью,
Искромсав ночной уют,
Сновидения и бденья
Спать спокойно не дают.
РАНО, РАНА!
Успокоительные очень
Суёт раздумья жизнь сама.
Мол, у тебя всего лишь осень,
А не бесплодная зима.
Мне греют душу эти речи,
И не прогнать те речи прочь:
Всё хорошо, ещё не вечер,
А уж тем более не ночь.
Хоть сердце ноет, словно рана,
Хоть старичок заметно сдал,
Мне, может быть, и правда рано?
Туда никто не опоздал.
ОДИН
Срок пришёл – не стало старухи.
Убиваться какой резон.
Только разом повисли руки,
Не находит им дела он.
Тяжелей, беспросветней мука,
Коли не с кем её делить.
Далеко сыновья и внуки,
Что хранят семейную нить.
Он кручину сдержать не может:
«Как ей там, горюхе моей?..»
У неё ледяное ложе,
А старик завидует ей.
Потому что не ей досталась
Безысходная маета,
Одинокая эта старость
Да ещё она, пустота.
ПОЯСОК
Снова грезится до боли
Самовластно,
В миг любой
Деревенское раздолье,
Полудетская любовь.
Память вянет – не завянет.
До сих пор забыть не смог
У моей соседки Тани
Шитый шёлком поясок.
Днём сиянным,
Ночью тёмной –
Вот докука! Вот заскок! –
Не глаза, не голос томный,
А нарядный, хоть и скромный,
Сарафанный поясок..
То в отраде, то в печали –
Наваждение, дурман? –
Выплывает в дальней дали
Место встречи –
Наш курган.
И не робко,
Не торопко
Опоясной узкой тропкой
Вновь иду – ищу, ищу.
Отыщу – оповещу.
Что ищу?
Судьбу шукаю.
А найду ли? Сам не знаю.
И хранит ли он, курган,
Тот заветный талисман.
Осердившись дюже рьяно
И не вслух меня браня,
Поясок нарядный Таня
Обронила на кургане,
Давши дёру от меня.
Чтоб в натуре,
А не в сказке
Стать кургану подпояской,
Это Танино шитьё
Убежало от неё.
Ясно,
Время в вечность канет,
Не устанет – скок да скок.
И бежит, бежит к Татьяне
Не тропинка на кургане,
А пропавший поясок.
ЖАВОРОНОК
Всё приходит в свой черёд.
По весне хоры в садочке.
Всякий птах своё поёт –
И ложатся строчка к строчке.
Ну, а этот голосит
Только солнцу, только небу.
Где звенит, на чём висит?
Там, вверху зацепки нету.
Прозвенел, и мал, и мил,
Отдохнул, к земле припавши, –
И опять в сиянье взмыл,
И опять звенит над пашней.
Вдохновенью меры нет –
Ода солнцу, ода небу.
И завидует поэт:
– Хоть чуть-чуть похоже мне бы.
ОСЕНЬ
Рощам, словно отпуск. – листопад,
Как страницы книг листают.
Птицы предотлётно гомонят,
Формируя дружно стаи.
Нынче – в путь, весной сюда опять –
И не кара, и не льгота.
Вечно улетать и прилетать –
Их привычная работа.
В облаке качается луна,
Как ребёнок в колыбели.
Осень безмятежна и умна –
Всё на месте, всё при деле.
И ЗЕМЛЕ БОЛЬНО
Лежит под деревом листва.
Гляжу и думаю невольно:
Не может быть земле небольно,
Она же, матушка, жива.
Мне на висок упал листок.
Пульс зачастил, и сердце сжалось.
И я воскликнул, видит Бог:
– Какая боль! Какая тяжесть!
РАЗГОВОР С ИВОЙ
Я над могилой ивушку ращу.
Коль спросят,, что даёт ей силу,
Не вслух скажу, а тихо погрущу:
Её хранит слеза по милой.
Пускай никто не видит ту слезу,
А ива рада капле этой.
Сюда я боль горючую несу,
А мне кивок ветвей ответом.
Как ритуал привычный сотворю –
Безмолвно, благостно, любовно
Я с ивой, словно с милой, говорю,
И мне не больно.
Мне не больно.
МАЖОР
Одно скажу, что если самому
Мне выбирать миноры и мажоры,
Я выберу ярмо или хомут.
Привык тянуть, как вол, свою мажару.
Всю жизнь везу, хватает сил пока,
Стихи и прозу, прочие поклажи.
Мне в радость обретённая строка,
Не жалуюсь, когда и сажей мажут.
Похвал и по заслугам не люблю –
Застойная заглушка, не иначе.
А критику и горькую терплю.
Ведь неудача – лишь ступень к удаче.
ИЗ ВОЕННОГО ДЕТСТВА
Ядрёный град лишь несколько минут
Строчил, как пулемётная тачанка,
Долдонил, что, конечно, не пройдут
Ни плеть, ни ус, ни клубень, ни початок.
Являл он безутешную печаль,
Наш огород,
Истоптан и изломан.
Похоже, день весенний источал
Не влагу благодатную, а злобу.
Мы, сельская босая детвора,
Кричали и молили:
– Дождик, брызни!
Но град, не дав и капельки добра,
Провёл межу
Меж гибелью и жизнью.
Была война.
И длился день, как век,
Наполнен и тревогою, и скорбью.
Мы знали: сохранившийся побег
Спасёт тебя от голода, накормит.
Была война.
Так надо же и град!
Но всё ж любой, – неважно, стар иль молод, –
Говаривал:
– Бедует Ленинград,
А что у нас – да разве это голод!
И снова в поле,
Снова в огород,
Мы тоже были тягловою силой.
Мальчишки – неуступчивый народ,
И, как народ, мы напрягали жилы.
И если нынче наводненье, град
Иль, может, потрясения иные:
– Да разве это беды! – говорят
Военных лет мальчишки заводные.
ЛЕСНОЙ ТРОПОЙ
Позднею грустной весною,
В сизом туманном чаду,
Узкою стёжкой лесною
К юности нашей иду.
Помнишь жемчужную поросль –
Ландышей щедрый разбег?
Эту желанную пору
Не возродить нам вовек.
Нынче я той же тропою,
Мрачен, уныл, нелюдим,
В лес ухожу не с тобою,
А сиротливо, один.
Собраны цветики эти
Строго, один к одному.
Не предназначен букетик,
Кроме тебя, никому.
Этой печальной дубраве
Как на духу говорю:
Ландышам выпало право
Лечь на могилу твою.
ХОККЕИСТ
Я с палочкой хожу по променаду.
За клюшку, не за то, что так уж быстр,
Дворовая хоккейная команда
Присвоила мне кличку «Хоккеист».
Спросил меня с издёвкой вратаришка,
Отбивший шайбу:
– Не зашибли, дед?
Зарвался парень, и зарвался слишком.
– Стань на ворота! – я ему в ответ.
Не хвастаюсь, но кое-что умею.
И кистевым, не напрягая жил,
Я клюшкой не хоккейной, а своею
Ту шайбу в верхний угол положил.
Я с палочкой гуляю, как обычно.
Я «Хоккеист», и никаких обид.
Но то, что говорилось иронично,
Сегодня уважительно звучит.
КОГДА ВИШНЯ ЦВЕТЁТ
Обидно, что короток век
Вишнёвого вешнего цвета.
Как только что выпавший снег,
Он стёжки садовые метит.
Лежат к лепестку лепесток,
Упали и таять не стали.
Ну, словно положенный срок
Секундами мне отсчитали.
А ВСЁ НЕЙМЁТСЯ
В июле липа отцветёт,
И соловейке не поётся.
А у меня наоборот:
Мне всё неймётся, всё неймётся.
Стучится что-то под ребром,
На волю вырваться не может.
Виски покрылись серебром,
И я твержу себе: негоже!
Ты сердце старое не рви,
И хватит пялиться на женщин!
Ни строчки больше о любви!
Есть поважней на свете вещи.
Но признаюсь, себя браня,
Что сладить с сердцем нету мочи:
Не хочет слушаться меня,
Жить без любви оно не хочет.
БОМЖ
Садовый домик, хижина бомжа, –
Между нуждой и роскошью межа.
Сюда зимой хозяин не заглянет,
Весною наведёт завидный глянец.
Пристроился незваным на постой
Мужик своеобразный, непростой.
Топи, вот печь, вон сложены дровишки…
Умело эдак складывать бы вирши.
Порою он на рынок держит путь,
Что попросить, а что и умыкнуть.
Теперь он просто бомж первостатейный,
В нём не узнаешь кандидата в гении.
Не так давно был принят на ура
Как обладатель яркого пера.
Его таланту пели дифирамбы.
Казалось, нет ему на свете равных
И сделалась привычною ему
Хвала его таланту и уму.
Писал стихи, самовлюблён и счастлив,
Но похвалы со временем пригасли.
– Завистники! – он вынес приговор.
И запылал, и зачадил сыр-бор.
Прислущайся он к критике суровой –
Глядишь, и снова засверкало б слово.
Но нет, одни банальности в стихах.
И книжку раздолбали в пух и прах.
О почестях уж нет и разговору.
…Тут и бутылка оказалась впору.
Она всегда, мерзавка, тут как тут:
Нужна – зовут и не нужна – зовут.
Ему она и альфа и омега.
И покатилась под гору телега
И не заметил гибнущий поэт,
Что в сорок лет он плесневелый дед.
Из глаз былые искорки исчезли.
И не слыхать уж соловьиной песни.
– Я поднимусь! – твердил себе. – Всплыву!
И допишу своей судьбы главу…
Рука по снежной осыпи чертила…
А в авторучке высохли чернила.
СЛЕЗА НА ЛЕПЕСТКЕ
Склонился к розе, чтоб её краса
Вошла к любимой лучиком в светлицу.
Но не успел:
холодная роса
Заставила меня остановиться.
Блеснула, как слеза, на лепестке.
Взглянула роза на меня с мольбою:
– Не нож садовый,
зло в твоей руке.
Чем виновата я перед тобою?
Любимой я скажу, как на духу:
– Сокровища к твоим ногам я брошу.
Но совершить злодейство не могу.
Я нынче видел плачущую розу.
РУССКИЙ РАЙ
Ты думаешь,
что райские врата
На дальнем побережье океана?
Что друга там найдёшь,
а не врага
И блага от природы первозданной?
Ты веришь,
что тебя согреют тут
И обеспечат здравием навеки
Что здесь, хоть и не ангелы живут,
Но с ангельской душою человеки.
Ты веришь
в эту сказочную чушь,
Готов скакать в неведомые дали.
А если призадуматься чуть-чуть –
Неужто там
лишь нас с тобою ждали.
Прижал бы хвост
и бога не гневил,
И не искал придуманные кущи,
Избушку, как гнездо,
семейству свил,
Да щи варил покруче и погуще.
Сад посадил бы,
сыновей взрастил
Да жёнушку любил до дней последних,
Нечаянно обидевших простил
И не прощал бы распускавших сплетни.
Ведь истину простую русский люд
Придумал для себя,
не для кого-то:
Рай там, где нас с тобой не ждут;
Наш рай – работа
до седьмого пота.
МАЛЬВЫ
Монолог садовника
Мадам!
Вы не взлюбили мальвы.
Не вижу в этом их вины.
Они, конечно, не для спальни,
И не для офиса они.
Мадам!
Поверьте: если знал бы,
Что не для них ваш строгий стиль,
То ни за что б на свете мальвы
К вам в палисад я не пустил.
Мадам!
Причина – та дивчина,
Что мне в подмогу взяли вы.
Осталось удалить причину
Из сердца и из головы.
Мадам!
Конечно, эти мальвы –
Ну, никакие не цветы,
А долговязые канальи –
Ни блага в них, ни красоты.
Мадам!
Я вырву мальвы с корнем
И превращу в труху и хлам.
А что мне больно и прискорбно,
Я вида не подам, мадам.
МОЛНИЯ
Твой взгляд – как молния в ночи.
Что в нём –
Спасенье или гибель?
Что в сердце ввёл,
Из сердца вывел?
Открой мне душу, не молчи.
На прочность чувства модный тест?
А может, игры в кошки-мышки?
А у меня смятенье мысли,
Сомнений целый Эверест.
Капризы молний в декабре –
Не по любви, не по сезону.
Морозный дух свежей озона
Остудит голову тебе.
Мой пыл сердечный как-то сник.
Я успокоился и вижу,
Что вроде молнии всё ближе,
Но веет холодом от них.
ГДЕ ТЫ, ЗИМА?
Она уже в пути,
коварная пурга.
Они уж тут как тут,
крещенские морозы.
И, льдинками шурша,
ледовая шуга
Сжимается плотней –
и горбятся торосы.
Я это написал
в подарок декабрю,
К его началу,
как из года в год бывало.
А нынче Дед Мороз –
не по календарю,
Метели, снегопады
где-то заплутали.
Скажу, как быть,
чтоб аномалии ушли.
Не надо брать в расчёт
ни джоули, ни герцы.
Заменит враз
все морозильники земли
Оно, моей подруги
ледяное сердце.
НЕЗРИМЫЙ БОЙ
Несут охрану жизни и здоровья
Спецы на ять,
А то и на сто ять,
Когда приходят в храмы постоять
Особые особы из «верховья».
Быть незаметным,
Самому глазасто
Всё видеть и предвидеть наперёд.
Не знает и не должен знать народ,
Как охраняют правящую касту.
Всегда, везде спецслужбы наготове.
Коль нужно, смогут заслонить собой.
Но главное –
Вести незримый бой.
Так будет впредь,
Как было и дотоле.
Опережать! –
Простая мысль стучится.
А вы всё по хвостам да по хвостам.
Вам надо раньше оказаться там,
Не где случилось,
А могло случиться.
АНОМАЛИИ ПОГОДЫ
Снег выпал только в январе.
А. С. Пушкин.
А нынче даже в январе,
Похоже, не дождёмся снега.
Кисель всю зиму во дворе,
И морось плюсовая с неба.
Ну, верить, нет ли – не отдаст
Свои позиции природа.
Наверно, май на снежный наст
И на мороз наладит моду.
Чему дивиться, господа?
Зима, как женщина, капризна:
Коль нужно «Нет»,
Подкинет «Да»,
Коль ждёшь мороза,
Дождик брызнет.
А может, злые холода
На том боку Земли скопились?
Впервой за долгие года
Для дяди Сэма не скупились.
Что ж, мы в подшефные берём
Вас, подмороженные янки:
И самогоном ототрём,
И на Аляске печь сварганим.
О ЧЁМ ТЫ, КОЛОКОЛ?
О чём ты, колокол?
О чём
Печаль таинственного звона?
Чья драма прозвучала в нём,
Чьей безутешной скорби стоны?
Не знаю, что хотел звонарь
Вложить в сердца послушной паствы.
А может быть, в такую рань
Он просто жаловался власти?
Звон поднял в небо голубей.
Проснулась паства.
Но известно:
Власть не услышит, бей не бей,
Скорей услышит царь небесный.
ГОСТЬ
Ну, что, дураша, изголодался?
А твой хозяин, поди-ка, сыт,
На городское жильё подался.
Какой на даче зимою быт!
Давай, заходь ко мне, бедолага!
Сейчас похлёбку сообразим.
Харчи мои не с блатного склада,
Но на ужин хватит двоим.
Не жадничай, ешь спокойно.
Дал бы косточку похрустеть,
Да не взял.
Не гляди укорно.
Будешь есть, что в натуре есть.
А теперь приляг у камина,
Отогрей худые бока.
Вижу, ты неглупая псина,
И душа, как шёрстка, мягка.
Отогрелся, поел – понимаю.
Не винись, дружок, ничего!
У собаки служба такая –
Ждать хозяина своего.
ТИШИНА
На мир упала тишина.
Как оглушительна она!
И как притворна, как уныла,
И сколько козней затаила!
Не убеждай, не убедишь!
Знай:
Громче ядерного взрыва
Вся эта утренняя тишь,
Она молчаньем нашим взрыта.
Мы превращаем в топь поля,
Тайгу пожарищами греем.
Молчим, молчим.
А что же для
Потомков сохранить сумеем?
Байкала не уберегли,
Водицы не испросишь ковшик.
Клоаку из любой реки
Нам сотворить – простого проще.
На небо лучше не глядеть,
Не пить, не есть,
Коль мыслить здраво.
И воздух, и вода, и снедь –
Уж не отрада, а отрава.
– А ты не «пере»? – спросит вдруг
Мой друг.
И что ему ответить?
Что тишина стоит вокруг,
Мир поднебесный чист и светел?
Хотел бы согласиться с ним,
Хотел бы в лучшее поверить.
Боюсь, что нынешнее «пере»
Мы завтра в «недо» превратим.
Всего важнее нам с тобою
Весна, дожди и громобои.
Не пой, дружище, тишину,
Не расхолаживай страну.
ДВУСТИШИЯ
1.
Запомни, философ, истину эту:
Омлет из яйца, а не яйцо из омлета.
2.
Никто не бывает глупым всегда.
Но с каждым случается иногда.
3.
Смерть есть то, что нам не нужно,
Но куда мы мчимся дружно.
4.
«Штаны продам, но пил и буду пить!»
А детям хлеба не на что купить.
5.
Ну, кто вам сказал, что это –пение?
Для нас ваше пение – тест на терпение.
6.
Хворобу эту не осилить, господа!
Завистники умрут, а зависть никогда.
7.
И новый том ничуть не лучше:
Не очень складно и очень пахуче.
8.
Том столкнулся с головой.
Чья вина, что звон пустой?
9.
Наглый, как волк, трусливый, как заяц
Носит прозвище «рыжий нанаец».
10.
Вороны сбиваются в стаи.
Орлы в одиночку летают.
11.
Его не унять – стрекотать привык:
В полфунта ум, в аршин язык.
12.
Сколько за лето поэтом пропето!
Нет ни монеты поэту за это.
ВЕЧЕРНЯЯ ПРЕГОЛЯ
У Преголи стажа, доли
На двоих, а то и боле.
И спокойна, и вольна
Речки скромная волна.
То плеснёт в прибрежный камень,
То в морском заливе канет.
Омывает кус земли
Русской западной семьи.
Нынче пенно воды гонит
Светлой ставшая Преголя.
Не забыла ли она
Про былые времена?..
…Вечно тихая, простая,
Речка разом перестала
Быть спокойной, деловой,
Поменяла облик свой.
Час, другой –
И переправа
Стала красной,
Стала ржавой.
Перешёл на берег тот
Поредевший вдвое взвод.
Нашим гневом,
Нашей болью
Переполнилась Преголя.
Не вмещали берега
Нашу волю бить врага.
Я и нынче в час заката
Чую – сердце болью сжато.
Вечер красит облака –
Красной кажется река.
Не остынет наша память:
Всё, что было, – вечно с нами.
А прегольская волна
И красна, и солона.
ЗВЕЗДОПАД
Ты видел небо в звездопад?
Как будто,
вкладывая душу,
Крестьянин бросить в пашню рад
Ржаное семя – хлеб грядущий.
Приметы людям говорят,
Что звездопады к урожаю.
Привык работе доверять,
Но и приметы уважаю.
Я жду весну, к весне иду.
Душа и небо – нараспашку.
Бросаешь семя в борозду,
Получишь колос и початок.
Но скептик пахаря костит,
У скептика свои резоны:
Мол, небо хлеба не растит,
Поля – не клумбы, не газоны.
Да, звёзды хлеба не растят.
Мечту растят,
бездумный идол!
Не видел небо в звездопад –
Ну, значит, ничего не видел.
СЛОВО МОЛОДОГО СОЛДАТА
Любовь рождает волю и отвагу.
Приняв присягу боевому стягу,
Я защищать Отечество готов.
И может быть спокойна Русь святая.
У нас, у русских, формула такая:
Нас в бой ведёт
Любовь.
Любовь,
Любовь
Любовь к России и родному краю,
К столице, что заочно обожаю,
Е деревне, где остался отчий кров,
К работе, что по нраву выбираю,
И к девушке, что встречу и узнаю.
Нас в бой ведёт
Любовь,
Любовь,
Любовь.
ЗАВИДУЮ
1.
Я тебе завидую, море,
Безграничным ширям и далям,
И твоим несказанным зорям,
И ему, девятому валу.
Твоему завидую нраву,
Кораблям, насупленным грозно,
Петербургу, Балтийску, Нарве,
Но, конечно, без прошлой розни.
2.
Я тебе завидую, небо,
Ночью звёздам, а утром сини,
Я тебе завидую, лебедь,
А ещё соловьям России.
Я завидую звездопаду,
Грому с молнией знойным летом
А ещё штормовой блокаде
И холодным, в росе рассветам.
3.
Я тебе завидую, поле,
Твоему аромату хмельному,
И крестьянской, мужицкой доле,
И в саду пчелиному дому.
Я любуюсь скошенной нивой,
Ветряком на уютном взгорье.
Говорю:
– До чего красиво!
И опять уезжаю к морю.
ДРАКОН
Война – всё пожирающий дракон.
И сколько нас его добычей стало!
Народы, страны поглощает он,
И всё ж ему
Всё мало, мало, мало.
Детей растим,
Чтоб угодили в пасть
Тому же ненасытному верзиле.
Глотать людей –
Его чумная страсть,
Чтоб славные деянья не вершили.
Я в этой пасти не хочу пропасть.
Но, чтобы то, что названо войною,
Ушло навек
И не вернулось вспять,
Пусть умирает, поперхнувшись мною.
ГОЛОСА ВЕСНЫ
Ночью гремели литавры.
Утром в саду тишина.
С берёзы капают такты,
Что за ночь скопила она.
Скворечник, послушный ритму,
Сверяет вокал скворца.
Нужные ноты и рифмы
Легко находят певца.
Слышно, как в домике этом –
Неважно, впопад или нет –
Вполне добротным фальцетом
Вступает писклявый квартет.
Пищите, старайтесь, скворчата!
Коль начали с этих пор,
К осени выдаст кантату
Спевшийся, слаженный хор.
ОНА ЖИЛА НЕПОДАЛЁКУ
Она жила неподалёку, –
Там, за углом, её жильё, –
Как день весенний, синеока,
И я боготворил её.
Ни ей и никому на свете
Про это я не говорил.
Но знали все.
Наверно, ветер
Из тайны новость сотворил.
Бывало, встречу – улыбнётся.
И вдруг – за что? – воротит нос.
А может, сердце слышно бьётся,
Не просто слышно, а вразнос?
Мои друзья глядят с насмешкой.
Она плюс я, – напишут, глядь.
Вот и бежит она поспешно,
Меня завидевши опять.
Мне петь охота, да не смею.
Что не дано – то не дано.
К тому же я при ней немею.
А пацанам твержу одно:
– Всяк схлопотать по полной может,
Кто вякнет лишку, так и знай!
Они в ответ, что всё на роже,
Как в книжке, писано – читай.
Когда совсем уж явно стало
Ей, а не только пацанам,
Она пришла и прочитала…
Что?
Что прочесть хотелось нам.
И с той поры зимой и летом
Я всё доказываю ей,
Что среди женщин на планете
Нет синеглазее моей.
БЕССОННИЦА
Она всю ночь не даст сомкнуть глаза,
Одна из привилегий стариковских,
Прочитанная много раз глава –
Бессонница,
Непрошенная гостья.
Из привилегий?
Что ж, пусть будет так.
Природа-мать, она щедра, ей-богу.
Бессонница – её вниманья знак
И время для раздумий и итогов.
Я в сон вхожу, как самолёт в полёт,
Мне разбежаться непременно надо.
И сны,
Теперь поштучно, прежде стадом,
Теперь скромны, тогда наоборот.
Да и приснится редко что-нибудь.
Те, что не видел, не приходят вовсе.
Перебираю в памяти свой путь,
Былых событий путаные космы.
Что плохо спится – не ищу причин.
Не совесть, старость не даёт покоя.
А старость – состояние такое,
Которое молчит, а не кричит.
И покаянья строем не стоят –
Повзводно и, тем более, поротно.
А сны, и не приснившись, говорят,
Что жизнь была
Хоть долгой,
Но короткой.
ПРОГРЕСС
Повсюду время роботов грядёт.
Дорогу в производство –
Автомату.
Он не бастует,
Избегает мата,
Обходится без льгот и без зарплаты.
К тому ж не пьёт.
Пока ещё не пьёт.
ПОФИЛОСОФСТВУЕМ?
Люблю читать
восточных мудрецов.
Их краткие и образные мысли –
Посланья
без конкретных адресов
И, стало быть,
для каждого письмишки.
Ну, вроде ни о чём
и обо всём.
Об опыте, накопленном годами,
О тяготах,
что стонем, а несём,
О радостях,
что редко выпадают.
– Что наша жизнь? –
открыл я веский том,
Словесные затейливые кудри.
– Всё и ничто, –
в ответ мне бросил тот
Предельно просто,
философски мудро.
Жизнь –
и вопрос коварный, и ответ,
Звериный рык и соловейки песня.
Жизнь – это молния:
сверкнёт – и нет,
Подлунный мир,
в котором миру тесно.
Жизнь – это спор,
в котором каждый прав
И столько правых,
сколько и неправых.
Все прав хотят,
всем не хватает прав,
А их с избытком,
если мыслить здраво.
А рядом с правом
водрузить бы долг.
Но о долгах не слышно перепалки.
В костёр вражды
мы не жалеем дров,
А дружба –
не объятия, а свалка.
А может, в этом суть и состоит?
Добро и зло
легко ль уравновесить,
Слить воедино города и веси.
Ведь это значит –
жизнь остановить.
НЕ СПИТСЯ
Не спится, не спится,
Тяжко луне
Распластаться в окне.
Открою дверь, впущу её
В бессонье моё.
Не спится, не спится.
Вот напасть!
Мысли – колёсными спицами.
Стоять, устоять,
Не упасть, не пасть –
Не спиться, не спиться!
Не спится, не спится.
Стучит в висок
Совсем пустяшный вопрос:
Распутать или разрубить клубок
Проблем в полный рост?
Не спится, не спится.
Твержу луне:
Войди, посвети, уйди.
Дай утихнуть тревоге во мне
И боли в груди.
\
КАК БЫТ ВЕЛИТ
По ледку по тонкому,
Вовсе не окрепшему
Ни к чему вдогонку нам
На санях за пешими.
Не стучи по куполу,
Как шуруп, не ввёртывай –
Не втолкуешь глупому,
Не разбудишь мёртвого
Жизнь у нас межована:
То друзья, то ссоримся.
У лошадок кованных
И работа спорится.
ЖЕЛАЮ ВАМ
Покоя и достатка дому,
Благополучия семье.
Да не гремят над вами громы
Ни в небесах, ни на земле.
Здоровья – как воды из крана,
Но без нужды его не трать.
Добро – душе, а не карману,
Курс – на «давать», а не на «брать».
Лишь то дарю, что сам имею, –
Бери, довольствуйся, живи!
Друзьям –
Учись, что я умею,
Врагам –
Увы, иду на вы!
НОНЕШНИЕ ЧАСТУХИ
Разобраться не могу,
Мистика – не мистика:
Каталажка бедняку,
Жулику амнистия.
Лет военных детвора
Ждёт закон – давно пора.
Ну, а в Думе тоже ждут:
Может, сами перемрут.
Стартов много впереди
В спорте и в политике.
Игроков хоть пруд пруди,
А команды липовы.
Он топнул ногой
Да притопнул другой.
Молодой – не молодой,
Но опять же холостой.
КУПАНИЕ ПОД ЛУНОЙ
А помнишь, мы вместе ходили
На небо ночное смотреть?
Красивейшую из идиллий
Луна обнажала на треть.
Мы долго в реке полоскались
Одни голышом в темноте.
И лунные брызги ласкались
К твоей не святой наготе.
Моим сверстникам –
детям войны.
ДЫМ НАД ДОМОМ
Поэма
Не верь войне, мальчишка…
Б. Окуджава.
В том кургане похоронена война.
В. Боков.
ЗОВ
И потянуло сердце властно,
Не согласуясь, повело
Туда,
В старинные Отъяссы –
Моё тамбовское село.
На речку Цну,
Где плачут ивы,
В истоме летней берега,
На работящие, живые,
На сенокосные луга.
Опять всплывает лихолетье
В тревожной памяти моей,
И мы,
Поры суровой дети,
До срока ставшие взрослей.
Дымы над Русью,
Каждым домом,
Как будто вся страна в огне.
И тишина набатным громом
Оповестила о войне.
Не сознавая в полной мере
Размер нагрянувших невзгод,
Мы хлопотали, как умели,
Весь жуткий срок
За годом год.
Забудь про шалости, забавы.
На плечи детские легли
Совсем не детского масштаба
Заботы матушки-земли.
И школа, и работа в поле,
И перетруд, и недоед,
И похоронок горьких боли,
И ожиданье новых бед.
Сестрицы, Нила и Алёна, –
Две непохожие судьбы,
Две переполненные стоном
Не отболевшие беды.
Окончив школу в сорок первом,
Алёна знала путь один:
На фронт, в разведку –
Самый верный,
Прямой, без всяких середин.
С тех пор не видел я сестрёнку.
Ни слова – явь, ни звука – сны.
А похоронка на Алёнку
Придёт в село в конце войны.
Алёна – в бой, маманя – в слёзы,
Отец на фронте с первых дней.
А Нила всем нутром в колхозе,
И я при деле рядом с ней.
Дядья, двоюродные братья –
Никто не прятался в кусты.
Им не списаться, не собраться,
Хоть эти сборы и просты.
И на войну-то уходили,
Лишь гнев и веру взяв с собой.
С тем и в Европу угодили,
Где обрели навек покой.
Они мне видятся и снятся.
Покоясь там,
В чужой земле, –
Не мстить, но помнить! –
Все двенадцать
Как будто завещают мне.
Ну, а тринадцатый, Тимоша,
Домой вернулся.
С костылём.
Безножья тягостную ношу
Не мог осилить нипочём.
Бывало, выпьет – рвёт рубашку,
– Вперёд! За Родину! – кричит.
Костыль бросает,
Но культяшка
Из брюк беспомощно торчит.
Он всё познал, гвардеец истый, –
Не в счёт дожди,
Не в счёт снега.
Он так и умер, не смирившись,
Что у него одна нога.
В селе Тимошу люди помнят,
Он был хорошим печником.
Нет мужика,
А дым над домом
Напоминает нам о нём.
МУЧЕЛЬ
Мучель…
Откуда это слово?
И кем придумано оно?
Мысль позвала к родному крову,
Туда, где не был я давно.
Мучель…
Словечко и у Даля
Отыщешь с горем пополам.
Но, коль вы муки не видали
И коль мучеля не едали,
То и мука не в радость вам.
И вот я думаю:
От муки
Оно пошло
Иль от муки?
Пусть разбирается наука,
А виршеплёту не с руки.
Луга и выпасы, ей-богу,
Назло нагрянувшей беде
Давали нам, хоть и немного,
Прибавки к горестной еде.
Щавельным щам отдали дани
Дворцовый комплекс и изба,
И горожане, и селяне,
И богатей, и голытьба.
Купырь (иль дягиль – всё едино)
Любым десертам фору даст –
Порезать стебель длинный, чинный
В кисель, компотец – в самый раз.
А вы не знали?
Не слыхали?
А знали б – то воздали б честь:
И в пироги его б пихали,
И так могли бы похрустеть.
Но это – плачи, не иначе,
Ничто в сравненьи с чудом тем,
Которым я рассказ свой начал
И в заголовке обозначил
Одну из самых горьких тем.
Глядь, Цна не завтра, а сегодня
Освободится ото льда,
И сенокосные угодья
Покроет полая вода.
Ах, половодье!
Нам то благо,
А то и пагубу несло:
И сенокосу выдаст влагу,
И вдруг затопит всё село.
Цна и буянит, и играет,
Свои покинув берега,
Здесь, на покосе, оставляет
Что за зиму приберегла.
А половодье – не игрушка,
Хвалить иль хаять не спеши.
Всё разметает, всё порушит:
И вётлы – славные простушки,
И нам в угоду камыши.
– Пошто в угоду? – ты спросил бы.
А я в ответ сказать могу,
Что Цна не мусор выносила,
А камышовые массивы,
Чтоб уронить их на лугу.
Да это ж лакомые корни,
Почти что сахарный тростник!
Конечно, вдоволь не накормят,
Но в них крахмал,
И сахар в них.
Бывало, солнышко подсушит
Те камышовые дары,
Туда по самые по уши –
Спас для голодной детворы.
Мы поджигали эти кучи
И доставали из костров
Печёный, жгучий и пахучий
Подарок заливных лугов.
И был у нас такой обычай:
Что перепачкано – не мыть
И в этом дьявольском обличьи,
Зато со сладкою добычей,
К вечерней зорьке дома быть.
Она, рассыпчатая штука,
И составляла нашу цель.
Муку наполовину с мукой
И называли мы мучель.
Порою кажется, что это
Не в жизни было, а во сне…
За то, что мы живём на свете,
Что наша песенка не спета, –
Поклон весне
И речке Цне.
СЕНОКОС
В былые годы сенокосы –
И труд, и праздник на земле.
Пришла пора –
И утром росным
Аврал в селе,
Аврал в семье.
И вот – обозы не обозы –
Подводы скученно идут.
Народ общиной,
Всем колхозом
Идёт на луг,
На страдный труд.
И добрались, и стали станом.
Вот уж раздолье ребятне!
Глядь, у костра духмяно станет –
Там что-то булькает в котле.
Здесь тётка Марфа кашеварит.
По этой части столько лет
Ей равных нет, износу нет.
И добрым словом всех одарит,
И в самодельный гонг ударит:
Пожалте, дескать, на обед.
А что сготовила стряпуха?
Чем удивить народ смогла?
Традиционная сливуха –
Вот украшение стола.
А впрочем, «стол» звучит условно.
Все с бригадиром во главе
И по его, конечно, слову,
Кружком уселись на траве.
А бригадир, Степан Лукошин,
Перекрывая общий гул:
– Вот в эту миску добрый ковшик
Плесни! – кормилице кивнул.
Ну, а сливуха – что за диво?
Причём тут сливки или сливы?
А ни причём, коль хочешь знать, –
Ни пить, ни с дерева срывать,
Но обязательно сливать.
Ах, каша пшённая с картошкой!
Слей – и похлёбка в ход пошла.
И застучали миски, ложки –
Всем тётка Марфа налила.
Пока похлёбку ублажали,
Сливуху над огнём держали:
Чтоб до кондиции дошла,
Она упариться должна.
А утром – штурм.
Отбиты косы
И приготовлены бруски.
– Коси! – трава безмолвно просит,
Изнемогая от тоски.
И вот, покуда не протёрло
Светило сонные глаза,
Покуда птахи чистят горла,
Пока не высохла роса,
Ещё туманом не осело
Дыханье тихое реки, –
Вставай, народ!
Пора за дело!
Литовки в руки, мужики!
Стоят они –
На загляденье,
Как на подбор, богатыри!
Святой Руси простые дети –
И пахари, и косари.
А первым стал Степан Лукошин –
Мастеровит, силён, умён.
Им ритм, рабочий шаг покоса,
Как на весах, определён.
Перекрестился, молвил «С Богом!»,
А для безбожников – «Вперёд!»,
Несуетливо, ровно, строго
Строй косарей, как в бой, ведёт.
В конце прогона вытрет косу, –
Ну, вроде пот с неё утрёт, –
Кому-то в шутку слово бросит,
Кому-то косу отобьёт.
И упадёт в траву густую,
Чтоб не остынуть, – на чуть-чуть,
Почуять силушку земную
Дать стали в косах отдохнуть.
Но скоро-скоро жарко станет,
Запахнет мир иною сталью.
Когда пойдёт в атаку взвод.
Он, как былой косарь усталый,
Раскинув руки, упадёт.
И сколько их, тогда упавших,
Так и не встали в полный рост.
Земля –
И сенокос, и пашня –
Оплачет их слезами рос.
ПРОЩАЙ, НИЛА!
Тогда нередко хоронили.
Та участь выпала и мне.
Ушла моя сестрица Нила
Туда, к утраченной родне,
По неприветливой погоде,
Отставив срочные дела,
На переполненном погосте
Сошлось едва не полсела.
А я расспрашиваю маму:
– Никак я что-то не пойму.
Мы плачем – нету Нилы с нами,
А остальные почему?
Сестре уже пятнадцать было.
Весёлый нрав,
Задорный смех.
Да, Нилу все за то любили,
Что и она любила всех.
Она в любое дело вхожа,
Работа взрослая по ней:
И подоить бурёнок может,
На свиноферму сходит тоже,
Чтоб корм запарить для свиней.
Была в селе у нас старушка,
И одинока, и хвора.
Её избушку-развалюшку
Под свой присмотр взяла сестра.
И мыла Нила, и варила –
Как успевала, не понять, –
И школа Нилу не корила,
Всё на «отлично»,
Всё на «пять».
Что за болезнь? Откуда пала?
Угасла Нила, как свеча.
Не оттого ль село рыдало,
Бранило женщину-врача?
Всё примечающая молодь,
Не упрекай врача, погодь!
Недетский труд и полуголод
Свели сестрёнку на погост.
Но время шло.
Я понял вскоре:
Коль бед, как снегу, намело,
Своё выплакивало горе,
По Ниле плакавши, село.
Скорбят и матери, и вдовы,
И плакальщицы тут как тут:
За всех родных поплачут вдоволь
И сами душу отведут.
Вам доводилось слышать плачи
В деревне на похоронах?
Там никогда слезу не прячут,
И чтут страданье, а не страх.
Нет, плач – не болевые вопли
И не заламыванье рук,
А сердца страждущего отклик,
А сгусток самых горьких мук.
Они не плакали, творили,
Вживаясь сердцем в эту роль.
Не утешенье говорило,
А бабья доля,
Бабья боль.
Так и оплакали сестрицу.
Ведь как одна семья – село.
И голосили мастерицы
Негромко, больно и светло.
Прости меня, сестрёнка Нила,
Мы часто ссорились тогда.
А без тебя совсем уныло,
А без тебя совсем беда.
Маманя плачет нынче часто
Иль недвижимо смотрит в пол.
Какой-то стала безучастной
И молчаливою с тех пор.
РЕКОРДИСТ
Ну, кто про что, а я про то же,
Про наш колхозный сенокос.
Мы, ребятишки, вон из кожи,
Чтоб каждый внёс в победу взнос.
Отцов и старших братьев наших
К себе покликала война.
Нас
За ушедших и за павших
Стать в строй понудила она.
С косой и старики, и бабы,
Из нас какой-нибудь пострел.
Но что коса! Пустяк.
Вот кабы
На грабли конные попасть бы!
Любой хотел.
И я хотел.
Желанье не бог весть какое.
Но мне и с ним не повезло.
Мечта сломалась, как весло
На лодке дедушки Сысоя.
Ну, про Сысоя чуть попозже,
Теперь же снова про мечту.
Браниться, может, и негоже,
Но я браню её
И чту.
Она, надменная и злая,
И вкривь, как русло у реки,
В насмешку бросила в запале:
– Подрос бы! Руки коротки!
И мне до слёз обидно стало.
Ведь не от рук, от ног беда.
Как ни старался, до педали
Они никак не доставали.
В глазах солёная вода.
Не плачу,
Вовсе я не плачу,
Запорошил глаза пыльцой.
Тут мне задачу обозначил
Не кто-нибудь, а дед Сысой,
Наш новый старый бригадир
И сенокосный командир.
Теперь уж точно не заплачу.
Я с бригадировой подачи
Верхом на мерине сижу,
На грабли свысока гляжу.
На зависть сверстникам отъясским
Верхом сижу и не тужу.
И копны,
Шлейкой опоясав,
К стогам растущим отвожу.
Работа спорится отменно,
И седоку послушен мерин.
– Ну, рекордист! – сказал мне дед.
Да, рекордист!
В двенадцать лет.
НА ПОБЫВКУ
Побыв на госпитальной койке,
Да у хирургов той порой
Пройдя процесс шитья и кройки,
Мой батя возвращался в строй.
А военврач, и прост, и чуток,
Дал предписание ему:
– Иди воюй, но двое суток
Отдай семейству своему.
До «передка» сто вёрст всего-то,
К тому ж почти что по пути.
Врач намекнул:
– Ну что, пехота,
Две ночи всё ж. Не подведи.
Война – и вроде не до шуток,
Идти в атаку, не к венцу.
Однако дома двое суток –
Подарок редкостный бойцу.
И помаленьку, понемногу
Враз госпитальные друзья
Отцу собрали на дорогу
Что можно и чего нельзя.
Его не то чтоб как героя,
Но всё ж встречали всем селом.
И женщины, не пряча горя,
Спросить старались о своём.
У всех одно в глазах светилось,
Один единственный вопрос:
– С моим встречаться не случилось?
Он отвечал;
– Не довелось.
Он сознавал, как это больно.
Считал, душою не кривя,
Что ждать недолго,
Ждали больше,
Придут мужья и сыновья.
А на столе закуска горкой –
Харчи села, отцов паёк.
Не обошлось без стопки горькой,
При встрече это не порок.
От подрастающего люда,
Кто в детских тайнах знает толк,
Родное фирменное блюдо –
Мучель –
Я выложил на стол.
Мечтал отцу доставить радость
И удивить его хотел.
И в ожидании награды
На батю с гордостью глядел.
Но над столом бедой запахло,
Как будто пала злая весть.
Отец взглянул
И тихо ахнул:
– Да разве это можно есть?
Он увидал беду воочью:
Его селу, стране теперь
Стал белый день чернее ночи,
А ночь страшней, чем лютый зверь.
Утёр слезу солдат калёный,
Сто раз боями опалённый,
Солдатским потом просолённый.
Ах, кабы знал я, кабы знал,
Что будет так, юнец зелёный,
Сюрприз бы свой не затевал.
Ах, кабы знал я, кабы ведал!..
Уже ушли домой соседи.
А я всё думал и молчал,
Молчал и размышлял усердно.
О чём?
Начале всех начал.
ЭПИЛОГ
Да, крепко в памяти осела,
Казалось, давняя война.
Ушла и не ушла она,
И не в одних утратах дело.
Да, тяжелы они, утраты,
Велик страданий наших счёт.
И ни единой скорбной даты
Забвенью не предаст народ.
Да, за грудиной, в межреберье
Боль, словно молот,
Бьёт и бьёт.
Но в нас жива святая мера,
Что мести воли не даёт.
Пусть не смолкает птичий гомон,
Пускай всегда на речке Цне
Спокойно вьётся дым над домом,
Кипит сливуха на огне.
***
ЛИСТОПАД,
СНЕГОПАД,
ЗВЕЗДОПАД
Припозднившееся
Миры цвели и отцветали
На звёздном дереве времён.
Максимилиан Волошин.
Живём взахлёб, живём вовсю.
Давид Самойлов.
ЧЁРНЫЙ ДЕНЬ
Казалось, что износа мне не будет
И старость не наступит никогда,
Что сердце не погасят, не остудят
Ни беды, ни заботы, ни года.
Не верилось, что чёрный день настанет.
Но он пришёл, неумолимый рок.
Да, миром правит истина простая:
Всему на свете свой приходит срок.
Не прячась, не хитря и не петляя,
Я покидаю жизненный посад..
Ещё одну книжонку оставляю.
Жаль ухожу, чуть-чуть недописав.
ГДЕ ЧАЙКИ СПЯТ?
Где чайки спят?
Где сны свои глядят?
На сотни миль ни кустика, ни норки.
И кажется, что плачут, не галдят.
Их жалобу доносит ветер горький.
Ну, в штиль их убаюкает прибой.
А грозный шторм?
А лютый морозяка?
А волны, что наотмашь, на убой?
На помощь звать?
Но не для птиц морзянка.
А человек на чайку не похож?
А бури не ломают наши крылья?
Ты, жизнь моя, похлеще моря бьёшь.
Нет ни куста, ни норки, чтоб укрыться.
ПРИМЕТА
Примета узаконена давно,
Её и нынче почитают люди:
– Под Новый год печалиться грешно,
Как встретишь год, таким тот год и будет.
Я Новый год по-разному встречал,
Старался ублажать его при этом.
В делах был благонравен и в речах.
Да только что-то не сбылась примета.
А коль молиться сутки напролёт?
Глядишь, изыдут беды и невзгоды,
Везение рекою потечёт
И не уймётся до скончанья года.
Но дед, приснившись, строго произнёс,
Как будто положил в фундамент камни:
– Молись хоть в недобор, хоть в перехлёст,
Но хлеб растить Господь велит руками.
ИМЯ
Что в России значить имя –
Не понять и не постичь:
Был Ильич,
Но не Владимир,
Есть Владимир –
Не Ильич.
ЛИВЕНЬ
Под душем весеннего ливня
Блаженно зажмурился сад.
Не страшно небесные гимны
Литаврами грома гремят.
Уже по колена деревьям.
Земля благодати полна.
Сегодня довольна деревня,
Готовит амбары она.
Ручьи дождевые приемлет
Речушка в свои берега.
Светило скатило на землю
Свои золотые бока.
Веля озаботиться пашней,
Впустую молоть не веля,
Святая кормилица наша,
Отзывчиво дышит земля.
ПОХВАЛА ДЯТЛУ
Грязнуля, бездельница, нерадивая мать,
Кукушка вызвалась нам годы считать.
Кукует, сбивается и вспять опять –
Не то считать, не то воровать.
А дятел трудяга знай стучит,
Работает споро, стучит и молчит.
Считает дятел, вошедши в раж,
Не праздное время, а рабочий стаж..
Дельный птах, работящий мужик.
По дятлову счёту давайте жить.
СЕЗОН ЛЮБВИ
Женские вздохи
Не звала и не ждала
В сердце пламени.
Не спросясь, любовь пришла,
Обожгла меня.
Укатились беды вдаль
Грошем брошенным.
Дни считает календарь
Лишь хорошие.
Млеют вешние поля
В тёплой роздыми.
Ты со мной, любовь моя,
Радость поздняя.
Переполнена земля
Птичьим гомоном.
Полюби и ты меня
По-серьёзному.
Пусть заходит погостить
Буря грозная.
Только ей не погасить
Небо звёздное.
Пусть уйдёт на целый год
Лето знойное.
Но любовь не признаёт
Межсезония.
СТЕПНОЙ КОВЫЛЬ
Ты видел степь, где вихрится ковыль?
Он словно недоволен сам собою.
Хоть шторм не лютовал
И норд не выл,
Похожа степь
На море в час прибоя.
Я долго по утрам всё брёл и брёл.
Что я искал
В зелёном этом море?
И то ли, что искал, я здесь обрёл?
И степь ли –
Амулет, что мной намолен?
Встаю чуть свет –
И снова вдаль,
Пока
Слышны земные гомоны посёлка,
Пока вдали не заблестит река
И «Спать пора!» не скажет перепёлка.
Неизмеримый
Колдовской простор,
Где птичий хор свои слагает зонги.
Седой ковыль владения простёр
До горизонта
И за горизонты.
Случайный гость…Считаюсь чужаком…
Признать своим ковыль меня не хочет.
Я степь нашёл,
Она меня не очень –
И каждый остаётся при своём.
Наездами не сделаться родным.
Здесь надо жить
И вкалывать годами.
И станут хата и кизячный дым
Тебе неоценимыми дарами.
О Господи, даруй мне тишину
И умиротворение земное!
И Русь родную преврати в страну,
С которой мне легко, а ей со мною.
НОЧЬ
Уходят силы, терпеть невмочь,
Но не приходит он
Ночь напролёт – которую ночь! –
Спасительный добрый сон.
Что за муки спать не велят!
Кто бы мне дал ответ,
Пошто они нестерпимо болят,
Раны, которых нет.
А может, эиа шальная напасть –
Судьбы упреждающий знак?
Страшные мысли чёрную пасть
Закрыть не хотят никак.
Впотьмах,
При луне
Или при свечах
В глуши,
В ледяной тиши
Они телесно кровоточат
Раны моей души.
СНЕГОПАД
Гляжу в окно на белый сад –
И не узнать родного сада:
Он погрузился в снегопад –
Предновогоднюю отраду.
А снег идёт, а снег идёт,
Светло и радостно, как песня.
Что недодал за целый год,
Теперь навёрстывает спешно.
И ни позёмки, ни пурги,
И ни сибирского морозца.
Вон чьи-то мягкие шаги
Примяли тропку у колодца.
Весь день деревьям и домам
Снег поправляет покрывало.
Но этим благостным трудам
И ночь прибавить будет мало.
Я не устану битый час
Тянутья сердцем к снегопаду.
И убеждён: с природой нас,
Ей-богу, разлучать не надо.
Мы верим, что под Новый год
Свершим что не успели за год,
Что всё желанное придёт,
А наши беды в бездну канут.
ТОРГАШ
Один толстяк,
Что представляет знать,
Что, словно паровоз, здоровьем пышет,
Изрёк:
– Я помолюсь, коль буду знать,
Что там, на небеси, меня услышат.
Перекрещусь,
Но прежде знать хочу, –
Так бизнес нынче требует, поверьте,–
Какое воздаянье получу,
Чего мне ждать от своего усердья.
Как рынок скажет
Иль расценки есть?
В цене дела благие не упали?
За доллар всю молитву произнесть
Иль хватит шевеления губами?
Полупоклон за доллар иль поклон?
А лбом об пол?
Ну, это «по понятьям»:
За доллар вдарю.
А смогу потом
С колен самостоятельно подняться?
Торгаш, он был и будет торгашом.
Отца и мать продаст, коль спрос отыщет.
Всё обсчитал и знает что почём.
Миллионер,
Ну, а по духу нищий.
Смотри, пузатый, не продешеви!
Оставь свои туманы и обманы!
Мы душу открываем для любви,
Ты –
Для бабла зелёного
Карманы.
КАЖДОМУ СВОЁ
Другу-поэту.
о недруге-словоблуде.
Какие рифмы изобрёл
Наш поэтический орёл!
Эквилибрист, ловкач, трюкач
И с языков любых толмач.
Слова курчавятся, как стружки,
Звенят игрушкой-погремушкой,
И не сгорают, и не тонут,
Но наших душ они не тронут.
Ну что же, каждому своё:
Кому дворец, кому жнивьё,
Кому играть, кому страдать,
Кто хочет взять, кто призван дать.
Твои слова – тяжёлой тучей,
В стихи прессуются всё гуще,
Не веселят, не ублажают,
А гром и молнию рождают.
ОТТАЯЛ
Совсем уж было захандрил
И день за днём помалу тает.
Надежды сдюжить не питает,
И думы горестные стаей
Свою устроили кадриль.
Перелистал житьё-бытьё.
Брал не уборы, не узоры.–
Строптивой совести укоры,
За нетерпение уколы
И за смирение своё.
Но вот оттаяла зима –
Он снова обретает форму
И может дать любому фору:
Хватает стойкости и форсу.
Пускай зима хандрит сама.
ЧЕМ ПОХОЖИЕ НЕ ПОХОЖИ
Нет, не похож тот дом на этот,
А оба одного проекта.
Конечно, оба хороши,
Но в них две разные души.
Неразличимо розы свежи:
Цветы, шипы – одни и те же,
Одна хрустальная роса,
Но у любой своя краса.
Ну,так ли сяк – о, мудрый Боже! –
Близнята – не одно и то же.
А как их всё же различать, –
О том спросите лучше мать.
БЕРЁЗА с ДУБОМ,
ДУБ с БЕРЁЗОЙ
Я посадил в своём саду
Берёзку и дубок.
И желчи полную бадью
Сосед сдержать не смог:
– «Мичурин», не смеши людей!
Ты, видно, впал в балдёж.
И вместо яблок желудей
С деревьев наберёшь.
Что ж, я прощу тебе «балду».
Но, может, ты чудишь?
Румяным яблоком в саду
Кого ты удивишь?
Оно у каждого своё,
И всё ж у всех одно:
Величиной рекорды бьёт
И сладостью оно.
А я ращу в своём саду
Отраду, не плоды.
Тоска – к берёзе подойду,
Как за глотком воды.
А если сил недостаёт,
Рабочий пыл хандрит, –
Взращённый мною дуб поймёт
И силой одарит.
И всё же главное в другом.
Вот логика моя:
Берёза с дубом – мирный дом,
Согласная семья.
Они не вздорят меж собой –
Пример и для людей.
Берёза – собеседник мой,
Дуб – жёнушки моей.
Им – похвала, а не хула.
Порой напряг шальной.
Чтоб снять его, коснись ствола
Натруженной спиной.
Сосед, что истины твои
Таким моим плодам!
Берёза с дубом по любви
Живут на зависть нам.
ХОЛМ
Поговорим,
Молчком поговорим.
Не будет холм
Границей между нами,
Как нет её
Меж бдением и снами.
У жизни и у смерти
Общий ритм.
Я слышу голос твой
Сквозь этот холм,
Сквозь толщу бед,
Сквозь толщу лет ушедших.
Он чётко говорит
Иль тихо шепчет –
И нет ни маскарадов,
Ни хором.
Прости меня
За всё, в чём виноват,
За путь наш,
Небезгрешный, многотрудный.
К тому холму
Я припадаю грудью.
Пусть меж собой
Сердца поговорят.
ПРО НЕНАПИСАННОЕ ПИСЬМО
А я писал тебе письмо:
Прощай! Болело – отболело.
Но почта жирное клеймо
На нём поставить не сумела.
Не дописал, не повезло:
То стержню пасты не хватило,
То в авторучке, как назло,
Внезапно кончились чернила.
И мне, выходит, не судьба
Расстаться со строптивой дамой.
Жизнь, словно истинный судья,
Мне прописала эту драму.
Бежать? А мне и ни к чему!
Я со строптивицей – счастливец.
Я обожаю кутерьму,
Её приливы и отливы.
Письмо?
Не сладить нипочём,
Готов ли ты и не готов ли:
И стержни выгнулись крючком,
И вдруг чернила пересохли.
ЗОЛОТАЯ ОРДА
Звались «золотой молодёжью».
Зазывно валютой шурша,
Держались надменно, вельможно,
Не стоив при сем ни шиша.
Вельможны они и сегодня,
Им хочется властвовать всласть.
Хотя, как и прежде, негодный,
Ни к чёрту негодный
Балласт.
Уж дюже Кремля захотели.
Прорваться,
Дорваться,
А там…
Они золотые по цели,
По банковским ёмким счетам.
У них в кошельках многозвонье, –
Встряхни невзначай или вдарь.
По сути
Всё то же зловонье –
Банкир ты или золотарь.
Ничто трясогузам Россия!
Ничто толстосумам народ!
От вас,
Недоеды босые,
Копейка в их руки плывёт.
И сами отчаянно хватки,
И прихвостней бойкий отряд –
Страну обустроят ребятки
И сами с костями схарчат.
Неужто Руси не по силе
Хапуг «золотая орда»
И выпало гордой России
Их данником стать навсегда?
Страшнее Мамаевой рати
Вменённый народу оброк.
Не дать ли нечаянной знати
Под кутнее место пинок.
ПРОЩАЙ, МОЙ ДРУГ!
Ушёл мой друг, человек непростой,
Ломан жизнью, кручен судьбой.
Не хлюпал, не хныкал.– камнем стоял,
Невзгодам задиристо противостоял.
Я, помнишь? – сулился тебя найти.
Но, если ты в рай, нам не по пути.
Что нам с тобою делать в раю?
В раю не примут анкету твою.
Прощай, дружище! До встречи в аду!.
В аду – найду.
ЖИТУХА
Ну вот бы и ладно,
Ну вот бы и пусть!
Побудет отрада –
Объявится грусть..
Пускай чередою –
Слезинка и смех,
Дожди с громобоем,
Мороз и снег.
Пусть солнышко греет,
Стожары горят,
И жито зреет,
И птицы парят.
Занедужишь если –
Крепись, держись.!
А всё это вместе –
Наша жизнь.
РИФМА
Стих неплохой.
И всё же есть изъян:
Рифмуешь без конца:
Туман – обман.
Подброшу,
Если лучшего не видно:
Иван – Натан.
Свежо и не обидно.
КОНФУЗ ЗИМЫ
Матущка Природа
Ткнулась в календарь:
– Не твоя погода,
Господин январь.
И в какие дали
Спряталась метель?
Почему ей дали
Скрыться, улететь?
Люди ждали снега,
А его всё нет.
Лишь январский с неба
Поступил ответ.
Мол, зимы хотели?
Жаловаться грех.
Вот он – в силе, в теле –
Запоздалый снег.
Падает, отборна,
Сдержанно крупна –
Рисовые зёрна –
Снежная крупа.
Буркнул непокорный
Дедушка Мороз:
– Нате вам по форме
Дар на ваш запрос.
Коль скажу: возьмите
Благостную тишь,–
Бури захотите,
Вам не угодишь.
Что же мир сегодня
От природы ждёт?
Пусть ансамбль сводный
Слаженно поёт.
БЛАЖЬ?
Я понимаю: несерьёзно.
Конечно, это просто блажь.
Но наступает вечер поздний –
Я облачаюсь в старый плащ.
Я застегну потуже пояс,
Пониже шляпу натяну
И начинаю странный поиск –
Моё внимание окну.
Что в нём особого?
Немножко.
О самом малом речь идёт:
Пусть незнакомое окошко
Чуть занавеску шевельнёт..
Нет, не откроет, только тронет.
Я не подглядывать хочу,
Добропорядочно и скромно
Сюжет фантазии ищу..
И разукрашу, дорисую –
Ах, неуёмный фантазёр! –
Картину яркую такую,
Где сад, тропинка и забор.
Калитка, полночь – непременно
Будь, как в романсе том – ей-ей! –
И поцелуями обмены,
Ну и накидка потемней.
Она тоскует, я тоскую.
Не попытаться ли вдвоём?
Создал историю такую
В воображении своём.
Создал?
Какой ты к чёрту автор!
Украл чужое рандеву.
Ты просто жалкий плагиатор,
Хоть в мыслях, а не наяву.
За этой чуткой занавеской
Другая жизнь, своя семья.
Не их,
свою судьбину взвесил.
То, может быть, мечта моя.
Там чей-то порт и чья-то пристань,
Вполне надёжны якоря.
Им дела нет, что ищет мистик,
Свои фантазии творя…
Что рисовалось целый вечер,
Я не открою никому.
И лишь тебя,
одну на свете,
свои придумки я возьму.
ДИВО ДИВНОЕ – ЯЗЫК
1.
Диво дивное явила
Миру с дней далёких Русь:
Слово – мудрость,
Слово – сила,
В нём и радость,
В нём и грусть.
В русском слове, русской речи
Нет предела чудесам:
Быль и небыль,
Чёт и нечет –
Поищи примеры сам.
Коль скакать пора приспела,
Я лошадку подведу.
Ищешь помощь –
Действуй смело,
Помогу, не подведу.
Пусть дивится та девица,
Помнит парень молодой:
Ходят по воду к кринице,
В магазины – за водой.
Намотай на ус на память
И над усом заруби:
Коль на рынок –
За грибами,
Если в лес –
То по грибы.
2.
Снова сказки, снова басни,
Речь как речка будет течь.
У оратора запасник
Дал нешуточную течь.
Нашей бабе всё под силу,
Удаль – что ни говори!
И ром-бабу замесила,
Снеговую водрузила,
И копровой бабой била
Сваи справные свои.
Ну, а если нет копра,
То кувалду брать пора.
Припечатать костылями
Рельсы к шпалам – не игра.
Костылям – учёт, почёт.
Инвалиды тут не в счёт.
3.
Я хочу статью про честь
Про рабочую прочесть.
Потому за честь почту
Почту встретить как мечту.
Кабы было у кобылы
Две руки взамен копыт,
То газеты б привозила,
По квартирам разносила –
Это служба,
Это быт!
Не дождёшься от людей,
Уж скорей от лошадей.
ДИАЛОГ
По мне, уж лучше пей,
Да дело разумей.
Известная формула.
– У пьяного работа – ни на шаг.
Какое разуменье у пропойцы!
Мотор чихает,
Не горит очаг,
И вышел стих спотычливый какой-то.
– «Не пей, не пей!» Что липнешь, как репей?
Талдычишь по заезженной пластинке.
Мудрец изрёк слова совсем простые:
Уж лучше пей,
Да дело разумей.
– У мудреца, как понимаю я,
Ты ищешь оправданье пития.
Ужель твоё бесчувственное тело,
В канаве лёжа, разумеет дело?
В САДОВОМ ДОМИКЕ ОДНА
В садовом домике одной
И неуютно, и тоскливо.
И год за годом, день за днём
Перебрала с хвоста до гривы.
То дом, то снова борозда,
Дню скоро к вечеру клониться.
Неподалёку от гнезда
Семян насыпала синицам.
Что одиночество несёт?
Унылость горестного вздоха,
Боль, что под ложечкой сосёт,
Раздоры с перебором вздора.
Пусть кто-то мимо пробежит,
Соседу завернуть случится.
Душа к соседу не лежит,
Но вдруг он всё же постучится.
О, Боже! Долгожданный стук!
Пришло намоленное чудо.
Не то восторг, не то испуг,
К добру, как молвится, иль к худу?
Бегу!.. Но где же он? Ушёл?
Мороз по коже.
Быть не может!..
Ах, это дятел долбит ствол.
А как похоже!
Как похоже!
ГЛЯНЬТЕ НА МИР
Гляньте на мир
Ненавязчивым взглядом,
Взвесьте
Прогресса порывистый бег.
Жизнь –
Сочетание мёда и яда.
Жаль, что медку
Не хватает на всех.
ИВУШКА
Кто сказал, что ива плачет,
Ветви в речку слёзы льют?
Мол, она от мира прячет
Вековую грусть свою.
Нет, открыто, каждой веткой,
Жилкой каждого листка,
Вся она в истоме вешней,
Откровенна и чиста.
Красотой святой, простою
Схожа с женщиной нагой,
Что, у кромки робко стоя,
Воду пробует ногой.
Как на исповеди истой,
У вселенной на виду
Я под пологом ветвистым
На колени упаду.
Тв прости, родная ива,
Только каждую весну
Я пою в тебе, красивой,
Русской женщины красу.
ОДА МЕТЛЕ
С метлою труд – не из обуз.
Проворен дворник и усерден.
Как с припорошенного сердца,
Легко сметает снежный груз.
Стряхнёт, играючи метлой,
Что ночь сверх меры наметала.
И оставляет за собой
Сухое поле тротуара.
Порой проснешься – снега нет,
Весна всё вымела до крошки.
И был он или не был, снег,
Не спросишь стёжки и дорожки.
Зима с тропы войны сошла,
Тепло у мира на постое.
Природа миссией достойной
Работу дворника сочла.
ОНА ПОЁТ, КАК СОЛОВЕЙ
Красиво женщина поёт.
А соловьи не понимают.
Сладкоголосых певчих стая
Ей путь в солисты не даёт.
А голос свеж, а голос чист,
А день весенний голосист.
Да, голос свеж; да, голос чист.
Но птицы хора не приемлют.
И ублажает песней землю
На каждой ветке свой солист.
А что такое соловей?
А это слитно – соло вей.
И вот, когда снега сойдут,
К нам снова песни прилетают.
Их вьют и в кружево сплетают
Творцы-певцы, что тут как тут.
На все манеры голосят.
Поёт и днём, и ночью сад.
А Я ВОШЁЛ
Калитка захлопнулась –
Щёлк-перещёлк,
Надёжно замкнулась,
Чтоб я не вошёл.
Не ты закрыла, а твой испуг
И ждёт:
Может, будет стук-перестук.
А я не стучусь.
Какой резон?
Кому он нужен, звон-перезвон?
Не ветер ласкает волос твоих шёлк,
А я сквозь сердце твоё вошёл.
МОЛОДОСТЬ В СТАРОСТИ
Слезятся старые глаза.
О чём грустят? О чём слеза?
О молодости грешной,
Ещё недавно гревшей.
О том, что прежний круг подруг
Ужался до охвата рук;
О том, что стали ночи
Длинней, а дни короче;
Что высверки весенних гроз
Уж не рождают дерзких грёз;
Что на твою сутулость
Не оглянулась юность.
Но не забыть в сплетеньи дат
Зазывный смех, прицельный взгляд.
И вновь оно с тобою –
Былое огневое.
ПРИДАНОЕ
Улыбнись,
Морщинок ниточки
На лице своём разгладь!
Отведи –
Без всякой мистики! –
Время щедрое назад.
И моложе вдвое сразу же,
Словно в сказке, станешь ты –
Только волей,
Только разумом,
Только силой красоты.
Всё мне мило,
Всё мне дорого,
Но хотел бы – видит Бог, –
Чтоб ты ямочки не трогала,
Украшенье милых щёк.
Убегают в дали дальние
Годы, месяцы и дни.
Как семейное приданое,
Эти ямочки храни.
Улыбнись ,
И вспыхнут трепетно
Искры самых дивных глаз,
И,
Природные отметины,
Заиграют ямки враз.
* * *
УСТИНЬЯ
Поэма
Между вечностью и мною
Встанет образ твой.
Аполлон Григорьев.
Твои отливчатые косы
Затмятся зимним серебром.
Николай Клюев.
I.
Набежит тоска самовольно
И не спросит, хочу ли я –
Поведёт тропою окольной
В молодые наши края.
Попетляет чуть-чуть дорожкой,
Где прошли за весной весна,
И почтит сердечною дрожью
Дорогие для нас места.
Там и было любви начало,
Занялось что пожар в ночи.
Всё опять в душе зазвучало
Болью памяти, лишь начни.
И не думал я поначалу,
Что Устинья – моя судьба.
А потом от её причала
Ни туда мне и не сюда.
А и было мне чуть за двадцать.
Отслуживший свой срок солдат
Не искал, в какую вливаться
Из колхозных наших бригад.
А в колхозе любой работы
Трактористу невпроворот.
«Беларусь» до седьмого пота,
До мужицкой в кости ломоты
Устаёт, но пыреям-осотам
Гарантирует укорот.
Я вспахал, посадил, окучил,
Раз, другой – картошке догляд.
Но случилось…
И этот случай
«Не моги» упустить солдат.
Да и кто же, скажи , упустит,
Если вот она – власть не власть –
Агрономша Устинья, Устя
На тебя положила глаз.
Положила-то положила,
Только этот глаз не про нас.
Укрощу любую машину,
Ну, а с женским полом я пас.
На меня девчата глядели:
Работящий и холостой,
Не из этих, что то и дело –
Нынче с этой, а завтра с той.
Ни к одной из них не тянулся
И, по правде сказать, робел.
И всерьёз про Устинью, Устю
Я и думать тогда не смел.
И строга она, и красива,
Вроде замужем побыла.
Гордо голову проносила
Сквозь мужичьи взгляды села.
За глаза называли кралей
Устю местные мужики.
Что неверного покарала,
Одобряли его дружки.
Почитали Устинью люди,
Ни смешка, ни намёка вслед.
А чему суждено – пусть будет,
А что было – того уж нет.
II.
А уж что выделяло Устю,
То, конечно, краса волос,
Родовая, наследная русскость –
И уложенно, и вразброс.
Я сказал это слово – русскость.
Хочешь дива? Взгляни, изволь:
Уродилась коса не русой,
А нежданно чёрной, как смоль.
И не знаю, насколько правильно, –
А быть может, наоборот, –
Учредила Устинья правило
Навсегда, не на день иль год.
И зарок дала –
Не нарушу
Это правило нипочём:
Если праздник – коса наружу,
Коли в поле – тугим узлом.
Ну, не вслух говорилось это,
Диктовалось жизнью самой:
Под косынку косу на лето
И под тёплый платок зимой.
Чтоб не путалась, не моталась,
За что попадя не цеплялась
И была заметной притом,
Устя вяжет её привычно
Не обычным, простым, девичьим,
А придуманным лично узлом.
Не лубок коса, не икона,
То отрадна, а то грустна.
Быть бы ей украшеньем трона,
Пригодилась полю она.
Что ей стоило сердце ранить!
Самым жёстким и то хана.
А моё растаяло раньше,
Чем я понял:
Она! Она!
Агроном наша Устя – чудо.
И когда приходит весна,
Словно слышит землю и чует,
Как блаженно дышит она.
Коль заметит твои огрехи,
Оправдания не ищи,
Получи своё на орехи
И на будущее учти.
Всё заставит сделать по-новому,
А потом в полевой тиши
Непременно скажет виновному:
– Образуется. Не спеши!
До чего же простая истина!
Перепала она и мне,
Тихим шёпотом громче выстрела
Прозвучавшая в тишине.
Так уж вышло:
В тот день злосчастный
Или в самый счастливый день
Допоздна я холил участок,
Разгоняя фарами темь.
Завернувши к самому краю,
Чётко высветил впереди –
Да, её, но вовсе не кралю,
Королеву с косой на груди.
Из кабины подался:
– Разве
Нынче праздник у нас в селе?
И услышал я:
– Ты мой празднтк! –
И прижала меня к себе.
Закружилась земля, как в сказке.
И куда понеслась, куда?
Приняла нас горячей лаской
Мною взбитая борозда.
Я не помню того, что было
И со мною было иль нет.
Может, сердце набатом било,
Может, трактор стучал в ответ.
Я опять потянулся к Усте –
Повторить, скорей повторить!
А сердчишко забилось пуще,
Набирая бешеный ритм.
Позабудь про поля, огрехи!
Нет ни трактора, ни межи.
Но сказала она неумехе:
– Образуется. Не спеши!
И ласкалась открыто, пылко,
Не стыдясь меня. А потом
Уложила красу на затылке
Работящим своим узлом.
III.
От людей ничего не спрячешь.
Ветром с поля что ль намело?
О неправедном счастье нашем
Вскоре ведало всё село.
Пересуды слушать постыло,
Языки чесало бабьё.
Кто корил, кто жалел Устинью.
Ну, и я получал своё.
Дело ясное. В чём заминка?
Выбрал милую – и женись.
Только тем, что пониже спинки,
Повернулась к нам с Устей жизнь.
Где он был, муженёк вертучий,
Где скрывался и год, и два?
Чьим стараньем, какою тучей
До него доползла молва?
Заявился:
– Нашла получше?
Но запомни мои слова:
Ни за что развод не получишь.
У меня на тебя права.
Как с женой буду жить с тобою.
Не захочешь – возьму силком.
И заставлю, –
Хоть смертным боем, –
По селу пройти нагишом.
Все, какие придумал гнуси,
Как змея свой яд,
Источал.
Но спокойной казалась Устя,
Нрав её до поры молчал.
Не учёл мужичок, как видно:
Ради этих блудливых глаз
Не простит Устинья обиды
И унизить себя не даст.
Осадило, остановило,
Обожгло его, как огонь,
С непривычной для бабы силой
Твёрдо сказанное:
– Не тронь!
Он опешил, ищет на ощупь,
Чем бы стукнуть, да побольней.
А коса – ну чего уж проще! –
Намотал на кулак – и бей.
Поволок бедолагу в сени,
А она – ни в крик и ни в стон.
Прибежать понудил соседей
Опрокинутый наземь стол.
Набежали со всей округи,
Но они опоздали всё ж:
Подвернулся Устинье в руки,
Словно кем-то подброшен,
Нож.
И не думая, и не зная,
Чем грозит поворот такой,
Но почуяла:
Воля злая
Сникла враз под её рукой.
Я корю себя и поныне,
Оправдания не найду:
Трактор – трактором, нива – нивой,
Как не смог почуять беду!
IV.
Лихачом проносится время.
Председателю говорю:
– Да не нужно мне ваших премий,
Возвратите Устю мою.
Я стучался во все конторы:
Дескать, это моя вина.
Говорят: есть срок, на который
Справедливо осуждена.
Нахожу – и сам это чую –
Очень правильные слова:
За жену свою хлопочу я.
Отвечают: она вдова.
От самой Устиньи ни строчки,
Мне на письма – молчанья стена.
И не скоро, хоть и досрочно
Возвратилась домой она.
Возвратилась Устинья тихо.
И опять я клятву даю,
Что в ответе за это лихо
Всё едино – в аду, в раю.
Не в село она воротилась,
В городишко, к сестре своей.
Приторочилась, приютилась,
Чтобы спрятаться от людей.
И меня сторонилась тоже.
Не узнал бы я, где она.
Но сестра позвала тревожно
Телеграммой: помощь нужна.
И меня понесли, помчали
Пережитые мной печали.
Как я встретить её хотел!
Словно плетью меня хлестали,
Полетел бы в любые дали,
Я летел, но вновь не успел.
Ты ли это в углу переднем?
Для тебя ль хилый свет свечей?
Твой ли лик непривычно бледный?
И обряд отпеванья чей?
Белый цвет январским наносом
На судьбу Устиньину лёг.
Словно иней упал на косу,
И румянец ушёл со щёк.
Осознать не хватает мочи:
Жарким летом откуда снег?
Где коса, что чернее ночи,
Карих глаз негасимый свет?
Ни следочка от Усти прежней.
Только сердце твердит: она,
Хоть коса в поволоке снежной
И лицо белей полотна.
Вроде время не так уж плотно
В чернь её косы улеглось,
Но хватило
Бесповоротно
Перекрасить колер волос.
Ну, куда ты спешила, Устя?
Кущи райские подождут.
Не растрачены наши чувства,
Наше счастье осталось тут.
Небесам не хватило боли,
Снегу – ангельской белизны?
И твоя ли, Устинья, доля –
Эти райские видеть сны?
Полевых ромашек охапка
Положила новую боль
На волос белоснежных шапку,
Что недавно были как смоль.
Не растает и не стряхнётся
Белый иней от чёрных бед.
Было пухом, а стало гнётом
Обретенье недолгих лет.
А когда попрощался с нею,
Попросил я местную власть,
Чтоб отныне женой моею
В документах Устя звалась.
Согласились, добавив:
– Дивно!
Не найдёшь – перерой дела,
Чтобы разово, заедино
Вышла замуж и померла.
V.
На понуром старом погосте,
Где давно не хоронят уже,
Я стою бесприютный вовсе
На святом для нас рубеже.
Поклонюсь твоему надгробью,
Погрущу в укромной тиши.
Птаха рядом щебечет скромно.
Что ж, побудь со мной, потужи.
Голос твой – тишине подспорье,
Не заходит сюда гроза.
Вон над речкой, на косогоре
Мирно щиплет траву коза.
На подворье, неподалёку
Свой гарем огласил петух.
Возводить на весь мир поклёпы
У дворняги жар не потух.
Всё похоже и не похоже,
Тот же быт и совсем не тот.
Каждый шаг – морозом по коже,
Каждый звук в былое зовёт.
А былое в душе навечно
Телеграммой – точки, тире –
Вздохом счастья, скорбью сердечной,
Светлой памятью о тебе.
----*----
СОДЕРЖАНИЕ
Русский рай
(разностишье)
Борода
Тот же сон
Рано, рана
Один.
Поясок
Жаворонок
Осень
И земле больно
Разговор с ивой
Мажор
Из военного детства
Лесной тропой
Хоккеист
Когда вишня цветёт
А всё неймётся
Бомж
Слеза на лкпесике
Русский рай
Мальвы
Молния
Где же зима?
Незримый бой
Аномалии погоды
О чём ты, колокол?
Гость
Тишина
Двустишия
Вечерняя Преголя
Звездопад
Слово молодого солдата.
Завидую
Дракон
Голоса весны
Она жила неподалёку
Бессонница
Прогресс
Пофилософствуем?
Не спится
Нонешние частухи
Что на блюде?
Купание под луной
Дым над домом
(поэма)
Листопад, снегопад, звездопад
(припозднившееся)
Чёрный день
Где чайки спят?
Примета
Имя
Ливень
Похвала дятлу
Сезон любви
Степной ковыль
Ночь
Снегопад
Торгаш
Каждому своё
Оттаял
Чем похожи непохожие
Берёза с дубом, дуб с берёзой
Холм
Про ненаписанное письмо
Золотая орда
Прощай, мой друг!
Житуха.
Рифма
Конфуз зимы
Блажь
Диво дивное – язык
В садовом домике одна
Гляньте на мир
Ивушка
Ода метле
Она поёт, как соловей
А я вошёл
Молодость в старости
Приданое
Как быт велит
Желаю вам
Устинья
(поэма)
НОВЫЕ СТИХИ
Анатолий Лунин
У ВРЕМЕНИ
СЕРЕБРЯНОЕ
ТЕМЯ
Стихи и поэмы
*
Калининград
2014
ББК
Л 84
Лунин Анатолий Алексеевич.
У времени серебряное темя. Cтихи и поэмы. –
Калининград, 2014, «Балтославия». 150 стр., портр.
В сборник включены произведения последнего вре-
мени, обращённые к внутреннему миру, духовной со-
ставляющей жизни человека. Думы и переживания
лирического героя, его чувства, оценки и самооцен-
ки и стали содержание новой,двадцать пятой по счё-
ту книги старейшины калининградской поэзии.
ISBN
Лунин А. А., стихи, поэмы.
Черноухов В. И., дизайн, обложка.
РУССКИЙ РАЙ
Разностишье
1 Русский рай – работа
до седьмого пота.
Услышано.
И думать до мозолей на мозгу.
Написано..
БОРОДА
Строка легла, как в поле борозда,
Ещё одна, скупая, рядом с теми,
Что прежде обозначились по теме:
«У мужика седая борода».
Бумаги лист – плантация моя.
Перо в поту, как плуг на чернозёме.
А мысль – то прямиком, то на изломе,
То в житие, то в мистику маня.
Я результат предвидеть не могу.
Пишу – пашу,
Что выращу – не знаю.
Работаю во имя урожая,
Не дай Господь подняться сорняку.
Я бороду привычно тереблю,
Ища подхода, уточняя тему.
Не у меня серебряное темя,
У времени, что вечно тороплю.
Оно спешит, и я всегда спешу.
Что начато, закончить бы, успеть бы.
И хоть считаю: песенка не спета, –
А что-то всё равно не допишу.
ТОТ ЖЕ СОН
Всякий раз одно и то же:
Что ни ночь приходит он,
Будоражащий до дрожи,
Беспощадный этот сон.
Он назойливо стучится,
И коварен, и жесток,
Ненасытной хищной птицей
В утомлённый мой висок.
Наважденье?
Божья кара?
Заслужил иль нет –
Терплю
И в душе, как в прочной таре,
Пережитое коплю.
Сколько вёсен миновало!
Время темя серебрит.
– Знаешь мало,
Помнишь мало, –
Память истово твердит.
Я обложен, словно данью,
И украшен, как венком,
Этим тягостным страданьем,
Неизбывным жутким сном.
Нету силы,
Нету мочи!
Он преследует меня
Ночь за ночью,
Ночь за ночью,
Упрекая и виня.
Упрекает за пожары,
Наводнения и град.
Виноват, что нынче старый,
Был мальчонкой – виноват.
Коль кошмары одолели
Или вовсе не до сна, –
Значит, в грозах и метелях
И моя вина видна.
И опять бедовой тенью,
Искромсав ночной уют,
Сновидения и бденья
Спать спокойно не дают.
РАНО, РАНА!
Успокоительные очень
Суёт раздумья жизнь сама.
Мол, у тебя всего лишь осень,
А не бесплодная зима.
Мне греют душу эти речи,
И не прогнать те речи прочь:
Всё хорошо, ещё не вечер,
А уж тем более не ночь.
Хоть сердце ноет, словно рана,
Хоть старичок заметно сдал,
Мне, может быть, и правда рано?
Туда никто не опоздал.
ОДИН
Срок пришёл – не стало старухи.
Убиваться какой резон.
Только разом повисли руки,
Не находит им дела он.
Тяжелей, беспросветней мука,
Коли не с кем её делить.
Далеко сыновья и внуки,
Что хранят семейную нить.
Он кручину сдержать не может:
«Как ей там, горюхе моей?..»
У неё ледяное ложе,
А старик завидует ей.
Потому что не ей досталась
Безысходная маета,
Одинокая эта старость
Да ещё она, пустота.
ПОЯСОК
Снова грезится до боли
Самовластно,
В миг любой
Деревенское раздолье,
Полудетская любовь.
Память вянет – не завянет.
До сих пор забыть не смог
У моей соседки Тани
Шитый шёлком поясок.
Днём сиянным,
Ночью тёмной –
Вот докука! Вот заскок! –
Не глаза, не голос томный,
А нарядный, хоть и скромный,
Сарафанный поясок..
То в отраде, то в печали –
Наваждение, дурман? –
Выплывает в дальней дали
Место встречи –
Наш курган.
И не робко,
Не торопко
Опоясной узкой тропкой
Вновь иду – ищу, ищу.
Отыщу – оповещу.
Что ищу?
Судьбу шукаю.
А найду ли? Сам не знаю.
И хранит ли он, курган,
Тот заветный талисман.
Осердившись дюже рьяно
И не вслух меня браня,
Поясок нарядный Таня
Обронила на кургане,
Давши дёру от меня.
Чтоб в натуре,
А не в сказке
Стать кургану подпояской,
Это Танино шитьё
Убежало от неё.
Ясно,
Время в вечность канет,
Не устанет – скок да скок.
И бежит, бежит к Татьяне
Не тропинка на кургане,
А пропавший поясок.
ЖАВОРОНОК
Всё приходит в свой черёд.
По весне хоры в садочке.
Всякий птах своё поёт –
И ложатся строчка к строчке.
Ну, а этот голосит
Только солнцу, только небу.
Где звенит, на чём висит?
Там, вверху зацепки нету.
Прозвенел, и мал, и мил,
Отдохнул, к земле припавши, –
И опять в сиянье взмыл,
И опять звенит над пашней.
Вдохновенью меры нет –
Ода солнцу, ода небу.
И завидует поэт:
– Хоть чуть-чуть похоже мне бы.
ОСЕНЬ
Рощам, словно отпуск. – листопад,
Как страницы книг листают.
Птицы предотлётно гомонят,
Формируя дружно стаи.
Нынче – в путь, весной сюда опять –
И не кара, и не льгота.
Вечно улетать и прилетать –
Их привычная работа.
В облаке качается луна,
Как ребёнок в колыбели.
Осень безмятежна и умна –
Всё на месте, всё при деле.
И ЗЕМЛЕ БОЛЬНО
Лежит под деревом листва.
Гляжу и думаю невольно:
Не может быть земле небольно,
Она же, матушка, жива.
Мне на висок упал листок.
Пульс зачастил, и сердце сжалось.
И я воскликнул, видит Бог:
– Какая боль! Какая тяжесть!
РАЗГОВОР С ИВОЙ
Я над могилой ивушку ращу.
Коль спросят,, что даёт ей силу,
Не вслух скажу, а тихо погрущу:
Её хранит слеза по милой.
Пускай никто не видит ту слезу,
А ива рада капле этой.
Сюда я боль горючую несу,
А мне кивок ветвей ответом.
Как ритуал привычный сотворю –
Безмолвно, благостно, любовно
Я с ивой, словно с милой, говорю,
И мне не больно.
Мне не больно.
МАЖОР
Одно скажу, что если самому
Мне выбирать миноры и мажоры,
Я выберу ярмо или хомут.
Привык тянуть, как вол, свою мажару.
Всю жизнь везу, хватает сил пока,
Стихи и прозу, прочие поклажи.
Мне в радость обретённая строка,
Не жалуюсь, когда и сажей мажут.
Похвал и по заслугам не люблю –
Застойная заглушка, не иначе.
А критику и горькую терплю.
Ведь неудача – лишь ступень к удаче.
ИЗ ВОЕННОГО ДЕТСТВА
Ядрёный град лишь несколько минут
Строчил, как пулемётная тачанка,
Долдонил, что, конечно, не пройдут
Ни плеть, ни ус, ни клубень, ни початок.
Являл он безутешную печаль,
Наш огород,
Истоптан и изломан.
Похоже, день весенний источал
Не влагу благодатную, а злобу.
Мы, сельская босая детвора,
Кричали и молили:
– Дождик, брызни!
Но град, не дав и капельки добра,
Провёл межу
Меж гибелью и жизнью.
Была война.
И длился день, как век,
Наполнен и тревогою, и скорбью.
Мы знали: сохранившийся побег
Спасёт тебя от голода, накормит.
Была война.
Так надо же и град!
Но всё ж любой, – неважно, стар иль молод, –
Говаривал:
– Бедует Ленинград,
А что у нас – да разве это голод!
И снова в поле,
Снова в огород,
Мы тоже были тягловою силой.
Мальчишки – неуступчивый народ,
И, как народ, мы напрягали жилы.
И если нынче наводненье, град
Иль, может, потрясения иные:
– Да разве это беды! – говорят
Военных лет мальчишки заводные.
ЛЕСНОЙ ТРОПОЙ
Позднею грустной весною,
В сизом туманном чаду,
Узкою стёжкой лесною
К юности нашей иду.
Помнишь жемчужную поросль –
Ландышей щедрый разбег?
Эту желанную пору
Не возродить нам вовек.
Нынче я той же тропою,
Мрачен, уныл, нелюдим,
В лес ухожу не с тобою,
А сиротливо, один.
Собраны цветики эти
Строго, один к одному.
Не предназначен букетик,
Кроме тебя, никому.
Этой печальной дубраве
Как на духу говорю:
Ландышам выпало право
Лечь на могилу твою.
ХОККЕИСТ
Я с палочкой хожу по променаду.
За клюшку, не за то, что так уж быстр,
Дворовая хоккейная команда
Присвоила мне кличку «Хоккеист».
Спросил меня с издёвкой вратаришка,
Отбивший шайбу:
– Не зашибли, дед?
Зарвался парень, и зарвался слишком.
– Стань на ворота! – я ему в ответ.
Не хвастаюсь, но кое-что умею.
И кистевым, не напрягая жил,
Я клюшкой не хоккейной, а своею
Ту шайбу в верхний угол положил.
Я с палочкой гуляю, как обычно.
Я «Хоккеист», и никаких обид.
Но то, что говорилось иронично,
Сегодня уважительно звучит.
КОГДА ВИШНЯ ЦВЕТЁТ
Обидно, что короток век
Вишнёвого вешнего цвета.
Как только что выпавший снег,
Он стёжки садовые метит.
Лежат к лепестку лепесток,
Упали и таять не стали.
Ну, словно положенный срок
Секундами мне отсчитали.
А ВСЁ НЕЙМЁТСЯ
В июле липа отцветёт,
И соловейке не поётся.
А у меня наоборот:
Мне всё неймётся, всё неймётся.
Стучится что-то под ребром,
На волю вырваться не может.
Виски покрылись серебром,
И я твержу себе: негоже!
Ты сердце старое не рви,
И хватит пялиться на женщин!
Ни строчки больше о любви!
Есть поважней на свете вещи.
Но признаюсь, себя браня,
Что сладить с сердцем нету мочи:
Не хочет слушаться меня,
Жить без любви оно не хочет.
БОМЖ
Садовый домик, хижина бомжа, –
Между нуждой и роскошью межа.
Сюда зимой хозяин не заглянет,
Весною наведёт завидный глянец.
Пристроился незваным на постой
Мужик своеобразный, непростой.
Топи, вот печь, вон сложены дровишки…
Умело эдак складывать бы вирши.
Порою он на рынок держит путь,
Что попросить, а что и умыкнуть.
Теперь он просто бомж первостатейный,
В нём не узнаешь кандидата в гении.
Не так давно был принят на ура
Как обладатель яркого пера.
Его таланту пели дифирамбы.
Казалось, нет ему на свете равных
И сделалась привычною ему
Хвала его таланту и уму.
Писал стихи, самовлюблён и счастлив,
Но похвалы со временем пригасли.
– Завистники! – он вынес приговор.
И запылал, и зачадил сыр-бор.
Прислущайся он к критике суровой –
Глядишь, и снова засверкало б слово.
Но нет, одни банальности в стихах.
И книжку раздолбали в пух и прах.
О почестях уж нет и разговору.
…Тут и бутылка оказалась впору.
Она всегда, мерзавка, тут как тут:
Нужна – зовут и не нужна – зовут.
Ему она и альфа и омега.
И покатилась под гору телега
И не заметил гибнущий поэт,
Что в сорок лет он плесневелый дед.
Из глаз былые искорки исчезли.
И не слыхать уж соловьиной песни.
– Я поднимусь! – твердил себе. – Всплыву!
И допишу своей судьбы главу…
Рука по снежной осыпи чертила…
А в авторучке высохли чернила.
СЛЕЗА НА ЛЕПЕСТКЕ
Склонился к розе, чтоб её краса
Вошла к любимой лучиком в светлицу.
Но не успел:
холодная роса
Заставила меня остановиться.
Блеснула, как слеза, на лепестке.
Взглянула роза на меня с мольбою:
– Не нож садовый,
зло в твоей руке.
Чем виновата я перед тобою?
Любимой я скажу, как на духу:
– Сокровища к твоим ногам я брошу.
Но совершить злодейство не могу.
Я нынче видел плачущую розу.
РУССКИЙ РАЙ
Ты думаешь,
что райские врата
На дальнем побережье океана?
Что друга там найдёшь,
а не врага
И блага от природы первозданной?
Ты веришь,
что тебя согреют тут
И обеспечат здравием навеки
Что здесь, хоть и не ангелы живут,
Но с ангельской душою человеки.
Ты веришь
в эту сказочную чушь,
Готов скакать в неведомые дали.
А если призадуматься чуть-чуть –
Неужто там
лишь нас с тобою ждали.
Прижал бы хвост
и бога не гневил,
И не искал придуманные кущи,
Избушку, как гнездо,
семейству свил,
Да щи варил покруче и погуще.
Сад посадил бы,
сыновей взрастил
Да жёнушку любил до дней последних,
Нечаянно обидевших простил
И не прощал бы распускавших сплетни.
Ведь истину простую русский люд
Придумал для себя,
не для кого-то:
Рай там, где нас с тобой не ждут;
Наш рай – работа
до седьмого пота.
МАЛЬВЫ
Монолог садовника
Мадам!
Вы не взлюбили мальвы.
Не вижу в этом их вины.
Они, конечно, не для спальни,
И не для офиса они.
Мадам!
Поверьте: если знал бы,
Что не для них ваш строгий стиль,
То ни за что б на свете мальвы
К вам в палисад я не пустил.
Мадам!
Причина – та дивчина,
Что мне в подмогу взяли вы.
Осталось удалить причину
Из сердца и из головы.
Мадам!
Конечно, эти мальвы –
Ну, никакие не цветы,
А долговязые канальи –
Ни блага в них, ни красоты.
Мадам!
Я вырву мальвы с корнем
И превращу в труху и хлам.
А что мне больно и прискорбно,
Я вида не подам, мадам.
МОЛНИЯ
Твой взгляд – как молния в ночи.
Что в нём –
Спасенье или гибель?
Что в сердце ввёл,
Из сердца вывел?
Открой мне душу, не молчи.
На прочность чувства модный тест?
А может, игры в кошки-мышки?
А у меня смятенье мысли,
Сомнений целый Эверест.
Капризы молний в декабре –
Не по любви, не по сезону.
Морозный дух свежей озона
Остудит голову тебе.
Мой пыл сердечный как-то сник.
Я успокоился и вижу,
Что вроде молнии всё ближе,
Но веет холодом от них.
ГДЕ ТЫ, ЗИМА?
Она уже в пути,
коварная пурга.
Они уж тут как тут,
крещенские морозы.
И, льдинками шурша,
ледовая шуга
Сжимается плотней –
и горбятся торосы.
Я это написал
в подарок декабрю,
К его началу,
как из года в год бывало.
А нынче Дед Мороз –
не по календарю,
Метели, снегопады
где-то заплутали.
Скажу, как быть,
чтоб аномалии ушли.
Не надо брать в расчёт
ни джоули, ни герцы.
Заменит враз
все морозильники земли
Оно, моей подруги
ледяное сердце.
НЕЗРИМЫЙ БОЙ
Несут охрану жизни и здоровья
Спецы на ять,
А то и на сто ять,
Когда приходят в храмы постоять
Особые особы из «верховья».
Быть незаметным,
Самому глазасто
Всё видеть и предвидеть наперёд.
Не знает и не должен знать народ,
Как охраняют правящую касту.
Всегда, везде спецслужбы наготове.
Коль нужно, смогут заслонить собой.
Но главное –
Вести незримый бой.
Так будет впредь,
Как было и дотоле.
Опережать! –
Простая мысль стучится.
А вы всё по хвостам да по хвостам.
Вам надо раньше оказаться там,
Не где случилось,
А могло случиться.
АНОМАЛИИ ПОГОДЫ
Снег выпал только в январе.
А. С. Пушкин.
А нынче даже в январе,
Похоже, не дождёмся снега.
Кисель всю зиму во дворе,
И морось плюсовая с неба.
Ну, верить, нет ли – не отдаст
Свои позиции природа.
Наверно, май на снежный наст
И на мороз наладит моду.
Чему дивиться, господа?
Зима, как женщина, капризна:
Коль нужно «Нет»,
Подкинет «Да»,
Коль ждёшь мороза,
Дождик брызнет.
А может, злые холода
На том боку Земли скопились?
Впервой за долгие года
Для дяди Сэма не скупились.
Что ж, мы в подшефные берём
Вас, подмороженные янки:
И самогоном ототрём,
И на Аляске печь сварганим.
О ЧЁМ ТЫ, КОЛОКОЛ?
О чём ты, колокол?
О чём
Печаль таинственного звона?
Чья драма прозвучала в нём,
Чьей безутешной скорби стоны?
Не знаю, что хотел звонарь
Вложить в сердца послушной паствы.
А может быть, в такую рань
Он просто жаловался власти?
Звон поднял в небо голубей.
Проснулась паства.
Но известно:
Власть не услышит, бей не бей,
Скорей услышит царь небесный.
ГОСТЬ
Ну, что, дураша, изголодался?
А твой хозяин, поди-ка, сыт,
На городское жильё подался.
Какой на даче зимою быт!
Давай, заходь ко мне, бедолага!
Сейчас похлёбку сообразим.
Харчи мои не с блатного склада,
Но на ужин хватит двоим.
Не жадничай, ешь спокойно.
Дал бы косточку похрустеть,
Да не взял.
Не гляди укорно.
Будешь есть, что в натуре есть.
А теперь приляг у камина,
Отогрей худые бока.
Вижу, ты неглупая псина,
И душа, как шёрстка, мягка.
Отогрелся, поел – понимаю.
Не винись, дружок, ничего!
У собаки служба такая –
Ждать хозяина своего.
ТИШИНА
На мир упала тишина.
Как оглушительна она!
И как притворна, как уныла,
И сколько козней затаила!
Не убеждай, не убедишь!
Знай:
Громче ядерного взрыва
Вся эта утренняя тишь,
Она молчаньем нашим взрыта.
Мы превращаем в топь поля,
Тайгу пожарищами греем.
Молчим, молчим.
А что же для
Потомков сохранить сумеем?
Байкала не уберегли,
Водицы не испросишь ковшик.
Клоаку из любой реки
Нам сотворить – простого проще.
На небо лучше не глядеть,
Не пить, не есть,
Коль мыслить здраво.
И воздух, и вода, и снедь –
Уж не отрада, а отрава.
– А ты не «пере»? – спросит вдруг
Мой друг.
И что ему ответить?
Что тишина стоит вокруг,
Мир поднебесный чист и светел?
Хотел бы согласиться с ним,
Хотел бы в лучшее поверить.
Боюсь, что нынешнее «пере»
Мы завтра в «недо» превратим.
Всего важнее нам с тобою
Весна, дожди и громобои.
Не пой, дружище, тишину,
Не расхолаживай страну.
ДВУСТИШИЯ
1.
Запомни, философ, истину эту:
Омлет из яйца, а не яйцо из омлета.
2.
Никто не бывает глупым всегда.
Но с каждым случается иногда.
3.
Смерть есть то, что нам не нужно,
Но куда мы мчимся дружно.
4.
«Штаны продам, но пил и буду пить!»
А детям хлеба не на что купить.
5.
Ну, кто вам сказал, что это –пение?
Для нас ваше пение – тест на терпение.
6.
Хворобу эту не осилить, господа!
Завистники умрут, а зависть никогда.
7.
И новый том ничуть не лучше:
Не очень складно и очень пахуче.
8.
Том столкнулся с головой.
Чья вина, что звон пустой?
9.
Наглый, как волк, трусливый, как заяц
Носит прозвище «рыжий нанаец».
10.
Вороны сбиваются в стаи.
Орлы в одиночку летают.
11.
Его не унять – стрекотать привык:
В полфунта ум, в аршин язык.
12.
Сколько за лето поэтом пропето!
Нет ни монеты поэту за это.
ВЕЧЕРНЯЯ ПРЕГОЛЯ
У Преголи стажа, доли
На двоих, а то и боле.
И спокойна, и вольна
Речки скромная волна.
То плеснёт в прибрежный камень,
То в морском заливе канет.
Омывает кус земли
Русской западной семьи.
Нынче пенно воды гонит
Светлой ставшая Преголя.
Не забыла ли она
Про былые времена?..
…Вечно тихая, простая,
Речка разом перестала
Быть спокойной, деловой,
Поменяла облик свой.
Час, другой –
И переправа
Стала красной,
Стала ржавой.
Перешёл на берег тот
Поредевший вдвое взвод.
Нашим гневом,
Нашей болью
Переполнилась Преголя.
Не вмещали берега
Нашу волю бить врага.
Я и нынче в час заката
Чую – сердце болью сжато.
Вечер красит облака –
Красной кажется река.
Не остынет наша память:
Всё, что было, – вечно с нами.
А прегольская волна
И красна, и солона.
ЗВЕЗДОПАД
Ты видел небо в звездопад?
Как будто,
вкладывая душу,
Крестьянин бросить в пашню рад
Ржаное семя – хлеб грядущий.
Приметы людям говорят,
Что звездопады к урожаю.
Привык работе доверять,
Но и приметы уважаю.
Я жду весну, к весне иду.
Душа и небо – нараспашку.
Бросаешь семя в борозду,
Получишь колос и початок.
Но скептик пахаря костит,
У скептика свои резоны:
Мол, небо хлеба не растит,
Поля – не клумбы, не газоны.
Да, звёзды хлеба не растят.
Мечту растят,
бездумный идол!
Не видел небо в звездопад –
Ну, значит, ничего не видел.
СЛОВО МОЛОДОГО СОЛДАТА
Любовь рождает волю и отвагу.
Приняв присягу боевому стягу,
Я защищать Отечество готов.
И может быть спокойна Русь святая.
У нас, у русских, формула такая:
Нас в бой ведёт
Любовь.
Любовь,
Любовь
Любовь к России и родному краю,
К столице, что заочно обожаю,
Е деревне, где остался отчий кров,
К работе, что по нраву выбираю,
И к девушке, что встречу и узнаю.
Нас в бой ведёт
Любовь,
Любовь,
Любовь.
ЗАВИДУЮ
1.
Я тебе завидую, море,
Безграничным ширям и далям,
И твоим несказанным зорям,
И ему, девятому валу.
Твоему завидую нраву,
Кораблям, насупленным грозно,
Петербургу, Балтийску, Нарве,
Но, конечно, без прошлой розни.
2.
Я тебе завидую, небо,
Ночью звёздам, а утром сини,
Я тебе завидую, лебедь,
А ещё соловьям России.
Я завидую звездопаду,
Грому с молнией знойным летом
А ещё штормовой блокаде
И холодным, в росе рассветам.
3.
Я тебе завидую, поле,
Твоему аромату хмельному,
И крестьянской, мужицкой доле,
И в саду пчелиному дому.
Я любуюсь скошенной нивой,
Ветряком на уютном взгорье.
Говорю:
– До чего красиво!
И опять уезжаю к морю.
ДРАКОН
Война – всё пожирающий дракон.
И сколько нас его добычей стало!
Народы, страны поглощает он,
И всё ж ему
Всё мало, мало, мало.
Детей растим,
Чтоб угодили в пасть
Тому же ненасытному верзиле.
Глотать людей –
Его чумная страсть,
Чтоб славные деянья не вершили.
Я в этой пасти не хочу пропасть.
Но, чтобы то, что названо войною,
Ушло навек
И не вернулось вспять,
Пусть умирает, поперхнувшись мною.
ГОЛОСА ВЕСНЫ
Ночью гремели литавры.
Утром в саду тишина.
С берёзы капают такты,
Что за ночь скопила она.
Скворечник, послушный ритму,
Сверяет вокал скворца.
Нужные ноты и рифмы
Легко находят певца.
Слышно, как в домике этом –
Неважно, впопад или нет –
Вполне добротным фальцетом
Вступает писклявый квартет.
Пищите, старайтесь, скворчата!
Коль начали с этих пор,
К осени выдаст кантату
Спевшийся, слаженный хор.
ОНА ЖИЛА НЕПОДАЛЁКУ
Она жила неподалёку, –
Там, за углом, её жильё, –
Как день весенний, синеока,
И я боготворил её.
Ни ей и никому на свете
Про это я не говорил.
Но знали все.
Наверно, ветер
Из тайны новость сотворил.
Бывало, встречу – улыбнётся.
И вдруг – за что? – воротит нос.
А может, сердце слышно бьётся,
Не просто слышно, а вразнос?
Мои друзья глядят с насмешкой.
Она плюс я, – напишут, глядь.
Вот и бежит она поспешно,
Меня завидевши опять.
Мне петь охота, да не смею.
Что не дано – то не дано.
К тому же я при ней немею.
А пацанам твержу одно:
– Всяк схлопотать по полной может,
Кто вякнет лишку, так и знай!
Они в ответ, что всё на роже,
Как в книжке, писано – читай.
Когда совсем уж явно стало
Ей, а не только пацанам,
Она пришла и прочитала…
Что?
Что прочесть хотелось нам.
И с той поры зимой и летом
Я всё доказываю ей,
Что среди женщин на планете
Нет синеглазее моей.
БЕССОННИЦА
Она всю ночь не даст сомкнуть глаза,
Одна из привилегий стариковских,
Прочитанная много раз глава –
Бессонница,
Непрошенная гостья.
Из привилегий?
Что ж, пусть будет так.
Природа-мать, она щедра, ей-богу.
Бессонница – её вниманья знак
И время для раздумий и итогов.
Я в сон вхожу, как самолёт в полёт,
Мне разбежаться непременно надо.
И сны,
Теперь поштучно, прежде стадом,
Теперь скромны, тогда наоборот.
Да и приснится редко что-нибудь.
Те, что не видел, не приходят вовсе.
Перебираю в памяти свой путь,
Былых событий путаные космы.
Что плохо спится – не ищу причин.
Не совесть, старость не даёт покоя.
А старость – состояние такое,
Которое молчит, а не кричит.
И покаянья строем не стоят –
Повзводно и, тем более, поротно.
А сны, и не приснившись, говорят,
Что жизнь была
Хоть долгой,
Но короткой.
ПРОГРЕСС
Повсюду время роботов грядёт.
Дорогу в производство –
Автомату.
Он не бастует,
Избегает мата,
Обходится без льгот и без зарплаты.
К тому ж не пьёт.
Пока ещё не пьёт.
ПОФИЛОСОФСТВУЕМ?
Люблю читать
восточных мудрецов.
Их краткие и образные мысли –
Посланья
без конкретных адресов
И, стало быть,
для каждого письмишки.
Ну, вроде ни о чём
и обо всём.
Об опыте, накопленном годами,
О тяготах,
что стонем, а несём,
О радостях,
что редко выпадают.
– Что наша жизнь? –
открыл я веский том,
Словесные затейливые кудри.
– Всё и ничто, –
в ответ мне бросил тот
Предельно просто,
философски мудро.
Жизнь –
и вопрос коварный, и ответ,
Звериный рык и соловейки песня.
Жизнь – это молния:
сверкнёт – и нет,
Подлунный мир,
в котором миру тесно.
Жизнь – это спор,
в котором каждый прав
И столько правых,
сколько и неправых.
Все прав хотят,
всем не хватает прав,
А их с избытком,
если мыслить здраво.
А рядом с правом
водрузить бы долг.
Но о долгах не слышно перепалки.
В костёр вражды
мы не жалеем дров,
А дружба –
не объятия, а свалка.
А может, в этом суть и состоит?
Добро и зло
легко ль уравновесить,
Слить воедино города и веси.
Ведь это значит –
жизнь остановить.
НЕ СПИТСЯ
Не спится, не спится,
Тяжко луне
Распластаться в окне.
Открою дверь, впущу её
В бессонье моё.
Не спится, не спится.
Вот напасть!
Мысли – колёсными спицами.
Стоять, устоять,
Не упасть, не пасть –
Не спиться, не спиться!
Не спится, не спится.
Стучит в висок
Совсем пустяшный вопрос:
Распутать или разрубить клубок
Проблем в полный рост?
Не спится, не спится.
Твержу луне:
Войди, посвети, уйди.
Дай утихнуть тревоге во мне
И боли в груди.
\
КАК БЫТ ВЕЛИТ
По ледку по тонкому,
Вовсе не окрепшему
Ни к чему вдогонку нам
На санях за пешими.
Не стучи по куполу,
Как шуруп, не ввёртывай –
Не втолкуешь глупому,
Не разбудишь мёртвого
Жизнь у нас межована:
То друзья, то ссоримся.
У лошадок кованных
И работа спорится.
ЖЕЛАЮ ВАМ
Покоя и достатка дому,
Благополучия семье.
Да не гремят над вами громы
Ни в небесах, ни на земле.
Здоровья – как воды из крана,
Но без нужды его не трать.
Добро – душе, а не карману,
Курс – на «давать», а не на «брать».
Лишь то дарю, что сам имею, –
Бери, довольствуйся, живи!
Друзьям –
Учись, что я умею,
Врагам –
Увы, иду на вы!
НОНЕШНИЕ ЧАСТУХИ
Разобраться не могу,
Мистика – не мистика:
Каталажка бедняку,
Жулику амнистия.
Лет военных детвора
Ждёт закон – давно пора.
Ну, а в Думе тоже ждут:
Может, сами перемрут.
Стартов много впереди
В спорте и в политике.
Игроков хоть пруд пруди,
А команды липовы.
Он топнул ногой
Да притопнул другой.
Молодой – не молодой,
Но опять же холостой.
КУПАНИЕ ПОД ЛУНОЙ
А помнишь, мы вместе ходили
На небо ночное смотреть?
Красивейшую из идиллий
Луна обнажала на треть.
Мы долго в реке полоскались
Одни голышом в темноте.
И лунные брызги ласкались
К твоей не святой наготе.
Моим сверстникам –
детям войны.
ДЫМ НАД ДОМОМ
Поэма
Не верь войне, мальчишка…
Б. Окуджава.
В том кургане похоронена война.
В. Боков.
ЗОВ
И потянуло сердце властно,
Не согласуясь, повело
Туда,
В старинные Отъяссы –
Моё тамбовское село.
На речку Цну,
Где плачут ивы,
В истоме летней берега,
На работящие, живые,
На сенокосные луга.
Опять всплывает лихолетье
В тревожной памяти моей,
И мы,
Поры суровой дети,
До срока ставшие взрослей.
Дымы над Русью,
Каждым домом,
Как будто вся страна в огне.
И тишина набатным громом
Оповестила о войне.
Не сознавая в полной мере
Размер нагрянувших невзгод,
Мы хлопотали, как умели,
Весь жуткий срок
За годом год.
Забудь про шалости, забавы.
На плечи детские легли
Совсем не детского масштаба
Заботы матушки-земли.
И школа, и работа в поле,
И перетруд, и недоед,
И похоронок горьких боли,
И ожиданье новых бед.
Сестрицы, Нила и Алёна, –
Две непохожие судьбы,
Две переполненные стоном
Не отболевшие беды.
Окончив школу в сорок первом,
Алёна знала путь один:
На фронт, в разведку –
Самый верный,
Прямой, без всяких середин.
С тех пор не видел я сестрёнку.
Ни слова – явь, ни звука – сны.
А похоронка на Алёнку
Придёт в село в конце войны.
Алёна – в бой, маманя – в слёзы,
Отец на фронте с первых дней.
А Нила всем нутром в колхозе,
И я при деле рядом с ней.
Дядья, двоюродные братья –
Никто не прятался в кусты.
Им не списаться, не собраться,
Хоть эти сборы и просты.
И на войну-то уходили,
Лишь гнев и веру взяв с собой.
С тем и в Европу угодили,
Где обрели навек покой.
Они мне видятся и снятся.
Покоясь там,
В чужой земле, –
Не мстить, но помнить! –
Все двенадцать
Как будто завещают мне.
Ну, а тринадцатый, Тимоша,
Домой вернулся.
С костылём.
Безножья тягостную ношу
Не мог осилить нипочём.
Бывало, выпьет – рвёт рубашку,
– Вперёд! За Родину! – кричит.
Костыль бросает,
Но культяшка
Из брюк беспомощно торчит.
Он всё познал, гвардеец истый, –
Не в счёт дожди,
Не в счёт снега.
Он так и умер, не смирившись,
Что у него одна нога.
В селе Тимошу люди помнят,
Он был хорошим печником.
Нет мужика,
А дым над домом
Напоминает нам о нём.
МУЧЕЛЬ
Мучель…
Откуда это слово?
И кем придумано оно?
Мысль позвала к родному крову,
Туда, где не был я давно.
Мучель…
Словечко и у Даля
Отыщешь с горем пополам.
Но, коль вы муки не видали
И коль мучеля не едали,
То и мука не в радость вам.
И вот я думаю:
От муки
Оно пошло
Иль от муки?
Пусть разбирается наука,
А виршеплёту не с руки.
Луга и выпасы, ей-богу,
Назло нагрянувшей беде
Давали нам, хоть и немного,
Прибавки к горестной еде.
Щавельным щам отдали дани
Дворцовый комплекс и изба,
И горожане, и селяне,
И богатей, и голытьба.
Купырь (иль дягиль – всё едино)
Любым десертам фору даст –
Порезать стебель длинный, чинный
В кисель, компотец – в самый раз.
А вы не знали?
Не слыхали?
А знали б – то воздали б честь:
И в пироги его б пихали,
И так могли бы похрустеть.
Но это – плачи, не иначе,
Ничто в сравненьи с чудом тем,
Которым я рассказ свой начал
И в заголовке обозначил
Одну из самых горьких тем.
Глядь, Цна не завтра, а сегодня
Освободится ото льда,
И сенокосные угодья
Покроет полая вода.
Ах, половодье!
Нам то благо,
А то и пагубу несло:
И сенокосу выдаст влагу,
И вдруг затопит всё село.
Цна и буянит, и играет,
Свои покинув берега,
Здесь, на покосе, оставляет
Что за зиму приберегла.
А половодье – не игрушка,
Хвалить иль хаять не спеши.
Всё разметает, всё порушит:
И вётлы – славные простушки,
И нам в угоду камыши.
– Пошто в угоду? – ты спросил бы.
А я в ответ сказать могу,
Что Цна не мусор выносила,
А камышовые массивы,
Чтоб уронить их на лугу.
Да это ж лакомые корни,
Почти что сахарный тростник!
Конечно, вдоволь не накормят,
Но в них крахмал,
И сахар в них.
Бывало, солнышко подсушит
Те камышовые дары,
Туда по самые по уши –
Спас для голодной детворы.
Мы поджигали эти кучи
И доставали из костров
Печёный, жгучий и пахучий
Подарок заливных лугов.
И был у нас такой обычай:
Что перепачкано – не мыть
И в этом дьявольском обличьи,
Зато со сладкою добычей,
К вечерней зорьке дома быть.
Она, рассыпчатая штука,
И составляла нашу цель.
Муку наполовину с мукой
И называли мы мучель.
Порою кажется, что это
Не в жизни было, а во сне…
За то, что мы живём на свете,
Что наша песенка не спета, –
Поклон весне
И речке Цне.
СЕНОКОС
В былые годы сенокосы –
И труд, и праздник на земле.
Пришла пора –
И утром росным
Аврал в селе,
Аврал в семье.
И вот – обозы не обозы –
Подводы скученно идут.
Народ общиной,
Всем колхозом
Идёт на луг,
На страдный труд.
И добрались, и стали станом.
Вот уж раздолье ребятне!
Глядь, у костра духмяно станет –
Там что-то булькает в котле.
Здесь тётка Марфа кашеварит.
По этой части столько лет
Ей равных нет, износу нет.
И добрым словом всех одарит,
И в самодельный гонг ударит:
Пожалте, дескать, на обед.
А что сготовила стряпуха?
Чем удивить народ смогла?
Традиционная сливуха –
Вот украшение стола.
А впрочем, «стол» звучит условно.
Все с бригадиром во главе
И по его, конечно, слову,
Кружком уселись на траве.
А бригадир, Степан Лукошин,
Перекрывая общий гул:
– Вот в эту миску добрый ковшик
Плесни! – кормилице кивнул.
Ну, а сливуха – что за диво?
Причём тут сливки или сливы?
А ни причём, коль хочешь знать, –
Ни пить, ни с дерева срывать,
Но обязательно сливать.
Ах, каша пшённая с картошкой!
Слей – и похлёбка в ход пошла.
И застучали миски, ложки –
Всем тётка Марфа налила.
Пока похлёбку ублажали,
Сливуху над огнём держали:
Чтоб до кондиции дошла,
Она упариться должна.
А утром – штурм.
Отбиты косы
И приготовлены бруски.
– Коси! – трава безмолвно просит,
Изнемогая от тоски.
И вот, покуда не протёрло
Светило сонные глаза,
Покуда птахи чистят горла,
Пока не высохла роса,
Ещё туманом не осело
Дыханье тихое реки, –
Вставай, народ!
Пора за дело!
Литовки в руки, мужики!
Стоят они –
На загляденье,
Как на подбор, богатыри!
Святой Руси простые дети –
И пахари, и косари.
А первым стал Степан Лукошин –
Мастеровит, силён, умён.
Им ритм, рабочий шаг покоса,
Как на весах, определён.
Перекрестился, молвил «С Богом!»,
А для безбожников – «Вперёд!»,
Несуетливо, ровно, строго
Строй косарей, как в бой, ведёт.
В конце прогона вытрет косу, –
Ну, вроде пот с неё утрёт, –
Кому-то в шутку слово бросит,
Кому-то косу отобьёт.
И упадёт в траву густую,
Чтоб не остынуть, – на чуть-чуть,
Почуять силушку земную
Дать стали в косах отдохнуть.
Но скоро-скоро жарко станет,
Запахнет мир иною сталью.
Когда пойдёт в атаку взвод.
Он, как былой косарь усталый,
Раскинув руки, упадёт.
И сколько их, тогда упавших,
Так и не встали в полный рост.
Земля –
И сенокос, и пашня –
Оплачет их слезами рос.
ПРОЩАЙ, НИЛА!
Тогда нередко хоронили.
Та участь выпала и мне.
Ушла моя сестрица Нила
Туда, к утраченной родне,
По неприветливой погоде,
Отставив срочные дела,
На переполненном погосте
Сошлось едва не полсела.
А я расспрашиваю маму:
– Никак я что-то не пойму.
Мы плачем – нету Нилы с нами,
А остальные почему?
Сестре уже пятнадцать было.
Весёлый нрав,
Задорный смех.
Да, Нилу все за то любили,
Что и она любила всех.
Она в любое дело вхожа,
Работа взрослая по ней:
И подоить бурёнок может,
На свиноферму сходит тоже,
Чтоб корм запарить для свиней.
Была в селе у нас старушка,
И одинока, и хвора.
Её избушку-развалюшку
Под свой присмотр взяла сестра.
И мыла Нила, и варила –
Как успевала, не понять, –
И школа Нилу не корила,
Всё на «отлично»,
Всё на «пять».
Что за болезнь? Откуда пала?
Угасла Нила, как свеча.
Не оттого ль село рыдало,
Бранило женщину-врача?
Всё примечающая молодь,
Не упрекай врача, погодь!
Недетский труд и полуголод
Свели сестрёнку на погост.
Но время шло.
Я понял вскоре:
Коль бед, как снегу, намело,
Своё выплакивало горе,
По Ниле плакавши, село.
Скорбят и матери, и вдовы,
И плакальщицы тут как тут:
За всех родных поплачут вдоволь
И сами душу отведут.
Вам доводилось слышать плачи
В деревне на похоронах?
Там никогда слезу не прячут,
И чтут страданье, а не страх.
Нет, плач – не болевые вопли
И не заламыванье рук,
А сердца страждущего отклик,
А сгусток самых горьких мук.
Они не плакали, творили,
Вживаясь сердцем в эту роль.
Не утешенье говорило,
А бабья доля,
Бабья боль.
Так и оплакали сестрицу.
Ведь как одна семья – село.
И голосили мастерицы
Негромко, больно и светло.
Прости меня, сестрёнка Нила,
Мы часто ссорились тогда.
А без тебя совсем уныло,
А без тебя совсем беда.
Маманя плачет нынче часто
Иль недвижимо смотрит в пол.
Какой-то стала безучастной
И молчаливою с тех пор.
РЕКОРДИСТ
Ну, кто про что, а я про то же,
Про наш колхозный сенокос.
Мы, ребятишки, вон из кожи,
Чтоб каждый внёс в победу взнос.
Отцов и старших братьев наших
К себе покликала война.
Нас
За ушедших и за павших
Стать в строй понудила она.
С косой и старики, и бабы,
Из нас какой-нибудь пострел.
Но что коса! Пустяк.
Вот кабы
На грабли конные попасть бы!
Любой хотел.
И я хотел.
Желанье не бог весть какое.
Но мне и с ним не повезло.
Мечта сломалась, как весло
На лодке дедушки Сысоя.
Ну, про Сысоя чуть попозже,
Теперь же снова про мечту.
Браниться, может, и негоже,
Но я браню её
И чту.
Она, надменная и злая,
И вкривь, как русло у реки,
В насмешку бросила в запале:
– Подрос бы! Руки коротки!
И мне до слёз обидно стало.
Ведь не от рук, от ног беда.
Как ни старался, до педали
Они никак не доставали.
В глазах солёная вода.
Не плачу,
Вовсе я не плачу,
Запорошил глаза пыльцой.
Тут мне задачу обозначил
Не кто-нибудь, а дед Сысой,
Наш новый старый бригадир
И сенокосный командир.
Теперь уж точно не заплачу.
Я с бригадировой подачи
Верхом на мерине сижу,
На грабли свысока гляжу.
На зависть сверстникам отъясским
Верхом сижу и не тужу.
И копны,
Шлейкой опоясав,
К стогам растущим отвожу.
Работа спорится отменно,
И седоку послушен мерин.
– Ну, рекордист! – сказал мне дед.
Да, рекордист!
В двенадцать лет.
НА ПОБЫВКУ
Побыв на госпитальной койке,
Да у хирургов той порой
Пройдя процесс шитья и кройки,
Мой батя возвращался в строй.
А военврач, и прост, и чуток,
Дал предписание ему:
– Иди воюй, но двое суток
Отдай семейству своему.
До «передка» сто вёрст всего-то,
К тому ж почти что по пути.
Врач намекнул:
– Ну что, пехота,
Две ночи всё ж. Не подведи.
Война – и вроде не до шуток,
Идти в атаку, не к венцу.
Однако дома двое суток –
Подарок редкостный бойцу.
И помаленьку, понемногу
Враз госпитальные друзья
Отцу собрали на дорогу
Что можно и чего нельзя.
Его не то чтоб как героя,
Но всё ж встречали всем селом.
И женщины, не пряча горя,
Спросить старались о своём.
У всех одно в глазах светилось,
Один единственный вопрос:
– С моим встречаться не случилось?
Он отвечал;
– Не довелось.
Он сознавал, как это больно.
Считал, душою не кривя,
Что ждать недолго,
Ждали больше,
Придут мужья и сыновья.
А на столе закуска горкой –
Харчи села, отцов паёк.
Не обошлось без стопки горькой,
При встрече это не порок.
От подрастающего люда,
Кто в детских тайнах знает толк,
Родное фирменное блюдо –
Мучель –
Я выложил на стол.
Мечтал отцу доставить радость
И удивить его хотел.
И в ожидании награды
На батю с гордостью глядел.
Но над столом бедой запахло,
Как будто пала злая весть.
Отец взглянул
И тихо ахнул:
– Да разве это можно есть?
Он увидал беду воочью:
Его селу, стране теперь
Стал белый день чернее ночи,
А ночь страшней, чем лютый зверь.
Утёр слезу солдат калёный,
Сто раз боями опалённый,
Солдатским потом просолённый.
Ах, кабы знал я, кабы знал,
Что будет так, юнец зелёный,
Сюрприз бы свой не затевал.
Ах, кабы знал я, кабы ведал!..
Уже ушли домой соседи.
А я всё думал и молчал,
Молчал и размышлял усердно.
О чём?
Начале всех начал.
ЭПИЛОГ
Да, крепко в памяти осела,
Казалось, давняя война.
Ушла и не ушла она,
И не в одних утратах дело.
Да, тяжелы они, утраты,
Велик страданий наших счёт.
И ни единой скорбной даты
Забвенью не предаст народ.
Да, за грудиной, в межреберье
Боль, словно молот,
Бьёт и бьёт.
Но в нас жива святая мера,
Что мести воли не даёт.
Пусть не смолкает птичий гомон,
Пускай всегда на речке Цне
Спокойно вьётся дым над домом,
Кипит сливуха на огне.
***
ЛИСТОПАД,
СНЕГОПАД,
ЗВЕЗДОПАД
Припозднившееся
Миры цвели и отцветали
На звёздном дереве времён.
Максимилиан Волошин.
Живём взахлёб, живём вовсю.
Давид Самойлов.
ЧЁРНЫЙ ДЕНЬ
Казалось, что износа мне не будет
И старость не наступит никогда,
Что сердце не погасят, не остудят
Ни беды, ни заботы, ни года.
Не верилось, что чёрный день настанет.
Но он пришёл, неумолимый рок.
Да, миром правит истина простая:
Всему на свете свой приходит срок.
Не прячась, не хитря и не петляя,
Я покидаю жизненный посад..
Ещё одну книжонку оставляю.
Жаль ухожу, чуть-чуть недописав.
ГДЕ ЧАЙКИ СПЯТ?
Где чайки спят?
Где сны свои глядят?
На сотни миль ни кустика, ни норки.
И кажется, что плачут, не галдят.
Их жалобу доносит ветер горький.
Ну, в штиль их убаюкает прибой.
А грозный шторм?
А лютый морозяка?
А волны, что наотмашь, на убой?
На помощь звать?
Но не для птиц морзянка.
А человек на чайку не похож?
А бури не ломают наши крылья?
Ты, жизнь моя, похлеще моря бьёшь.
Нет ни куста, ни норки, чтоб укрыться.
ПРИМЕТА
Примета узаконена давно,
Её и нынче почитают люди:
– Под Новый год печалиться грешно,
Как встретишь год, таким тот год и будет.
Я Новый год по-разному встречал,
Старался ублажать его при этом.
В делах был благонравен и в речах.
Да только что-то не сбылась примета.
А коль молиться сутки напролёт?
Глядишь, изыдут беды и невзгоды,
Везение рекою потечёт
И не уймётся до скончанья года.
Но дед, приснившись, строго произнёс,
Как будто положил в фундамент камни:
– Молись хоть в недобор, хоть в перехлёст,
Но хлеб растить Господь велит руками.
ИМЯ
Что в России значить имя –
Не понять и не постичь:
Был Ильич,
Но не Владимир,
Есть Владимир –
Не Ильич.
ЛИВЕНЬ
Под душем весеннего ливня
Блаженно зажмурился сад.
Не страшно небесные гимны
Литаврами грома гремят.
Уже по колена деревьям.
Земля благодати полна.
Сегодня довольна деревня,
Готовит амбары она.
Ручьи дождевые приемлет
Речушка в свои берега.
Светило скатило на землю
Свои золотые бока.
Веля озаботиться пашней,
Впустую молоть не веля,
Святая кормилица наша,
Отзывчиво дышит земля.
ПОХВАЛА ДЯТЛУ
Грязнуля, бездельница, нерадивая мать,
Кукушка вызвалась нам годы считать.
Кукует, сбивается и вспять опять –
Не то считать, не то воровать.
А дятел трудяга знай стучит,
Работает споро, стучит и молчит.
Считает дятел, вошедши в раж,
Не праздное время, а рабочий стаж..
Дельный птах, работящий мужик.
По дятлову счёту давайте жить.
СЕЗОН ЛЮБВИ
Женские вздохи
Не звала и не ждала
В сердце пламени.
Не спросясь, любовь пришла,
Обожгла меня.
Укатились беды вдаль
Грошем брошенным.
Дни считает календарь
Лишь хорошие.
Млеют вешние поля
В тёплой роздыми.
Ты со мной, любовь моя,
Радость поздняя.
Переполнена земля
Птичьим гомоном.
Полюби и ты меня
По-серьёзному.
Пусть заходит погостить
Буря грозная.
Только ей не погасить
Небо звёздное.
Пусть уйдёт на целый год
Лето знойное.
Но любовь не признаёт
Межсезония.
СТЕПНОЙ КОВЫЛЬ
Ты видел степь, где вихрится ковыль?
Он словно недоволен сам собою.
Хоть шторм не лютовал
И норд не выл,
Похожа степь
На море в час прибоя.
Я долго по утрам всё брёл и брёл.
Что я искал
В зелёном этом море?
И то ли, что искал, я здесь обрёл?
И степь ли –
Амулет, что мной намолен?
Встаю чуть свет –
И снова вдаль,
Пока
Слышны земные гомоны посёлка,
Пока вдали не заблестит река
И «Спать пора!» не скажет перепёлка.
Неизмеримый
Колдовской простор,
Где птичий хор свои слагает зонги.
Седой ковыль владения простёр
До горизонта
И за горизонты.
Случайный гость…Считаюсь чужаком…
Признать своим ковыль меня не хочет.
Я степь нашёл,
Она меня не очень –
И каждый остаётся при своём.
Наездами не сделаться родным.
Здесь надо жить
И вкалывать годами.
И станут хата и кизячный дым
Тебе неоценимыми дарами.
О Господи, даруй мне тишину
И умиротворение земное!
И Русь родную преврати в страну,
С которой мне легко, а ей со мною.
НОЧЬ
Уходят силы, терпеть невмочь,
Но не приходит он
Ночь напролёт – которую ночь! –
Спасительный добрый сон.
Что за муки спать не велят!
Кто бы мне дал ответ,
Пошто они нестерпимо болят,
Раны, которых нет.
А может, эиа шальная напасть –
Судьбы упреждающий знак?
Страшные мысли чёрную пасть
Закрыть не хотят никак.
Впотьмах,
При луне
Или при свечах
В глуши,
В ледяной тиши
Они телесно кровоточат
Раны моей души.
СНЕГОПАД
Гляжу в окно на белый сад –
И не узнать родного сада:
Он погрузился в снегопад –
Предновогоднюю отраду.
А снег идёт, а снег идёт,
Светло и радостно, как песня.
Что недодал за целый год,
Теперь навёрстывает спешно.
И ни позёмки, ни пурги,
И ни сибирского морозца.
Вон чьи-то мягкие шаги
Примяли тропку у колодца.
Весь день деревьям и домам
Снег поправляет покрывало.
Но этим благостным трудам
И ночь прибавить будет мало.
Я не устану битый час
Тянутья сердцем к снегопаду.
И убеждён: с природой нас,
Ей-богу, разлучать не надо.
Мы верим, что под Новый год
Свершим что не успели за год,
Что всё желанное придёт,
А наши беды в бездну канут.
ТОРГАШ
Один толстяк,
Что представляет знать,
Что, словно паровоз, здоровьем пышет,
Изрёк:
– Я помолюсь, коль буду знать,
Что там, на небеси, меня услышат.
Перекрещусь,
Но прежде знать хочу, –
Так бизнес нынче требует, поверьте,–
Какое воздаянье получу,
Чего мне ждать от своего усердья.
Как рынок скажет
Иль расценки есть?
В цене дела благие не упали?
За доллар всю молитву произнесть
Иль хватит шевеления губами?
Полупоклон за доллар иль поклон?
А лбом об пол?
Ну, это «по понятьям»:
За доллар вдарю.
А смогу потом
С колен самостоятельно подняться?
Торгаш, он был и будет торгашом.
Отца и мать продаст, коль спрос отыщет.
Всё обсчитал и знает что почём.
Миллионер,
Ну, а по духу нищий.
Смотри, пузатый, не продешеви!
Оставь свои туманы и обманы!
Мы душу открываем для любви,
Ты –
Для бабла зелёного
Карманы.
КАЖДОМУ СВОЁ
Другу-поэту.
о недруге-словоблуде.
Какие рифмы изобрёл
Наш поэтический орёл!
Эквилибрист, ловкач, трюкач
И с языков любых толмач.
Слова курчавятся, как стружки,
Звенят игрушкой-погремушкой,
И не сгорают, и не тонут,
Но наших душ они не тронут.
Ну что же, каждому своё:
Кому дворец, кому жнивьё,
Кому играть, кому страдать,
Кто хочет взять, кто призван дать.
Твои слова – тяжёлой тучей,
В стихи прессуются всё гуще,
Не веселят, не ублажают,
А гром и молнию рождают.
ОТТАЯЛ
Совсем уж было захандрил
И день за днём помалу тает.
Надежды сдюжить не питает,
И думы горестные стаей
Свою устроили кадриль.
Перелистал житьё-бытьё.
Брал не уборы, не узоры.–
Строптивой совести укоры,
За нетерпение уколы
И за смирение своё.
Но вот оттаяла зима –
Он снова обретает форму
И может дать любому фору:
Хватает стойкости и форсу.
Пускай зима хандрит сама.
ЧЕМ ПОХОЖИЕ НЕ ПОХОЖИ
Нет, не похож тот дом на этот,
А оба одного проекта.
Конечно, оба хороши,
Но в них две разные души.
Неразличимо розы свежи:
Цветы, шипы – одни и те же,
Одна хрустальная роса,
Но у любой своя краса.
Ну,так ли сяк – о, мудрый Боже! –
Близнята – не одно и то же.
А как их всё же различать, –
О том спросите лучше мать.
БЕРЁЗА с ДУБОМ,
ДУБ с БЕРЁЗОЙ
Я посадил в своём саду
Берёзку и дубок.
И желчи полную бадью
Сосед сдержать не смог:
– «Мичурин», не смеши людей!
Ты, видно, впал в балдёж.
И вместо яблок желудей
С деревьев наберёшь.
Что ж, я прощу тебе «балду».
Но, может, ты чудишь?
Румяным яблоком в саду
Кого ты удивишь?
Оно у каждого своё,
И всё ж у всех одно:
Величиной рекорды бьёт
И сладостью оно.
А я ращу в своём саду
Отраду, не плоды.
Тоска – к берёзе подойду,
Как за глотком воды.
А если сил недостаёт,
Рабочий пыл хандрит, –
Взращённый мною дуб поймёт
И силой одарит.
И всё же главное в другом.
Вот логика моя:
Берёза с дубом – мирный дом,
Согласная семья.
Они не вздорят меж собой –
Пример и для людей.
Берёза – собеседник мой,
Дуб – жёнушки моей.
Им – похвала, а не хула.
Порой напряг шальной.
Чтоб снять его, коснись ствола
Натруженной спиной.
Сосед, что истины твои
Таким моим плодам!
Берёза с дубом по любви
Живут на зависть нам.
ХОЛМ
Поговорим,
Молчком поговорим.
Не будет холм
Границей между нами,
Как нет её
Меж бдением и снами.
У жизни и у смерти
Общий ритм.
Я слышу голос твой
Сквозь этот холм,
Сквозь толщу бед,
Сквозь толщу лет ушедших.
Он чётко говорит
Иль тихо шепчет –
И нет ни маскарадов,
Ни хором.
Прости меня
За всё, в чём виноват,
За путь наш,
Небезгрешный, многотрудный.
К тому холму
Я припадаю грудью.
Пусть меж собой
Сердца поговорят.
ПРО НЕНАПИСАННОЕ ПИСЬМО
А я писал тебе письмо:
Прощай! Болело – отболело.
Но почта жирное клеймо
На нём поставить не сумела.
Не дописал, не повезло:
То стержню пасты не хватило,
То в авторучке, как назло,
Внезапно кончились чернила.
И мне, выходит, не судьба
Расстаться со строптивой дамой.
Жизнь, словно истинный судья,
Мне прописала эту драму.
Бежать? А мне и ни к чему!
Я со строптивицей – счастливец.
Я обожаю кутерьму,
Её приливы и отливы.
Письмо?
Не сладить нипочём,
Готов ли ты и не готов ли:
И стержни выгнулись крючком,
И вдруг чернила пересохли.
ЗОЛОТАЯ ОРДА
Звались «золотой молодёжью».
Зазывно валютой шурша,
Держались надменно, вельможно,
Не стоив при сем ни шиша.
Вельможны они и сегодня,
Им хочется властвовать всласть.
Хотя, как и прежде, негодный,
Ни к чёрту негодный
Балласт.
Уж дюже Кремля захотели.
Прорваться,
Дорваться,
А там…
Они золотые по цели,
По банковским ёмким счетам.
У них в кошельках многозвонье, –
Встряхни невзначай или вдарь.
По сути
Всё то же зловонье –
Банкир ты или золотарь.
Ничто трясогузам Россия!
Ничто толстосумам народ!
От вас,
Недоеды босые,
Копейка в их руки плывёт.
И сами отчаянно хватки,
И прихвостней бойкий отряд –
Страну обустроят ребятки
И сами с костями схарчат.
Неужто Руси не по силе
Хапуг «золотая орда»
И выпало гордой России
Их данником стать навсегда?
Страшнее Мамаевой рати
Вменённый народу оброк.
Не дать ли нечаянной знати
Под кутнее место пинок.
ПРОЩАЙ, МОЙ ДРУГ!
Ушёл мой друг, человек непростой,
Ломан жизнью, кручен судьбой.
Не хлюпал, не хныкал.– камнем стоял,
Невзгодам задиристо противостоял.
Я, помнишь? – сулился тебя найти.
Но, если ты в рай, нам не по пути.
Что нам с тобою делать в раю?
В раю не примут анкету твою.
Прощай, дружище! До встречи в аду!.
В аду – найду.
ЖИТУХА
Ну вот бы и ладно,
Ну вот бы и пусть!
Побудет отрада –
Объявится грусть..
Пускай чередою –
Слезинка и смех,
Дожди с громобоем,
Мороз и снег.
Пусть солнышко греет,
Стожары горят,
И жито зреет,
И птицы парят.
Занедужишь если –
Крепись, держись.!
А всё это вместе –
Наша жизнь.
РИФМА
Стих неплохой.
И всё же есть изъян:
Рифмуешь без конца:
Туман – обман.
Подброшу,
Если лучшего не видно:
Иван – Натан.
Свежо и не обидно.
КОНФУЗ ЗИМЫ
Матущка Природа
Ткнулась в календарь:
– Не твоя погода,
Господин январь.
И в какие дали
Спряталась метель?
Почему ей дали
Скрыться, улететь?
Люди ждали снега,
А его всё нет.
Лишь январский с неба
Поступил ответ.
Мол, зимы хотели?
Жаловаться грех.
Вот он – в силе, в теле –
Запоздалый снег.
Падает, отборна,
Сдержанно крупна –
Рисовые зёрна –
Снежная крупа.
Буркнул непокорный
Дедушка Мороз:
– Нате вам по форме
Дар на ваш запрос.
Коль скажу: возьмите
Благостную тишь,–
Бури захотите,
Вам не угодишь.
Что же мир сегодня
От природы ждёт?
Пусть ансамбль сводный
Слаженно поёт.
БЛАЖЬ?
Я понимаю: несерьёзно.
Конечно, это просто блажь.
Но наступает вечер поздний –
Я облачаюсь в старый плащ.
Я застегну потуже пояс,
Пониже шляпу натяну
И начинаю странный поиск –
Моё внимание окну.
Что в нём особого?
Немножко.
О самом малом речь идёт:
Пусть незнакомое окошко
Чуть занавеску шевельнёт..
Нет, не откроет, только тронет.
Я не подглядывать хочу,
Добропорядочно и скромно
Сюжет фантазии ищу..
И разукрашу, дорисую –
Ах, неуёмный фантазёр! –
Картину яркую такую,
Где сад, тропинка и забор.
Калитка, полночь – непременно
Будь, как в романсе том – ей-ей! –
И поцелуями обмены,
Ну и накидка потемней.
Она тоскует, я тоскую.
Не попытаться ли вдвоём?
Создал историю такую
В воображении своём.
Создал?
Какой ты к чёрту автор!
Украл чужое рандеву.
Ты просто жалкий плагиатор,
Хоть в мыслях, а не наяву.
За этой чуткой занавеской
Другая жизнь, своя семья.
Не их,
свою судьбину взвесил.
То, может быть, мечта моя.
Там чей-то порт и чья-то пристань,
Вполне надёжны якоря.
Им дела нет, что ищет мистик,
Свои фантазии творя…
Что рисовалось целый вечер,
Я не открою никому.
И лишь тебя,
одну на свете,
свои придумки я возьму.
ДИВО ДИВНОЕ – ЯЗЫК
1.
Диво дивное явила
Миру с дней далёких Русь:
Слово – мудрость,
Слово – сила,
В нём и радость,
В нём и грусть.
В русском слове, русской речи
Нет предела чудесам:
Быль и небыль,
Чёт и нечет –
Поищи примеры сам.
Коль скакать пора приспела,
Я лошадку подведу.
Ищешь помощь –
Действуй смело,
Помогу, не подведу.
Пусть дивится та девица,
Помнит парень молодой:
Ходят по воду к кринице,
В магазины – за водой.
Намотай на ус на память
И над усом заруби:
Коль на рынок –
За грибами,
Если в лес –
То по грибы.
2.
Снова сказки, снова басни,
Речь как речка будет течь.
У оратора запасник
Дал нешуточную течь.
Нашей бабе всё под силу,
Удаль – что ни говори!
И ром-бабу замесила,
Снеговую водрузила,
И копровой бабой била
Сваи справные свои.
Ну, а если нет копра,
То кувалду брать пора.
Припечатать костылями
Рельсы к шпалам – не игра.
Костылям – учёт, почёт.
Инвалиды тут не в счёт.
3.
Я хочу статью про честь
Про рабочую прочесть.
Потому за честь почту
Почту встретить как мечту.
Кабы было у кобылы
Две руки взамен копыт,
То газеты б привозила,
По квартирам разносила –
Это служба,
Это быт!
Не дождёшься от людей,
Уж скорей от лошадей.
ДИАЛОГ
По мне, уж лучше пей,
Да дело разумей.
Известная формула.
– У пьяного работа – ни на шаг.
Какое разуменье у пропойцы!
Мотор чихает,
Не горит очаг,
И вышел стих спотычливый какой-то.
– «Не пей, не пей!» Что липнешь, как репей?
Талдычишь по заезженной пластинке.
Мудрец изрёк слова совсем простые:
Уж лучше пей,
Да дело разумей.
– У мудреца, как понимаю я,
Ты ищешь оправданье пития.
Ужель твоё бесчувственное тело,
В канаве лёжа, разумеет дело?
В САДОВОМ ДОМИКЕ ОДНА
В садовом домике одной
И неуютно, и тоскливо.
И год за годом, день за днём
Перебрала с хвоста до гривы.
То дом, то снова борозда,
Дню скоро к вечеру клониться.
Неподалёку от гнезда
Семян насыпала синицам.
Что одиночество несёт?
Унылость горестного вздоха,
Боль, что под ложечкой сосёт,
Раздоры с перебором вздора.
Пусть кто-то мимо пробежит,
Соседу завернуть случится.
Душа к соседу не лежит,
Но вдруг он всё же постучится.
О, Боже! Долгожданный стук!
Пришло намоленное чудо.
Не то восторг, не то испуг,
К добру, как молвится, иль к худу?
Бегу!.. Но где же он? Ушёл?
Мороз по коже.
Быть не может!..
Ах, это дятел долбит ствол.
А как похоже!
Как похоже!
ГЛЯНЬТЕ НА МИР
Гляньте на мир
Ненавязчивым взглядом,
Взвесьте
Прогресса порывистый бег.
Жизнь –
Сочетание мёда и яда.
Жаль, что медку
Не хватает на всех.
ИВУШКА
Кто сказал, что ива плачет,
Ветви в речку слёзы льют?
Мол, она от мира прячет
Вековую грусть свою.
Нет, открыто, каждой веткой,
Жилкой каждого листка,
Вся она в истоме вешней,
Откровенна и чиста.
Красотой святой, простою
Схожа с женщиной нагой,
Что, у кромки робко стоя,
Воду пробует ногой.
Как на исповеди истой,
У вселенной на виду
Я под пологом ветвистым
На колени упаду.
Тв прости, родная ива,
Только каждую весну
Я пою в тебе, красивой,
Русской женщины красу.
ОДА МЕТЛЕ
С метлою труд – не из обуз.
Проворен дворник и усерден.
Как с припорошенного сердца,
Легко сметает снежный груз.
Стряхнёт, играючи метлой,
Что ночь сверх меры наметала.
И оставляет за собой
Сухое поле тротуара.
Порой проснешься – снега нет,
Весна всё вымела до крошки.
И был он или не был, снег,
Не спросишь стёжки и дорожки.
Зима с тропы войны сошла,
Тепло у мира на постое.
Природа миссией достойной
Работу дворника сочла.
ОНА ПОЁТ, КАК СОЛОВЕЙ
Красиво женщина поёт.
А соловьи не понимают.
Сладкоголосых певчих стая
Ей путь в солисты не даёт.
А голос свеж, а голос чист,
А день весенний голосист.
Да, голос свеж; да, голос чист.
Но птицы хора не приемлют.
И ублажает песней землю
На каждой ветке свой солист.
А что такое соловей?
А это слитно – соло вей.
И вот, когда снега сойдут,
К нам снова песни прилетают.
Их вьют и в кружево сплетают
Творцы-певцы, что тут как тут.
На все манеры голосят.
Поёт и днём, и ночью сад.
А Я ВОШЁЛ
Калитка захлопнулась –
Щёлк-перещёлк,
Надёжно замкнулась,
Чтоб я не вошёл.
Не ты закрыла, а твой испуг
И ждёт:
Может, будет стук-перестук.
А я не стучусь.
Какой резон?
Кому он нужен, звон-перезвон?
Не ветер ласкает волос твоих шёлк,
А я сквозь сердце твоё вошёл.
МОЛОДОСТЬ В СТАРОСТИ
Слезятся старые глаза.
О чём грустят? О чём слеза?
О молодости грешной,
Ещё недавно гревшей.
О том, что прежний круг подруг
Ужался до охвата рук;
О том, что стали ночи
Длинней, а дни короче;
Что высверки весенних гроз
Уж не рождают дерзких грёз;
Что на твою сутулость
Не оглянулась юность.
Но не забыть в сплетеньи дат
Зазывный смех, прицельный взгляд.
И вновь оно с тобою –
Былое огневое.
ПРИДАНОЕ
Улыбнись,
Морщинок ниточки
На лице своём разгладь!
Отведи –
Без всякой мистики! –
Время щедрое назад.
И моложе вдвое сразу же,
Словно в сказке, станешь ты –
Только волей,
Только разумом,
Только силой красоты.
Всё мне мило,
Всё мне дорого,
Но хотел бы – видит Бог, –
Чтоб ты ямочки не трогала,
Украшенье милых щёк.
Убегают в дали дальние
Годы, месяцы и дни.
Как семейное приданое,
Эти ямочки храни.
Улыбнись ,
И вспыхнут трепетно
Искры самых дивных глаз,
И,
Природные отметины,
Заиграют ямки враз.
* * *
УСТИНЬЯ
Поэма
Между вечностью и мною
Встанет образ твой.
Аполлон Григорьев.
Твои отливчатые косы
Затмятся зимним серебром.
Николай Клюев.
I.
Набежит тоска самовольно
И не спросит, хочу ли я –
Поведёт тропою окольной
В молодые наши края.
Попетляет чуть-чуть дорожкой,
Где прошли за весной весна,
И почтит сердечною дрожью
Дорогие для нас места.
Там и было любви начало,
Занялось что пожар в ночи.
Всё опять в душе зазвучало
Болью памяти, лишь начни.
И не думал я поначалу,
Что Устинья – моя судьба.
А потом от её причала
Ни туда мне и не сюда.
А и было мне чуть за двадцать.
Отслуживший свой срок солдат
Не искал, в какую вливаться
Из колхозных наших бригад.
А в колхозе любой работы
Трактористу невпроворот.
«Беларусь» до седьмого пота,
До мужицкой в кости ломоты
Устаёт, но пыреям-осотам
Гарантирует укорот.
Я вспахал, посадил, окучил,
Раз, другой – картошке догляд.
Но случилось…
И этот случай
«Не моги» упустить солдат.
Да и кто же, скажи , упустит,
Если вот она – власть не власть –
Агрономша Устинья, Устя
На тебя положила глаз.
Положила-то положила,
Только этот глаз не про нас.
Укрощу любую машину,
Ну, а с женским полом я пас.
На меня девчата глядели:
Работящий и холостой,
Не из этих, что то и дело –
Нынче с этой, а завтра с той.
Ни к одной из них не тянулся
И, по правде сказать, робел.
И всерьёз про Устинью, Устю
Я и думать тогда не смел.
И строга она, и красива,
Вроде замужем побыла.
Гордо голову проносила
Сквозь мужичьи взгляды села.
За глаза называли кралей
Устю местные мужики.
Что неверного покарала,
Одобряли его дружки.
Почитали Устинью люди,
Ни смешка, ни намёка вслед.
А чему суждено – пусть будет,
А что было – того уж нет.
II.
А уж что выделяло Устю,
То, конечно, краса волос,
Родовая, наследная русскость –
И уложенно, и вразброс.
Я сказал это слово – русскость.
Хочешь дива? Взгляни, изволь:
Уродилась коса не русой,
А нежданно чёрной, как смоль.
И не знаю, насколько правильно, –
А быть может, наоборот, –
Учредила Устинья правило
Навсегда, не на день иль год.
И зарок дала –
Не нарушу
Это правило нипочём:
Если праздник – коса наружу,
Коли в поле – тугим узлом.
Ну, не вслух говорилось это,
Диктовалось жизнью самой:
Под косынку косу на лето
И под тёплый платок зимой.
Чтоб не путалась, не моталась,
За что попадя не цеплялась
И была заметной притом,
Устя вяжет её привычно
Не обычным, простым, девичьим,
А придуманным лично узлом.
Не лубок коса, не икона,
То отрадна, а то грустна.
Быть бы ей украшеньем трона,
Пригодилась полю она.
Что ей стоило сердце ранить!
Самым жёстким и то хана.
А моё растаяло раньше,
Чем я понял:
Она! Она!
Агроном наша Устя – чудо.
И когда приходит весна,
Словно слышит землю и чует,
Как блаженно дышит она.
Коль заметит твои огрехи,
Оправдания не ищи,
Получи своё на орехи
И на будущее учти.
Всё заставит сделать по-новому,
А потом в полевой тиши
Непременно скажет виновному:
– Образуется. Не спеши!
До чего же простая истина!
Перепала она и мне,
Тихим шёпотом громче выстрела
Прозвучавшая в тишине.
Так уж вышло:
В тот день злосчастный
Или в самый счастливый день
Допоздна я холил участок,
Разгоняя фарами темь.
Завернувши к самому краю,
Чётко высветил впереди –
Да, её, но вовсе не кралю,
Королеву с косой на груди.
Из кабины подался:
– Разве
Нынче праздник у нас в селе?
И услышал я:
– Ты мой празднтк! –
И прижала меня к себе.
Закружилась земля, как в сказке.
И куда понеслась, куда?
Приняла нас горячей лаской
Мною взбитая борозда.
Я не помню того, что было
И со мною было иль нет.
Может, сердце набатом било,
Может, трактор стучал в ответ.
Я опять потянулся к Усте –
Повторить, скорей повторить!
А сердчишко забилось пуще,
Набирая бешеный ритм.
Позабудь про поля, огрехи!
Нет ни трактора, ни межи.
Но сказала она неумехе:
– Образуется. Не спеши!
И ласкалась открыто, пылко,
Не стыдясь меня. А потом
Уложила красу на затылке
Работящим своим узлом.
III.
От людей ничего не спрячешь.
Ветром с поля что ль намело?
О неправедном счастье нашем
Вскоре ведало всё село.
Пересуды слушать постыло,
Языки чесало бабьё.
Кто корил, кто жалел Устинью.
Ну, и я получал своё.
Дело ясное. В чём заминка?
Выбрал милую – и женись.
Только тем, что пониже спинки,
Повернулась к нам с Устей жизнь.
Где он был, муженёк вертучий,
Где скрывался и год, и два?
Чьим стараньем, какою тучей
До него доползла молва?
Заявился:
– Нашла получше?
Но запомни мои слова:
Ни за что развод не получишь.
У меня на тебя права.
Как с женой буду жить с тобою.
Не захочешь – возьму силком.
И заставлю, –
Хоть смертным боем, –
По селу пройти нагишом.
Все, какие придумал гнуси,
Как змея свой яд,
Источал.
Но спокойной казалась Устя,
Нрав её до поры молчал.
Не учёл мужичок, как видно:
Ради этих блудливых глаз
Не простит Устинья обиды
И унизить себя не даст.
Осадило, остановило,
Обожгло его, как огонь,
С непривычной для бабы силой
Твёрдо сказанное:
– Не тронь!
Он опешил, ищет на ощупь,
Чем бы стукнуть, да побольней.
А коса – ну чего уж проще! –
Намотал на кулак – и бей.
Поволок бедолагу в сени,
А она – ни в крик и ни в стон.
Прибежать понудил соседей
Опрокинутый наземь стол.
Набежали со всей округи,
Но они опоздали всё ж:
Подвернулся Устинье в руки,
Словно кем-то подброшен,
Нож.
И не думая, и не зная,
Чем грозит поворот такой,
Но почуяла:
Воля злая
Сникла враз под её рукой.
Я корю себя и поныне,
Оправдания не найду:
Трактор – трактором, нива – нивой,
Как не смог почуять беду!
IV.
Лихачом проносится время.
Председателю говорю:
– Да не нужно мне ваших премий,
Возвратите Устю мою.
Я стучался во все конторы:
Дескать, это моя вина.
Говорят: есть срок, на который
Справедливо осуждена.
Нахожу – и сам это чую –
Очень правильные слова:
За жену свою хлопочу я.
Отвечают: она вдова.
От самой Устиньи ни строчки,
Мне на письма – молчанья стена.
И не скоро, хоть и досрочно
Возвратилась домой она.
Возвратилась Устинья тихо.
И опять я клятву даю,
Что в ответе за это лихо
Всё едино – в аду, в раю.
Не в село она воротилась,
В городишко, к сестре своей.
Приторочилась, приютилась,
Чтобы спрятаться от людей.
И меня сторонилась тоже.
Не узнал бы я, где она.
Но сестра позвала тревожно
Телеграммой: помощь нужна.
И меня понесли, помчали
Пережитые мной печали.
Как я встретить её хотел!
Словно плетью меня хлестали,
Полетел бы в любые дали,
Я летел, но вновь не успел.
Ты ли это в углу переднем?
Для тебя ль хилый свет свечей?
Твой ли лик непривычно бледный?
И обряд отпеванья чей?
Белый цвет январским наносом
На судьбу Устиньину лёг.
Словно иней упал на косу,
И румянец ушёл со щёк.
Осознать не хватает мочи:
Жарким летом откуда снег?
Где коса, что чернее ночи,
Карих глаз негасимый свет?
Ни следочка от Усти прежней.
Только сердце твердит: она,
Хоть коса в поволоке снежной
И лицо белей полотна.
Вроде время не так уж плотно
В чернь её косы улеглось,
Но хватило
Бесповоротно
Перекрасить колер волос.
Ну, куда ты спешила, Устя?
Кущи райские подождут.
Не растрачены наши чувства,
Наше счастье осталось тут.
Небесам не хватило боли,
Снегу – ангельской белизны?
И твоя ли, Устинья, доля –
Эти райские видеть сны?
Полевых ромашек охапка
Положила новую боль
На волос белоснежных шапку,
Что недавно были как смоль.
Не растает и не стряхнётся
Белый иней от чёрных бед.
Было пухом, а стало гнётом
Обретенье недолгих лет.
А когда попрощался с нею,
Попросил я местную власть,
Чтоб отныне женой моею
В документах Устя звалась.
Согласились, добавив:
– Дивно!
Не найдёшь – перерой дела,
Чтобы разово, заедино
Вышла замуж и померла.
V.
На понуром старом погосте,
Где давно не хоронят уже,
Я стою бесприютный вовсе
На святом для нас рубеже.
Поклонюсь твоему надгробью,
Погрущу в укромной тиши.
Птаха рядом щебечет скромно.
Что ж, побудь со мной, потужи.
Голос твой – тишине подспорье,
Не заходит сюда гроза.
Вон над речкой, на косогоре
Мирно щиплет траву коза.
На подворье, неподалёку
Свой гарем огласил петух.
Возводить на весь мир поклёпы
У дворняги жар не потух.
Всё похоже и не похоже,
Тот же быт и совсем не тот.
Каждый шаг – морозом по коже,
Каждый звук в былое зовёт.
А былое в душе навечно
Телеграммой – точки, тире –
Вздохом счастья, скорбью сердечной,
Светлой памятью о тебе.
----*----
СОДЕРЖАНИЕ
Русский рай
(разностишье)
Борода
Тот же сон
Рано, рана
Один.
Поясок
Жаворонок
Осень
И земле больно
Разговор с ивой
Мажор
Из военного детства
Лесной тропой
Хоккеист
Когда вишня цветёт
А всё неймётся
Бомж
Слеза на лкпесике
Русский рай
Мальвы
Молния
Где же зима?
Незримый бой
Аномалии погоды
О чём ты, колокол?
Гость
Тишина
Двустишия
Вечерняя Преголя
Звездопад
Слово молодого солдата.
Завидую
Дракон
Голоса весны
Она жила неподалёку
Бессонница
Прогресс
Пофилософствуем?
Не спится
Нонешние частухи
Что на блюде?
Купание под луной
Дым над домом
(поэма)
Листопад, снегопад, звездопад
(припозднившееся)
Чёрный день
Где чайки спят?
Примета
Имя
Ливень
Похвала дятлу
Сезон любви
Степной ковыль
Ночь
Снегопад
Торгаш
Каждому своё
Оттаял
Чем похожи непохожие
Берёза с дубом, дуб с берёзой
Холм
Про ненаписанное письмо
Золотая орда
Прощай, мой друг!
Житуха.
Рифма
Конфуз зимы
Блажь
Диво дивное – язык
В садовом домике одна
Гляньте на мир
Ивушка
Ода метле
Она поёт, как соловей
А я вошёл
Молодость в старости
Приданое
Как быт велит
Желаю вам
Устинья
(поэма)