Чудесные, вы знаете, бытуют словосочетания,
Неотразимое, могучее у них на нас, землян, влияние,
Они – своеобразное для наших душ питание,
Не важно, что возникли нас они заранее;
Вам часть их привести – моё горячее желание,
Готовьтесь к ним вы, как на первое свидание.
Никак не удержусь задать я вам вопрос:
«Секрет в чём их над нами власти?»
Я лично до его разгадки не дорос;
Понятно, почему все любят сласти:
Для этого есть чувство наше – вкус,
Но стих или роман – то вам не ягода-арбуз.
Так чем красу воспринимаем слов мы кру;жево?
Пока такое чувство, знай, не обнаружено;
Я думаю, здесь разум иль душа находит наслаждение:
Им, видимо, по вкусу, в смак, такое слов искусное вождение.
А привести хочу я вам из «Горя от ума» цитаты,
Их ровно пятьдесят – в строю стоят здесь, как солдаты,
Конечно, вы их зрели и учили – в школе может быть,
Но так, ведь, хочется по их волнам ещё проплыть -
Как юмором, сатирой, обаянием они богаты!
Итак, начнём: «Друг, нельзя ли для прогулок
Подальше выбрать закоулок?»;
«А ты, сударыня, чуть из постели прыг,
С мужчиной! с молодым! – Занятье для девицы!
Всю ночь читает небылицы.
И вот плоды от этих книг!» -
Понятны мне тревоги взрослой дочери отца –
Отвадить следует от дома наглеца,
Ведь, на балах хватает полек, вальсов и мазурок,
Где разговор о суженом довольно гулок,
Где ищут ключики сердец шкатулок.
А чтения романов о любви
Чувств тлеющие раздувают, ведь, угли;,
Они нарушить строгость поведения смогли.
«Тот нищий, этот франт- приятель;
Отъявлен мотом, сорванцом;
Что за комиссия, создатель,
Быть взрослой дочери отцом!» -
Чтоб своё чадо уберечь от разных удальцов,
Сыскать достойного ей мужа – быть нужно только мудрецом.
«Вот то-то невзначай, за вами примечай» -
С такой служанкою-плутовкой ты часы сличай,
Но сильно на неё ты не серчай,
Она часы на бой перевела не сгоряча,
А за репутацию твоей-то дочери, ведь, хлопоча.
«Счастливые часов не наблюдают» -
Часы что? Сутки у них мигом тают,
Надежды, ведь, последними-то умирают,
Воображают, что нашли уже дорогу к раю,
Что птицы счастья их уже собрались в стаю.
«Вот об себе задумал он высоко…
Охота странствовать напала на него.
Ах, если любит кто кого,
Зачем ума искать и ездить так далёко?» -
Не проломи льда тонкого:
Не все же петь хотят под караоке,
Коль нет в своём Отечестве пророка.
А кто назначил место, жить нам где, какие сроки?
Кто запретил усваивать у жизни нам уроки?
Кто требует всем плыть в одном потоке?
«Блажен, кто верует, тепло ему на свете!» -
Давно в религии попали крепкие вы сети?
Хотите душу вы носить в таком корсете?
Как на духу вы честно мне ответьте.
«Когда ж постранствуешь, воротишься домой,
И дым Отечества нам сладок и приятен!» -
Судьба не вечно же намерена стоять к тебе кормой,
И Солнце, ведь, ты знаешь, не без пятен,
Так что позыв не может быть иной.
«Хочу у вас спросить:
Случалось ли, чтоб вы, смеясь? или в печали?
Ошибкою? добро о ком-нибудь сказали?
Хоть не теперь, а в детстве, может быть» -
Иронизируя подчас над кем-нибудь,
Пойми его ты истинную суть:
Чтобы на воду ту потом не дуть,
На чём ты ранее обжёгся, не забудь.
«Служить бы рад, прислуживаться тошно» -
Скажу тебе я по секрету – тихо, осторожно:
Коль в стиль своей ты службы зажат крепко,
Слегка, чтоб не сломали, прогибайся, но только гибко, словно скрепка.
«При мне служа;щие чужие очень редки;
Всё больше сестрины, свояченицы детки» -
Не рад: традиции сии уж очень оказались крепки -
Сейчас власть предержащие ведут себя, как предки
(Все, видишь, с родственной одной своей-то клетки).
«Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку,
Ну как не порадеть родному человечку!..» -
Своих лишь продвигать нечестно – не перечь-ка,
Но любят боссы нынешние предстать, как безобидные овечки,
Сейчас обласканные за упокой потом поставят им всем свечки -
Как видишь ты, вступить и дважды можно в одну речку;
Когда же, мерзкое оружие, ты дашь осечку,
Когда такие действия сожжём в истории мы печке?
«Ах! злые языки страшнее пистолета» -
Вот так своеобразно сила языка была воспета,
Сильней печатной речевая та была газета;
Коль стал героем ты скандального сюжета,
Из грязевого, знай, тебе не выбраться кювета.
«И точно, можно ли воспитаннее быть!
Умеют же себя принарядить
Тафтицей, бархатцем и дымкой,
Словечка в простоте не скажут, всё с ужимкой;
Французские романсы вам поют
И верхние выводят нотки,
К военным людям так и льнут,
А потому что патриотки» -
Теперь другие «фронтовые» нам приходят сводки,
Сейчас женщины, знай, тоже любят в моде шмотки,
Но бойче стали – полудили будто у них глотки,
К мужскому полу – словно боевые самоходки,
И к олигархам, ярким «звёздам» попадают без наводки,
Бывает, к офицерам, чаще к генералам, совершают ходки;
На иностранном знают только happy birth –
Вот, в образованность их главный ценный взнос;
Поют что? Затрудняюсь я сказать:
Тут разнобой; площадно могут обругать.
Стремятся тело своё миру больше оголить,
Охочи до шампанского, вино да водку любят пить,
И сигареты забугорные, и «травку» разную не прочь курить
(И нет смелых, кто попытался их бы пожурить).
Готовы одолеть они любой редут,
Кого и куда надо, не волнуйся, приведут;
Не пахнет здесь уже, увы, «старинкой»,
Что хуже – могут посчитать сие всего лишь лёгкою разминкой.
Возможно, в этой критике я переусердствовал слегка,
Готов, чтоб наломали мне за то бока –
Не вся загрязнена ещё любовная река.
«А впрочем, он дойдёт до степеней известных,
Ведь нынче любят бессловесных» -
Сейчас все знают – шефу нужно не перечить,
Для этого не нужно созывать вам Новгорода вече,
Путь противоречий, знают это все, увечен,
Так что с улыбкой и смирением свои грузи ты плечи –
Глядишь, по лестнице служебной ты продвинут – ты замечен!
«Гоненье на Москву. Что значит видеть свет!
Где ж лучше?»
«Где нас нет» -
Всегда искали на такой вопрос ответ,
На тему эту не гнушались выслушать совет,
А оказалось, что не туз ты в жизни, а валет,
Хоть будь неукротимым ты, у Митчелл как Скарлетт;
Балет же там, где нас уж нет, где мы – там лишь кардибалет:
То понимаешь лишь на склоне своих лет.
Что до Москвы – то только старого здесь след,
Нет освежающего клика «Эврика!», чей автор Архимед.
«Ах! от господ подалей;
У них беды; себе на всякий час готовь,
Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев, и барская любовь» -
И верно: без календарей то знаем майей,
Изменчив нрав их, как апрельская погода:
То вдруг навешают тебе на грудь медалей,
То заставляют там идти, где нет давно уж брода.
«А у меня, что дело, что не дело,
Обычай мой такой:
Подписано, так с плеч долой» -
Сказать я вам могу то прямо, смело,
Что практика такая и поныне процветает:
Начальника не существо, ведь, дела угнетает,
А то, что в списке оно чёрном, а не белом.
«Не надобно иного образца,
Когда в глазах пример отца» -
Не думайте, что найден ключик от ларца,
Мы – ещё от Януса наследники, увы, двуликого лица:
Немало в глубине души у нас разнообразного хренца,
Но выступаем с видом обладателя тернового венца;
Хватает простоты на всякого, ты знаешь, мудреца,
Так что наивно видеть в нём верх совершенства нашего Творца.
«Извольте посмотреть на нашу молодёжь,
На юношей – сынков и вну;чат,
Журили мы их, а если разберёшь,
В пятнадцать лет учителей научат!» -
Скажу, что ещё древние вниманье обращали на «падёж»
Со временем прогресса и морали; и молвили, что туча
Доселе светлый небосвод закроет вскоре:
Не относились к молодёжи, как к своей опоре,
Считали, что несёт она в мир наш лишь горе;
Но вот века прошли, прошли тысячелетия,
Прогресс всё далее идёт – играть не стоит реквием.
Когда мы сами были молодёжью,
Ведь, не сошли с пути, не двинулись по бездорожью,
И были без ума «назло» родителям от песни «Бесаме мучо»,
Скажи теперь: от этого мы стали хуже, лучше?
Сейчас же молодёжь у виртуальной техники, Сети в плену,
Там пропадает сутками, веди хоть с ней войну,
Премудрости той техники и в свои пять научит,
Без ложной скромности (её давно уж нет) своё умение озвучит,
И молодёжи древности она, как видишь, круче.
«Я странен, а не странен кто ж?
Тот, кто на всех глупцов похож»; -
Человек с умом, конечно же, не венецианский дож
По своей власти, по смелости – он не Гаврош,
Но в жизни нашей разные законы вхож,
Как аналитик и создатель он хорош,
Что он пустой мечтатель – это ложь,
Что белой выглядит вороной – ну, и что ж?
Он не безумец, и владельцем бы не стал шагреневых он кож,
И мнения глупцов не ценит ни на грош,
Ты тех, кому горе от ума, не трожь!
«Ах! боже мой! Неужто я из тех,
Которым цель всей жизни – смех?
Мне весело, когда смешных встречаю,
А чаще с ними я скучаю» -
Я эту, странность на взгляд первый, знаю:
Ведь, воду я от пены отличаю,
Коль юмора и смысла нет в том смехе,
То быстро от веселья к скуке я сменю доспехи.
И не вхожу я в хохотунов тех вечных цех –
Не это в жизни главное, что принесёт успех.
«Когда в делах, я от веселий прячусь,
Когда дурачиться – дурачусь;
А смешивать два этих ремесла
Есть тьма искусников, я не из их числа».
Всё верно: делу время, а потехе час,
Смешаешь их – успех съест саранча;
Когда же я дурачился, то пел я «Кукарачу»,
Ещё смеюсь над тем, как я батрачу, иль ишачу,
Но, как блоха, от дела в круг потехи я не скачу,
Коль делом я серьёзным занимаюсь – то совсем иначе:
Нельзя же смешивать – вино ты фирменное пьёшь иль чачу.
Своё не посрами ты ремесло –
Всем докажи своё ты мастерство;
Уверенно греби своим веслом,
Чтобы на мель случайно не снесло.
«Ваш шпиц – прелестный шпиц, не более напёрстка;
Я гладил всё его: как шёлковая шёрстка!» -
Не перевелись, увы, льстецы – их много, а не горстка,
Не меньше их, чем наших городов, с концом названия таким – «орска».
«Нет-с, книги книгам рознь. А если б, между нами,
Был цензором назначен я,
На басни бы налёг; ох! басни – смерть моя!
Насмешки вечные над львами! над орлами!
Кто что ни говори:
Хотя животные, а всё-таки цари!» -
Кто критики боится в адрес свой и уподобил её драме,
А подчинённых всех своих он топчет сапогами,
Зверей же, птиц, людей – всех соединил в одной он звуков гамме -
Живёт он в созданном самим большом обмане, словно в яме –
Нельзя же на балу быть, если ты в пижаме.
Ума, ведь, много-то не надо, что ни говори,
Чтоб понять то: над ними не смеются – они и в баснях главари;
Ты, Загорецкий – плут, мошенник, зря пускаешь пузыри,
Всё иносказательно – чтоб автора за критику не «замели»;
По смысловому полю плохо ходишь – купи в помощь костыли,
Но в картах – щука ты, все остальные – пескари;
Не знаю, что усвоил ты из всех известных тебе книг,
Но смысл басен, знаю точно, ты-то не постиг;
Не бойся критики ты поучительной, как будто та – цунами,
Судьбой давно заказано, что будет завтра с нами
(Не избежать предначертанья даже и Обаме).
«Уж коли зло пресечь:
Забрать все книги бы, да сжечь» -
Большую роль, чтоб обезьяну в нас преобразить, сыграла речь,
А книги – та же речь: не для ушей твоих, а глаз,
Так что растапливать спешить свою не стоит печь,
Расценивай сие не как совет, а как приказ.
Не избегайте с книгами вы встреч,
В мир неизведанный они не прочь завлечь,
Своим влиянием известны, ведь, как силой славен смерч,
Твоя задача – их не жечь, а тщательно беречь.
Коль раньше мало ты читал, то стоит приналечь,
Невежество, ведь, книга губит, как картечь.
«Скажи-ка, что глаза ей портить не годится,
И в чтеньи прок-от не велик:
Ей сна нет от французских книг,
А мне от русских больно спится» -
Всё с вами ясно, как умножения таблица,
Знакомые, однако, и небритые бывают лица,
Вам в детстве, видно, не читала сказки мать,
Что уж теперь мне с вас-то брать,
Взашей с постов таких бы гнать.
Вы знайте: чтение поможет многое познать,
Хотите ж, думаю, пробиться вы во знать.
А дочь читает с упоением романы всё – французские, бульварные,
Не может отличить: вагоны где там пассажирские, а где товарные,
Ошибки здесь, учтите, очень уж коварные;
Конечно, о любви Великой те романы, я уверен,
Вкусить так хочется с кислинкой терпкий терен,
А винограда если не достать, то больно он уж зелен,
Пусть знает: путь, не отделять зерно от плевел, скверен.
«Возьмите вы от головы до пяток
На всех московских есть особый отпечаток» -
Увы, Москва – то государство в государстве,
И многие, ведь, там погрязли в барстве,
По отношению к приезжим знамениты в хамстве, чванстве,
Я сам такое чувствовал, поэтому здесь я не краток,
Не замечают у людей окраин на одежде латок,
И мастера различных подковёрных схваток,
Да не чураются «подачкой» в виде крупных взяток,
Рядиться любят под аристократов и аристократок,
Сказать пообразней – с гнильцой-то сей початок
(Здороваться не принято же, ведь, не сняв своих перчаток).
К богатству и карьере рвение без меры – вот цель для них и главное,
Ещё – недвижимость вне Родины, где место есть известное, туманное;
Где государство наше то – свободное для всех и равноправное?!
Не осуждайте меня сильно – сгустил здесь я, конечно, краски,
Я думаю, что польза есть подвергнуть вас такой вот встряске,
Но есть такие москвичи, что честь им и хвала,
Что создают и трудятся совсем не для огласки.
Что не выносят сор ни из избы, ни со двора,
Здоровые, есть тоже, значит, ветки у ствола.
Всё это правда, а не ложь и сказки,
Не продадут они, как встарь, Аляски;
Но общая картина, что видна издалека, с окраин,
Что правит бал там всё же барин.
(Прошу, для света правды не закрывайте своих ставен;
Где ты, с улыбкой простодушной наш герой Гагарин?!).
«Что нового покажет мне Москва?
Вчера был бал, а завтра будет два.
Тот сватался – успел, а тот дал промах,
Всё тот же толк, и те ж стихи в альбомах» -
И Воланд тоже говорил про москвичей,
Что страсти у них прежние, и не ищите новых здесь ключей,
(Но я всё ж думаю, что страсти эти стали горячей)
Всё так же любят деньги - какой тут спрос,
Бывает изредка, что милосердием потоки чьи-то уменьшают слёз,
Испортил их квартирный лишь вопрос.
Но я осмелюсь князя тьмы слегка оспорить,
Хотя удовлетворюсь с ним в схватке я ничьей
(Люблю я звонкий перезвон мечей),
Быть может, голос мой утонет в общем хоре,
Тогда я извиняюсь, i am sorry,
Останусь я в прохожем коридоре.
Есть новое: живут богатые, как прежде-то, в хоромах,
Но за высокими заборами скрываются от бедных и бездомных,
В престижных и охранных поселились они зонах,
Хотя не восседают на из злата они тронах,
Но властвуют, командуют, хотя и не в погонах,
Искусны в капитала за рубеж «угонах»,
И преуспели в рейдерстве, погромах,
Соперников убрать могут легко, хотя, как арматуру, не используют в бетонах,
На уши вешают народу иль лапшу, иль макароны,
И обещаньями всех кормят – басню знают о сырах, воронах,
И розы любят – цветов всё разных, но в тугих бутонах.
Достаточно сего вам говорить, хотя мог в тоннах
Вам сведений таких преподнести, могу – в вагонах,
Хотел бы всех их видеть я на переправе у Харона.
«Да и кому в Москве не зажимали рты
Обеды, ужины и танцы?» -
Такие и теперь у ряда личностей имеются черты,
Ведь, задарма поесть, повеселиться – для своих финансов, знай, то кра;нцы,
Заманчив жизни стиль такой – глядишь, подумают, что иностранцы;
Уж лучше ртом там с аппетитом поглощать торты,
Чем извергать протесты, критику – они же не повстанцы;
И тех, кто греет их, не подорвут – они не протуберанцы.
«Дома новы, но предрассудки ста;ры.
Порадуйтесь, не истребят
Ни годы их, ни моды, ни пожары» -
Нет спора: дом построить – это вам не «тары-бары»,
Но то, что в кровь, в сознание вошло – не выжгли за три века и татары,
Разрушить дом возможно, молвят комиссары,
Но уничтожить предрассудок, убежденье – путь щербат,
Нельзя жить человеку-то без памятных ему так дат;
Известно, ветераны как по боевым друзьям скорбят,
Как раны старые не заживают – постоянно бередят;
И отрицательный пример – как славно беспредельно потреблять:
Внушают нам сейчас, что к этой цели следует стремиться,
А помните, чему учили раньше с малолетства октябрят?
Как жаль, что эта перевёрнута истории страница.
«Смешные, бритые, седые подбородки!
Как платья, волосы, так и умы коротки!..
Ах, если рождены мы всё перенимать,
Хоть у китайцев бы нам несколько занять
Премудрого у них незнанья иноземцев.
Воскреснем ли когда от чужевластья мод?
Чтоб умный, бодрый наш народ
Хотя по языку нас не считал за немцев» -
Да, глупого немало переня;ли – парики, причёски,
Придворную одежду по шутовско;му образцу;
Где вы, среди осин российские берёзки?
Пора придти в вопросе сем к разумному концу.
Перенимать хорошее – не стыдно, и не грех,
Дурное же – то обрекать себя на осуждение иль смех;
Язык французский, их духи и моды мы перенимали,
Бывало, дети знати нашей язык родной свой забывали;
Есть, как обычно, две стороны любой медали:
Язык знать иностранный, право, не грешно,
Но свой не знать иль забывать совсем уж не смешно.
Что до Китая, то он сильно изменился:
Он в авангард стран мира по значению пробился;
Он и традиции свои тысячелетние хранит –
Незыблемы они и стойки, как гранит,
И новое перенимать и создавать он устремился,
И в связях с зарубежьем новая его заведена страница:
Совсем не странно зреть сейчас в Китае иностранцев лица,
Да и китайцев в других странах, знай, поток бурлится.
Вот вспомнился мне их философ древности – Конфуций,
Изобретатель верных правил поведения конструкций;
К примеру, вот его совет разумности поступков наших:
Есть к этому пути, знай, три, не заблудиться чтобы в чаще,
Знай: это размышление, иль подражание, иль свой опыт,
Вот куда на перепутьи нужно вам направить стопы.
Ещё перл его – всего одна на свете есть ошибка:
Ошибок прежних коль не исправлять,
Теперь ты это знаешь – твоя, считай, то «золотая рыбка»,
Смотри, поверь ты мне, не ошибись опять.
Прошли те времена, когда за рубежом из русских знали слов
Такие лишь, как «самовар», да «балалайки», да «матрёшки»;
Их нужно более иметь – роль выполняют, ведь, они послов;
К другим словам мы проложили, знай, дорожки,
Они такие: «перестройка», «спутник», «лунник», «космонавт»,
Но так как я отъявленный педант,
То вам скажу, что забываться стало слово «перестройка» -
Большая с нею вышла, знаешь, неустойка,
Недолговременная и непрочная та оказалась, ведь, постройка,
Её оценка, люди наши говорят, лишь кол иль двойка.
Ещё одно мы слово русское пускаем за рубеж,
Не только форма, но и содержание отправится в круиз,
Средь пепси -, кока-кол и прочего пробита брешь,
Я говорю вам о напитке нашем натуральном – его имя «квас»,
Создателям напитка этого – признательности нашей приз;
Порадовал и удивил я этим хоть немного вас?
И моды стали появляться, ведь, свои,
Юдашкин вдруг возник – наш именитый модельер,
Как хорошо, что на реке российской моды появились нужные буи,
Для подражанья в иных сферах то пример,
Пора смелей нам брать любой барьер!
«Ну вот! великая беда,
Что выпьет лишнее мужчина!
Ученье – вот чума, учёность – вот причина,
Что нынче, пуще, чем когда,
Безумных развелось людей, и дел, и мнений» -
То, что учёность очень уж вредна,
Ушло в прошлое: идея оказалась не модна;
А время было, ведь, когда всех презирали, кто был в шляпе,
Иль говорившего всё грамотно, без мата;
Недолго находились мы на том этапе,
Но всё ж остались те, кто матерится «в три наката».
И с выпивкой не так всё просто:
Ну, как остаться на застолье нам без тоста,
Статисты всё процент считают иль падения, иль роста
Сего пристрастия народного к напиткам крепким, даже и без ГОСТа.
Но постоянно верхи наши что-то новое изобретают,
На действенность новинки в борьбе с пьянством уповают:
То рубят виноградники, то цены поднимают,
Увы, надежды на успех лишь похоронный марш играют.
«Я одаль воссылал желанья
Смиренные, однако вслух,
Чтоб истребил господь нечистый этот дух
Пустого, рабского, слепого подражанья;
Чтоб искру заронил он в ком-нибудь с душой,
Кто мог бы словом и примером
Нас удержать, как крепкою возжой,
От жалкой тошноты по стороне чужой» -
Да, всё ещё грешим мы подражаньем:
И ко всему, что импорт, относиться свыклись с обожаньем;
Непросто задушить в себе привычку обезьянью,
За своё происхождение такой расплачиваемся данью.
Наркотики, свобода нравов и стремление к наживе
Мы переняли быстро, словно на сие было задание;
Картинки жизни заграничной в фильмах головы вскружили,
Что скоро сможем это мы в себе убить – свежо предание.
Как хочется пример найти достойный,
Равняться на кого всем было бы пристойно,
За кем пойти мог каждый смело без оглядки,
Где Данко горьковский? Появится ли он – загадки.
Так хочется увидеть для себя пример живой – не книжный,
Не где-нибудь далече: лучше рядом - в человеке-то своей Отчизны,
Видать, что путь к нему - далёкий, лыжный,
Не посетит нас скоро свет желанный, ближний,
Всё, завершаю – хватит петь на эту тему афоризмы.
«Чины людьми даются,
А люди могут обмануться» -
Изделия известные (плуг, меч) для мира и войны куются,
Чины же часто, уж поверьте, недостойным достаются,
Да преподносят их к тому ж на голубом известном блюдце;
Другим же, кто умён, но не услужлив, обещанья лишь поются.
Базируясь на этом постулате,
Ты не суди людей по их зарплате.
«А в Первой армии когда отстали? в чём?
Всё так прилажено, и тальи все так узки,
И офицеров вам начтём,
Что даже говорят, иные, по-французски» -
Что здесь сказать? Как говорится, нечего, ведь, взять
С того, чей кругозор и ум не шире тальи,
Дворяне-офицеры, о воспитании которых лишь мечтали,
Я думаю, в своих гробах привстали б:
Они таких придурков не встречали;
Таких гнать надо с армии бичом:
Не талией, ведь, славен воин, а мечом.
«А судьи кто? – За древностию лет
К свободной жизни их вражда непримирима,
Сужденья черпают из за;бытых газет
Времён Очаковских и покоренья Крыма;
Всегда готовые к журьбе,
Поют все песнь одну и ту же,
Не замечая об себе:
Что старее, то хуже.
Где? укажите нам, отечества отцы,
Которых мы должны принять за образцы?» -
На это я б сказал: ротация властей нужна,
Для освежающего действия она весьма важна;
Есть, безусловно, мудрые правители и в возрасте,
Но, думаю, не ущемит их гордости
Уйти на второй план, дорогу молодым отдать,
И импульс, подход новый нашему правлению придать.
Конечно, есть ценности без времени, то значит вечные,
Но есть стремление лишь прошлое ценить – оно увечное.
Водопровод рабами был построен Рима,
Но роль и поколений следующих, ведь впрямь, неоспорима.
А жажда видеть и иметь для подражания пример
Понятна всем – поступкам нашим, ведь, она, как для облика гример.
«Как обходительна! добра! мила! проста!
Балы; даёт нельзя богаче.
От рождества и до поста,
И летом праздники на даче» -
Любителей есть много жить за счёт чужой,
Тогда тот человек и милый, да и дорогой;
Уж я правильно, наверное, судачу,
Коль приглашают на балы; вас и на дачу.
«Не знаю, как в себе я бешенство умерил!
Глядел, и видел, и не верил!» -
Крепка, я знаю, вера наша в идеалы -
Действительность, бывает, разбивает о такие скалы,
Спросить бы надо, что сказали б аксакалы,
Какие этим фактам они поставили бы баллы.
И я, признаюсь вам, тому, что видел, иногда не верил,
Так не хотелось грязь вносить в свои же двери,
Как видите, одежду эту тоже я примерил.
«Ну! люди в здешней стороне!
Она к нему, а он ко мне,
А я… одна лишь я любви до смерти трушу –
А как не полюбить буфетчика Петрушу!» -
Позвольте, ваш покой я несколько нарушу,
Повесы были, есть, заполонили они сушу,
Непостоянство их не сбить, тряси хоть их ты, словно грушу;
Любителей тех много сеть любви вам плесть,
В их арсенале есть оружие проверенное – лесть;
Примеров чувств многоходовости не перечесть,
То хорошо, что не на ваш же счёт их мне зачесть;
Но если люб вам всё же тот Петруша,
То прозондируйте его, любовь не руша
(И не сидите вы в уединеньи, словно клуша).
«Скромна, а ничего кроме;
Проказ и ветру на уме» -
Сидеть да вышивать вам макраме,
Коль качества такие в вашей обнаружили суме;,
Но здесь, я думаю, иной-то случай:
Развратные не думают, что их, любимых, кто-то лучше,
Считают, что выставляет человече для обмана кротость на лице,
А в мыслях – вакханалия царит, как у Людовика в его дворце.
«А вам, искателям невест,
Не нежиться и не зевать бы;
Пригож и мил, кто не доест
И не доспит до свадьбы» -
Совет вполне практичен, точен,
В любые времена годится – он бессрочен;
Да, в этом деле не положено зевать:
Горячим, знаете, железо нужно, ведь, ковать.
Еде и сну поменьше удели вниманья,
Чтоб остроту другого чувства не отдать случайно на закланье.
«Не быть тебе в Москве, не жить с людьми.
Подалее от этих хватов,
В деревню, к тётке, в глушь, в Саратов,
Там будешь горе горевать,
За пяльцами сидеть, за святцами зевать».
София Павловна, уж легкомыслие теперь своё уйми,
А городок тогда тот слыл, как остров дикий для пиратов;
Да, были времена, когда Саратов за деревню почитали,
Да и далёкой глушью – за грехи туда детей своих богатые ссылали
И на унылое времяпровождение там обрекали.
А вы сейчас не так бы, вероятно, поступали?
И в наказанье в зарубежные услали б дали?
Чтоб свой объект любви на Родине скорей забыли,
Чтоб землю рьяно копытом своим не рыли,
Чтоб поле памяти покрыли полчища полыни.
«Всё врут календари» -
Использовали их, как книжку записную, ведь, встари,
Те сведенья могли не нравиться кому-то:
Не сбить упрямца, ведь, с его маршрута,
Не хочет отделять он нетто, знай, от брутто.
«И точно, начал свет глупеть,
Сказать вы можете вздохнувши;
Как посравнить, да посмотреть
Век нынешний и век минувший:
Свежо предание, а верится с трудом;
Как тот и славился, чья чаще гнулась шея;
Как не в войне, а в мире брали лбом;
Стучали об пол, не жалея!
Кому нужда: тем спесь, лежи они в пыли,
А тем, кто выше, лесть, как кружево плели» -
Уплыли ль в прошлое, далече, эти корабли?
Но были же, представьте, и такие времена,
Когда решала всё или сноровка, или сила;
Как лесть, низкопоклонство – не взошли тогда такие семена,
Таких бы жизнь та первобытная без промедления скосила.
Не по назначению, тогда, бывало, применяли лоб,
Стучать тем лбом в угоду высшим мог, ясно, лишь душой холоп,
А низших презирал тот остолоп,
Разбить таким, мной отвергаемым, чело б!
Сейчас другой используют подход –
Лесть, подражанье, слов восхищенья шефом-то водоворот.
«Достань-ка календарь;
Читай не так, как пономарь,
А с чувством, с толком, с расстановкой» -
Под слуги; чтенье не кемарь,
Освоил ваш слуга уже букварь:
Не будет в чтении он балаболкой,
Вооружён советом вашим, как винтовкой,
Не будет монотонно он читать,
И тройкой русской он не будет мчать.
«Довольно счастлив я в товарищах моих,
Вакансии как раз открыты:
То старших выключат иных,
Другие, смотришь, перебиты».
Да, странным кажется такое мне его вот счастье,
Когда товарищей по службе забирает в мир иной ненастье;
Того не мыслит Скалозуб – у дружбы нет цены,
И мнение такое не добудет, доживи хоть он до седины,
Судьбе спасибо, что ею от таких мы были спасены.
Вот так-то достаются, сами видите, чины,
Вы этим хоть слегка бывали, ведь, возмущены?
«Ах! батюшка, нашёл загадку,
Не весел я!.. В мои лета
Не можно же пускаться мне вприсядку!»
Да, достигается с годами некая черта,
Когда не одолеешь уж такую ты зарядку,
Но запиши в свою для справок ты тетрадку,
Что быть весёлым можно и без танцев до упадку,
Ведь, вероятность есть быть при делении остатку,
Его умножь, пересадив с любовью нежною на грядку;
Конечно, острота и сумма чувств уже не та,
Но береги тебе подаренную воспоминаний кладку.
Не знаю-с, виноват;
Мы с нею вместе не служили».
Как это вам истолковать,
Чтобы не сильно вы тужили?
Вот нонсенс! У Скалозуба захотели вы узнать о тех,
С кем не маршировал он и на службе не встречался,
Не светит в этом вам, вы догадались уж, успех –
Там путь ваш кончится, где и начался.
Для Скалозуба это, ведь, вопрос о несовместимом:
В истории подобный я пример вам приведу о символе одном старинном:
Армянский герб изображение имеет Арарата,
Для турок – то своеобразная, поверь, граната:
Ведь, гора эта ихняя, на их она, знай, территории;
Есть продолжение у этой непростой истории:
В ответ армяне говорят, что на турецком флаге
Есть месяц – он не их, хоть видит турок он перед собой в присяге.
«А ты меня решила уморить?
Моя судьба ещё ли не плачевна?
Ах! боже мой! что станет говорить
Княгиня Марья Алексевна!»
Да, Фамусов, теперь на языке ты будешь той, которая царит
В салонах всех, на праздниках, балах;
Да, Фамусов, уж положенье твоё «швах»:
Не будет продвиженья впредь в делах,
Твои все планы превратятся в прах;
А утешение одно – и на старуху есть проруха,
Обуха не перешибёшь, ведь, плетью – это «глухо»;
Пал жертвой ты неблаговидного, знай, слуха,
Скощунствую: земля тебе пусть будет пухом.
«Вы правы: из огня тот выйдет невредим,
Кто с вами день пробыть успеет,
Подышит воздухом одним
И в нём рассудок уцелеет.
Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок.
Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,
Где оскорблённому есть чувству уголок!..
Карету мне, карету!»
Инопланетянин бы сказал: «Ракету мне, ракету!
Подальше от Земли, побольше мне парсеков!
Советчиков круиз к Земле свершить, я призову к ответу,
На тех проспектах напишу: «Знай, подлежит запрету»».
Век не придумать испытание трудней, я думаю,
Чем окунуть в среду такую чумную
Человека просвещённого, без предрассудков, с главой умною.
Всегда, когда в среду враждебную внедряемся,
В предохранительный костюм мы наряжаемся,
Вот водолаз в пример такой вам или космонавт;
А в данном случае, где тот гарант,
Что ваш рассудок сохранит,
Как в океане су;дно, когда на высший бал штормит?
Вы обстановку поменяйте поскорей,
Кричите вы: «Карету мне, карету!»,
А король Ричард Третий был скромней:
Вы помните: «Коня! Коня! Полцарства за коня!» -
Невольно вспомнил притчу эту,
Пленяют параллели в жизни, знай, меня.
Найти же место, где тебя поймут,
И обогреют, да и в круг друзей введут,
Для того света Библия подскажет иль Талмуд,
Для этого – всё быстро пропадает, как в треугольнике Бермуд;
Такое счастье не бывает долгим, но ваш не тщетен труд:
Мгновенья эти, ведь, прекрасны, словно изумруд –
Философы, поэты древности, поверь, не врут.
В Москву вы не ездок,
Пожалуйте же на Восток:
Вот край прекрасный и испорчен мало;
Готовы к переезду? Браво!
До скорой встречи в следующих главах:
И если это оказалось вам по нраву,
То продолжение потребовать, конечно, ваше право.