1942 г. слева мой отец, Варченко Павел, справа его погибший друг Подсвиров Гриша
1946 г., г.София, Варченко П.И. в форме болгарской национальной гвардии
В моей семье память о Великой Отечественной Войне хранится на генном уровне: пять лет юности провёл на фронтах войны отец; около года детства находилась в оккупации мама; мой дед, Пантелей Тимофеевич, погиб, защищая Ленинград; второй дед, Иван Иванович, погиб, освобождая польский город Лодзь; брат деда, Николай, сгорел в танке на границе в первые дни войны, а другой его брат, Константин, пал от рук бандеровцев уже после её окончания. И это самые близкие родственники. А в центре станицы Кардоникской Ставропольского края, откуда родом мои родители, стоит обелиск в честь погибших станичников – и там более десяти Ворониных, родных по маминой линии, и столько же Варченко, по папиной.
Мой отец, Варченко Павел Иванович, прожил яркую, интересную жизнь, достойную киносценария. Таких, как он, называют самородками – старший сын неграмотных родителей, старший брат среди пяти братьев, он смог получить золотой аттестат об окончании школы, а впоследствии, после войны, получил два высших образования, и оба с красными дипломами. Честный, умный, справедливый, не утративший доброты, не смотря на сложные перипетии судьбы, отец был человеком широкой души и личностью с большой буквы.
Летом 1942 года ему было семнадцать лет. Только окончил школу в июне, а в августе в станицу зашли немцы. Мальчишеский максимализм, да комсомольская патриотичность, не знали страха, вот они и подвигли отца с двумя приятелями украсть у немцев лошадей, да ещё вместе со старой тачанкой. Это помогло им вырваться из станицы и рвануть сначала в горы, а потом к городу Орджоникидзе, где части Красной армии формировали добровольческий отряд. Удивительно, но авантюра мальчишек удалась, правда, пришлось слукавить и добавить к возрасту год, чтобы зачислили в армию добровольцами. С тех пор у отца в паспорте числится 1924-й год рождения.
В то время и в том месте плохо было и с оружием, и с обмундированием – отцу выдали «обмотки», которые заменяли сапоги, и винтовку образца 1914 года. Пока отступали, обучались военному делу, но всё равно, первый бой через месяц после вступления в армию для молодых бойцов стал полной неожиданностью – на них летела карачаевская конница, перешедшая на сторону фашистов! Как рассказывал отец, это напоминало психическую атаку – гортанные агрессивные крики, блеск шашек в лучах восходящего солнца, ощущение надвигающейся силы, которая затопчет и сметёт. После первой растерянности отец рванул к пулемёту, и сделал всё, как учили, только вот от страха глаза закрыл, и пули от пулемётной очереди уходили в землю, а не по врагам. Это потом всё будет по-другому, а в первый раз стрелять в людей очень страшно, потому как противоестественно человеческой природе. Тогда отца буквально спас его командир, полковник Джимерджиев – отбросил мальчишку в сторону, взял пулемёт в опытные руки и отбил атаку карачаевцев. Таким было первое боевое крещение, а уважение и благодарность к спасителю отец пронёс через всю жизнь.
Папа не любил рассказывать о войне, тяжёлые это были воспоминания, но мы с братом выклянчивали подробности боёв, просили пересказать какой-то случай, и отец сдавался. Самый любимый рассказ для нас был о форсировании реки Кубань. Звучало это следующим образом.
Перед шеренгой молодых бойцов вышагивал прибывший из штаба майор: «Для обеспечения прорыва Северо-Кавказского фронта и отвлечения неприятеля от переправы наших войск через Кубань необходим отряд добровольцев! Кто умеет плавать, шаг вперёд!». Конечно, отец шагнул вперёд. Где ему было знать, что узенькие горные речки его детства, тут не в счёт. Отряд был большой, сорок человек, им предстояло ночью переплыть реку в полном обмундировании с оружием в руках, а затем на оккупированном немцами берегу развязать бой, вызвать огонь на себя, имитируя переправу большого соединения войск и продержаться, как можно дольше, дабы обеспечить реальную переправу и прорыв войск совершенно в другом месте.
Фактически, отряд был послан на смерть, и первую опасность представляла река, а потом уже немцы – Кубань, как специально, разлилась в ту весну, набухшая шинель и тяжёлый автомат тянули вниз, кто их бросил, тот не утонул и выбрался на берег. Отец был на грани потери сознания, когда вдруг ноги коснулись дна, и потом всегда говорил, что его спасло чудо. Единицы из отряда добровольцев (только, действительно, сильные пловцы) остались с автоматами в руках, но командование этот вариант просчитало, так как перед самым рассветом над точкой сбора отряда низко пролетел самолёт и сбросил оружие. И тут началось уже настоящее испытание, имя которому подвиг! Они вели бой ровно сутки, и продержались, выполнив задание, до наступления наших войск. Практически весь отряд пал смертью храбрых на том берегу, в живых остались только четверо солдат, среди них и мой отец. За операцию форсирования Кубани он получил первую награду – медаль «За оборону Кавказа».
Как и все молодые люди того времени, отец был атеистом, но Ангел-хранитель у него был точно. Иначе как объяснить удивительное спасение во время Ясско-Кишинёвской операции в августе 1944 года. Тогда он уже был младшим лейтенантом, а его 68-ой гвардейский полк 37 Армии 3-го Украинского фронта совместно со 2-м Украинским совершали успешную стратегическую военную операцию с целью разгрома крупной немецко-румынской группировки, прикрывавшей балканское направление.
В ходе боёв немецкие танки, пересекая русские окопы с солдатами, непременно их «утюжили» – засыпали землёй! За военное прошлое отца засыпало землёй дважды, в первый раз под селом Белая Глина, где он был контужен, во второй раз, в Ясско-Кишинёвской операции, где был чудом спасён санитарами. Тогда бой уже отгремел, закончившись победой наших войск, санитары искали раненных на поле боя, и отца случайно нашли по куску шинели, который выглядывал из-под земли. Если бы не эта деталь, не было бы моего отца, а значит и меня с братом.
Командовал Ясско-Кишинёвской операцией генерал армии Родион Яковлевич Малиновский, который впоследствии возглавил Дальневосточный военный округ и сыграл интересную роль в биографии нашей семьи. Семейная летопись гласит, что когда рождалась я, отец попал в больницу с воспалением лёгких, – после учёбы в Краснодаре родители уехали на Дальний Восток налегке, отец в одной шинели, а Хабаровск это не Кавказ, здесь зима суровая. Поскольку ни родственников, ни друзей на новом месте не было, папа передал деньги коллегам, чтобы жену забрали из роддома в день выписки, но деньги ушли не по назначению, и мама с младенцем ехала домой на заводском грузовике. Потом она неоднократно рассказывала об этом, как о тяжком приключении, а папа шутливо вставлял:
– Сашенька, ты же дочку родила, а я ждал сына. Вот сын родится, заберу на «Чайке»!
И через четыре года наступает тот самый момент, когда родился сын, и нужно снова забирать жену из роддома. Отец, за руку со мной, бежит к штабу округа, благо, парадный вход не за забором, и просит шофера припаркованной «чайки» съездить в роддом за женой. Шофёр категорически ему отказывает:
– С ума сошёл, это же машина командующего Дальневосточным Краснознамённым Округом, Малиновского!
А тут и хозяин со свитой идёт, отец к нему:
– Товарищ генерал, помогите…такая ситуация: фронтовик, обещал забрать жену из роддома на «чайке», привык держать слово….
Представляю, как опешил командующий… но видимо, был большим человеком не только по званию, если выслушав штатского, только спросил:
– Где воевали? Третий Украинский, Ясско-Кишинёвская…в Бухаресте были?... понятно….сорок минут хватит?
Так маму с братом забирали из роддома на «чайке» и это был единственный случай, когда отец о чём-то просил, называясь фронтовиком – он был исключительно скромным человеком.
Отец закончил войну в Болгарии, но не в 1945-м, а в 1946-м году – русских солдат тогда оставили в Софии из-за активизации националистического движения «Зелёное знамя». Там же, в Болгарии, ему пришлось узнать о гибели своего отца при освобождении Польши. К тому времени молодой командир взвода, Варченко Павел Иванович, имел два ранения, был награждён орденом Красного Знамени, орденом Отечественной войны 2 степени, имел медали: «За Отвагу», «За оборону Кавказа», «За взятие Будапешта», «За победу над Германией».
В последние годы войны отцу пришлось командовать бывалыми фронтовиками, которым он годился в сыновья – ему двадцать лет, а им за пятьдесят. Один из его подчинённых имел уникальную фамилию, о которой мама узнала спустя десять лет после окончания войны. Они с отцом, молодые и счастливые, шли по Краснодару, и вдруг отец неожиданно сорвался с места и с криком «Победа! Победа! Победа!» кинулся вдогонку за пожилым человеком. Ситуация была странная, прохожие оглядывались на двух плачущих и обнимающихся мужчин, но по повторяющемуся кодовому слову «победа» понимали, что встретились фронтовые товарищи. Действительно, так и было, только и фамилия папиного друга, оказывается, была – Победа! Потом отец шутил: «Как можно было рядом с таким солдатом не выжить и не победить!»