Бонтонный сонный тенорок
ему устало
вещал
о трудностях дорог,
где вечно мало
спасительных
причуд,
сует и чисел,
и мыслится один итог -
своя Сверхмысль.
Ногтями зорко зацепив
дневную кожу,
сквозь сна ночную кожуру,
он шел наружу
дыханьем,
шепотом своим,
желая миру
быть опрокинутым
под ним,
таким факиром.
И тщетно память вороша,
всходили мысли
о добродетели греха
и тут же кисли.
Косматой вялою
рукой
чесал он тело.
Оно лежало
в пустоте
оледенело.