Он был попрошайкой и нищим,
Прошедшим три сотни дорог.
Казался послушно притихшим.
Сидел он у главных ворот.
Я видела только однажды,
Как он улыбался толпе,
Надеясь, что серая каша
Сжалится звоном монет.
Мне было так грустно, тоскливо,
Что сердце дрожало горя.
Поверьте мне, все это было.
Не стану я врать просто так.
Я каждое утро спешила
К воротам в толпе подойти.
Увидеть его только мельком,
И бросив монеты, уйти.
Сидел у ворот он так долго...
И лето, и осень, зимой
Погода сыграла жестоко,
Вспомнив о снеге с дождем.
Тот день был не грустный, не серый,
А самый обыденный день.
Но думала я не о деле...
"А есть ли что нищим надеть?"
Снежинки все так же стучали
В оконную мутную гладь.
Все мысли к воротам сбежали,
Меня заставляя страдать.
И вот, наконец, я решилась
Оставить без пледа кровать.
Одна мысль в сознанье долбилась:
"Не смей, не смей замерзать!"
Я вышла под снежные слезы
Расстроенных чем-то небес,
Бежала по лужам и грязи
К воротам сквозь каменный лес.
И вот, различая все четче
Черты черно-серых ворот...
Я замерла резко и молча
А нищего больше здесь нет.