ГОЛОД.
Дошло в семье буквально до того,
Что дядя съесть хотел кота Максима…
Мы обожали котика своего,
Но голод мучил всех невыносимо.
В блокаде Ленинград живёт давно,
Поев всех кошек, как под Божьим гневом,
Средь полчищ крыс пропасть не мудрено,
Хоть истребляли тоже их умело.
Когда «текла» по улице «река»
Из серых грызунов неистребимых,
Трамвай, остановившись, ждал пока
Исчезнет этот ужас нестерпимый.
Когда мы с мамой покидали дом,
Кота на ключ всё время запирали
У клетки с попугайчиком вдвоём
Они часы разлуки коротали.
Я помню, как в былые времена
Жаконя пел и трёпом наслаждался.
Теперь сидел притихший у окна,
Облез, поблёк, еду найти пытался.
Стаканов восемь семечек ему,
Что за ружьё однажды обменяли,
Иссякли быстро в лютую зиму,
И чем кормить его теперь не знали…
1.
Дородный кот наш страшно исхудал,
Бродил едва, роняя шерсть клоками,
Когтей теперь и то не убирал…
И не мяукал чтобы кушать дали.
И вот однажды к Жаку кот пролез…
Припомнить сложно, как всё приключилось,
Случись всё раньше – попугай исчез,
А тут… в сознанье что-то изменилось.
Домой вернулись, распахнули дверь,
Ворвались внутрь, чтобы… изумиться:
Наш кот и птица, обнявшись теперь
Дремали… чтоб согреться и забыться.
В квартире холод лютый донимал,
Согревшись чуть, в одно дыханье слились.
Дар речи даже дядя потерял…
И съесть кота попытки прекратились.
2014г
.