Я уезжаю в тишину
лугов медово-душно-сочных,
в ту неизбывную страну,
где домик сказочно-лубочный –
обитель Веры и Любви,
покоя мирного и неги,
где смелые души побеги
взросли под древом родовым.
И стены в сруб, с окладом ставень,
и тот навес, что также статен –
одеты в тонкую резьбу...
И ты, заветный нежный друг,
обняв, запричитаешь вдруг:
«Что ж мы стоим?! Пойдём в избу!..»
И, как ведётся на Руси,
постелешь белую скатёрку
и с приговором «Иже си...»
полешек бросишь печке в топку.
И загудит, и зашкворчит
жаровня на кружках чугунных,
и мир, воскресший, нежно-юный,
слезой счастливой оживит.
Я на запечные полати
промокшее закину платье;
зипун мне дашь и сто носков,
на стол поставишь молоко,
картошку, оброня легко:
«Во славу Бога будь здоров!»
И век бы слушала твои
молитво-присказные речи,
пила б молочной доброты
парное счастье человечье...
Волнуясь, по избе плывёт
от печки жаром разогретый
ожившей сказки разноцветной
картинно-театральный ход...
Я зачаровано смотрела
на этот праздник и не смела
спугнуть беспечность детворы:
где сестры, братья-крепыши
так веселились от души.
Там я... и молодая ты.