Он наполнил мечтой воздух нашего детства.
Он впервые сказал нам, что время не ждёт,
Что от долгих разлук никуда нам не деться,
Но за ними и встреч наступает черёд.
Мы искали его с той поры упоённо
В старых, пыльных хранилищах библиотек,
Где шумели ручьи Золотого каньона
И безмолвствовал в белом сиянии снег.
В эти строки ныряли, как шхуны в цунами,
В страшный вал океанской просоленной мглы –
Там Летучий голландец летел над волнами,
И секстанты неверно считали углы.
А когда, цепь порвав, уходили без всплеска
Якоря в глубину, где Нептун не бывал,
Я его у грот-мачты в промокшей зюйдвестке,
Со штурвалом в руках без труда узнавал.
Он кричал мне в лицо: «Поменял бы свой нрав ты!
Почему не сидится в тепле молодым?»
Но спешили упрямо его аргонавты,
Как тогда – в старину, за руном золотым.
Словно чайки на риф, мы взлетали на ванты.
Становились команды по-шкиперски злы –
Он сплетал наши мышцы в стальные канаты,
Он вязал наши нервы в морские узлы.
Нам норд-осты моря, словно книги листали,
И меж волн, как меж строк, видел тот, кто хотел -
Волк морской никогда не сбивается в стаи,
А в безмолвии белом не счесть черных дел.
Вот раскручен сюжет, мачты в небо упёрты,
Марсовые свои занимают места –
Возвращались мы в порт, и кончалась у порта
То ли повесть его, то ли наша мечта...