Было время,
искусство любила страна,
А художник считался героем.
В чёрных оползнях шахт на развалинах дна
Он бродил по шахтёрским забоям.
Он хмелел без вина, примечая, как труд
В огрубевшем выискивал нежность.
Он писал в перископ штормовой Тарханкут
На подлодке "Мыс Доброй Надежды"…
* * *
Время шло, век двадцатый почил на века,
Двадцать первый вошёл без конвоя
И увидел в пивной среди пьяного мха
Человека с апломбом героя.
Собеседник его, щёголь призрачных лет,
Лишь коснётся старик Тарханкута,
Улыбался в глаза и в стеклянный предмет
То ли водку лил, то ли цикуту.
Он поил старика и под вечер увёз,
Кто-куда, только видели воры.
Да буфетчица вслед пролила пару слёз:
«Старичок-то того, быть позору!»
Покатил по Москве на «кобыле» крутой,
Наш герой, утопая в велюре.
Не приметил старик, что возница лихой
Прятал рог под густой шевелюрой...
* * *
На московской квартире с лепным потолком
Они пили и пели про баньку.
- Кто прописан ещё?
- Только я - никого.
- А жена?
- А жена - на Ваганькове.
Полночь глухо ударила в чёрный Breguet:
- Подпиши.
- Это что?
- Так, бумага.
Старичок подписал.
Щёголь выключил свет
И исчез, скрыпнув дверью парадной.
* * *
А на утро вошли без ключей "господа",
Откупорили белую водку,
Проводили за дверь старика-дурака
Под крещенскую метеосводку.
- Подходи, покупай
горсть мороженных слёз
от героя эпохи Советской!
Старичок-то того,
продаёт их всерьёз
в переходе подземном,
как нецке...