В нашем дворе, в обветшалой хрущевке
В квартире над нами жила
Покалечена кем-то больная старушка,
Она «дикой» в народе слыла.
На лице, меж морщинами- страшные шрамы.
Под подолом- культяпка ноги.
Каждый день ковыляла во двор и молчала.
Взгляд такой, как не видит ни зги.
Мимо дети носились, смеялись над нею-
Что ж ты, старая, смотришь на нас?
Не пугай нас лицом своим мерзким, старуха,
И не смей поднимать глупых глаз.
А старушка молчала, слегка улыбаясь,
И детишкам конфетки несла.
А потом, подобравши подол, лишь крестилась
В благодарность, что день прожила.
Только вечером страшно бывало старушке.
Не гасила она ночничок.
И тяжелый, приклада удар от нациста
Вспоминало больное плечо.
Вспоминала, как девушкой в самом расцвете
Прихватив документы с собой
Она мчалась на фронт записаться скорее
Обещала вернуться живой.
Кем вернулась? Калекой. С контузией сильной.
Шла в атаку, вдруг «Братцы, ложись!».
Не успела. Проснулась и вниз поглядела.
И слезы рекой полились.
Вспоминала, как в битву ввязались в деревне.
Как их немцы в избе засекли.
Вот тогда-то она и попала к нацистам,
Ей тогда все лицо рассекли.
Били крепко, кричали, вопросы рекою.
Но молчала упорно она.
А когда под конвоем во двор выводили-
Она чудом в лесок утекла.
Ее мать не узнала, когда та вернулась.
Разглядевши- упала ничком.
И она свою маму сама хоронила-
Спрятав шрамы и боль под платком.
И с тех пор она бабкой слывет у соседей.
Двадцать лет ей никто не дает.
Ни подружек, ни мужа, семьи нет, детишек.
Только слухи: подстилка, урод.
Но она не смогла ненавидеть соседей,
Так всю жизень в изгнанье жила.
Никому никогда ничего не сказала,
Все в душе под замком берегла.
И когда та старушка скончалась тихонько
Мы, соседи, в квартиру пришли.
Документы искали, одежду для гроба.
И медали в платочке нашли.
«За отвагу» медаль, «боевые заслуги».
Фотокарточка там же была.
Молодая красивая девушка в форме
Героиней видать прослыла.
Но погибли все те, кто ее знал и помнил.
Стало стыдно народу тогда.
Что травили того, кто отдал очень много
За всех нас, и гоним был всегда.
Всем двором собирали на памятник ей мы.
Той, что молча терпела всегда.
И никто не узнал, что под пыткою страшной
Промолчала она и тогда.