Ты прекрасен в своем естестве.
В тебе жизнь кипела процессами.
Я смотрела в глаза и на Смерть
Всеми доступными средствами.
Голубые. Светлого, ясного цвета.
И зрачки все чернели подвижно,
Прописав сердцевиной заветы,
Заводя меня внутрь, во "ближе".
Ныне память рисует твой образ
Там, в пространстве за теменем.
Каждый вздох, движение, волос
Составляют и суть, и затмение.
Понимаю ничтожно мало. Дождь
Заливал нашу стойкую крышу,
Скорость удушья, мытую дрожь,
Осознание, что ты меня видишь.
Ветренно. Шелушится сетчатка.
Покойник, Автозаводская, да?
Но в груди твоей жизни задатки,
Корни вкруг сердца, ее провода.
Снаружи птицы и острый месяц.
Рядом дыхание и его лишение.
Сокращение мышц много весит,
Как и шеи, кистей покраснение.
Шептала тебе: "Живи", и прочее.
Как же трудно до вас донести...
Ничего, что не нужно, испорчено,
Нет, не бывает, не было. Грести
По любой консистенции трудно,
По Коциту - еще тяжелее, может.
Я пропитой пропиткой дружбы
Ужасаюсь, как дамой без кожи.
Не пускай ее в дом. Не пускайте.
Рвет металлом и стуком колес.
Вы живете. И жизнь познавайте,
Берегитесь! Вот костный мороз.
По сосудам пути для виденья
Проложены; они всмятку душу
Бьют, но вы так удивительны,
И отдельно - ты. Не нарушить
Тебя злословию; не уничтожит
Злой рок тебя. Держись крепче,
Держитесь оба. Создайте ложе.
Вам нутро вашу карту начертит.
Сбиваюсь. Благодарю тебя.
Ценю, что позволил увидеть.
Ты сильный, теплый. Но яд
Опасен. Он лишний зритель.
Keihne.
23.04.15