Предыдущая часть: http://www.stihi.ru/2015/04/24/2653
Тонкий месяц то выглядывал, то снова прятался за набегающие низкие тучи. По утонувшей во мраке притихшей улице медленно двигалась высокая тёмная фигура. Вот она остановилась около одного из домов… Раздалось еле слышный скрип калитки… мягкие шаги пересекли тихий двор и остановились напротив входа в спящее жилище… В тусклом свете показавшегося меж облаков месяца стало видно расплывчатый сгусток мрака на крыльце… Что-то зашевелилось… вспыхнули красноватым светом два глаза…
– Ты что тут делаешь! –
Задремавшая Малуша вскочила со ступенек, растерянно тараща сонные глаза. Рядом потягивался и со сладким подвыванием зевал Серый.
Конечно, он издали услышал, но терпеливо продолжал лежать под обнимающей его шею рукой, хоть и очень хотелось вскочить и помчаться навстречу загулявшему хозяину. Почти всю ночь тут пришлось просидеть, охраняя не ушедшую спать девчонку! Разве её оставишь? Вдруг кто обидит?
Нет, он, Серый, конечно понимает, и самому приходилось не раз ночь напролёт… Но он – это же совсем другое дело…
Раз ты вожак, так заботься о своей стае! И не бегай от своей подруги к... (Серый подвигал ноздрями, втягивая чужой запах...)к другим.
Эх, хозяин, хозяин… Неужели ничего не понимаешь?
Пёс слабо вильнул хвостом, немного постоял, укоризненно глядя на Дана, и скрылся в наползающей тьме. Своих забот полно…
Малуша, безвольно уронив руки вдоль тела, стояла недвижимо… Словно и нет её здесь… Только в сумраке едва белел испятнанный тенями овал лица с тёмными провалами глаз...
– Холодно. Давай зайдём. – шагнул мужчина к ступеням.
Не отвечая, девушка развернулась и прошла внутрь. Сбросила на лавку старый тулупчик, накинутый на плечи и, стараясь не греметь заслонкой, завозилась у устья печи, поджигая лучину от уголька в горнушке*.
Вскоре на столе уже горел огарок свечи в низеньком глиняном подсвечнике с изогнутой ручкой.
Дан сделал было движение пройти к себе, но Малуша, застывшая на его пути, даже не пошевелилась.
– Ты замёрзла. Иди, ложись. –
Ни слова в ответ.
– Малуша… Я тебе не один раз говорил… чтобы не ждала… – попробовал он снова, и тоже замолчал.
Да… Как-то нехорошо получилось, что он в эти месяцы почти не обращал внимания на спасённую им забавную девчонку. Сначала она, стоило ему вернуться домой, то и дело крутилась рядом, пыталась то спрашивать о чём-то, то рассказывать обо всяких пустяках, а он отговаривался службой, усталостью, необходимостью сходить по делу, или просто в трактир с сослуживцами… Постепенно Малуша перестала приставать. Единственное, на чём он так и не смог настоять – это чтобы ложилась спать, не дожидаясь. Каждый вечер встречала, молча кормила и только тогда уходила в свою комнату.
И вот теперь она просидела почти всю ночь на крыльце… Близилась середина хмуреня*, и траву уже несколько раз прихватывал первый иней. Как же она должно быть озябла! А он в это время…
Дан почувствовал себя очень неуютно… да что там – неуютно… Погано он себя почувствовал! И поэтому дико разозлился.
– Если ты что-то мне хочешь сказать, то говори. Я не собираюсь стоять и ждать. Я слушаю. –
– Дан… Кто я тебе? –
Он ожидал чего угодно, но не такого вопроса. А в самом деле, кто же она для него?
Чем дольше тянулось молчание, тем невозможнее становилось найти ответ на этот, такой простой вопрос.
– Дан… Я хочу знать. Просто скажи. –
– Малуша, давай завтра вечером, когда я приду, мы с тобой… –
– Нет. У тебя никогда не наступает это «завтра». Оно так и остаётся «завтра». –
– Ладно. Малуша. Так получилось, что я теперь уже просто не могу бросить тебя, раз взял под свою руку. Понимаешь? Я забочусь о тебе. –
– Заботишься. Как о бездомном щенке… Никто... Я для тебя никто. –
Она постояла ещё немного, словно ожидая, что он возразит… скажет какие-то слова… Отчаянная надежда в глазах постепенно таяла… сменялась обидой…
Она кивнула головой, словно в ответ на какие-то свои мысли…
– Спасибо. – Слегка склонилась, намечая поклон, и вышла из комнаты.
Утром Малуша вела себя так же, как обычно в последнее время. Разве что, прятала покрасневшие глаза.
Больше никаких разговоров не затевала.
Однажды вечером, подходя к дому, Дан увидел на улице парня, который весело болтал со стоящей у калитки Малушей и невольно залюбовался девушкой: личико светлое, словно лепесток яблони, на щеках нежный румянец, а синие глаза под тёмными ресницами…
Как он мог не замечать произошедших изменений! Когда она повзрослела? Не за эти же месяцы? Перед ним стояла не девчонка, а девушка.
Распущенные волосы, отливающие бледным золотом, перехвачены металлическим венчиком, на плечи накинут большой красивый платок …
– Откуда всё это у Малуши ? Я не покупал…– промелькнула изумлённая мысль.
Парень вежливо поздоровался, а девушка, не глядя на Дана посторонилась, продолжая улыбаться собеседнику:.
– Через три дня? Подумаю… Я ведь и не знаю тут почти никого… –
– Меня знаешь! А кого тебе ещё надо! – парнишка гордо выпятил грудь колесом и гулко в неё постучал. Оба рассмеялись.
– Пойдём, весело будет! И хороводы! И “лосих ловить”, и мух хоронить! Пойдём! –
Куда он уговаривает идти Малушу?
Совсем из головы выскочило! Ведь скоро праздник Рода и Рожаниц*! Вот куда…
Как же Дану хотелось взять этого наглого щенка за шкирку и зашвырнуть подальше!
Но пришлось пройти мимо и, уходя постараться не оглянуться.
Не оглянулся... А зря! Он увидел бы, как смотрят грустные глаза ему вслед и гаснут в них искорки смеха...
Сквозь кипящее раздражение проскользнула и обдала холодом мысль:
– А что это я так… Злюсь что ли?..
Да, злюсь! Злюсь потому… А потому, что отвечаю за неё! Мало ли… Она наивная, неопытная.. Не то, что… Ладно, что это я о Лушке здесь вспомнил, она тут совсем ни при чём… – а сам внутренне поёжился… – Не то, чтобы нравилась, или, упаси бог, был влюблён в разбитную вдовушку… Просто он – взрослый мужчина, она – сама себе хозяйка в своём доме… Да она ничего и не ждёт. Его это вполне устраивает. Подумаешь, маленький подарок иногда, или по прянику двум её пацанчикам… –
Дан сам чувствовал фальшь в собственных рассуждениях, но… Если очень хочется, то так легко обмануть себя!
Не успев даже закрыть дверь, мужчина сразу огорошил вопросом копошащуюся у печки Желю :
– С кем это Малуша там любезничает? Откуда такой? –
– Где? – кинулась к окну встревоженная хозяйка. – А-а-а, так это ж Варакса, с нашей улицы! Младший сын Вышаты-плотника… Через четыре дома от нас живут. Да ты видал небось, ходишь мимо – такой большой, да нарядный дом! Не дом, а хоромы! Вараксе пора бы уж и семьёй обзаводиться, а он всё холостяком по гуляньям бегает. В ту зиму ему хотели сосватать девку лавочникову, да чтой-то там не сладилось.–
Желя внезапно замолчала, глядя на молодёжь у калитки… и вдруг разулыбалась довольная пришедшей в голову удачной мыслью:
–Дан! А может нашу за него замуж отдать? Пора ей… Как бы в вековухах не осталась…
А что, парень неплохой. Болтун только… ну, так эта беда не беда… И мать у него не злая, свекровкой хорошей будет нашей Малушеньке…
И рядом совсем… Может согласятся его в примаки отдать. Тогда будут здесь жить. Детишки пойдут… – размечталась женщина.
Дан уже и не рад был, что надоумил её своим вопросом. А Желя засобиралась бежать к соседям:
– Пойду, поговорю с Настеной, намекну... Может и сладится… –
– Нет!!! Желя, покорми меня, я целый день не ел! – нашёл подходящий предлог Дан. Против этого, как всякая женщина, она устоять не смогла:
– Ох, и вправду, чтой-то я… Поздно по гостям ходить. Ладно, завтра тогда... А ты не стой, садись, касатик, сейчас я мигом… –
Дану больших трудов стоило переубедить Желю, что де нечего горячку пороть, может получше ещё найдём, да и Малуша пусть пока приданое готовит…
– А что его готовить, даже обиделась Желя – У меня полны сундуки всякой всячины. Неужто я для доченьки пожалею чего… Вон как ей к лицу платочек… –
Дан опешил…
Женщина глянула на его ошарашенное лицо и засмеялась, прикрывая рот ладонью:
– Да не бойся, не бойся, я в своём уме! Просто никого у меня теперь считай и нет. Родные поначалу, как стала с мужем здесь жить, на ярмарку соберутся – и к нам. Нечего, мол, деньги зря на постоялый двор тратить. Подолгу жили. Пока всё не распродадут. Муж мне выговаривал, что совести у них нет, и что не обязан такую ораву за свой счёт кормить-поить. Могли бы хоть для себя мясца там, или ещё чего оставить, раз к нам едут... Но не скажешь ведь... Родня. Потом чего-то там с ним не поделили, разругались чуть не до драки. Долго не показывались. А вот как только похороны отгоревала, тут сразу и объявились. Батюшка всё заставлял дом брату отписать, а самой при нём жить. Детей нянчить. А братец-то мой, мало того, что во хмелю буен, так чуть что не по нраву, сразу кулаки распускает. Жена его из синяков не вылезала, зубов половины как не было. Нет уж... лучше одной. Да и зачем мне прислугой становиться в своём дому. Подумала-подумала, и отказала. Батюшка разгневался, думала прибьёт.
С тех пор меня роднёй и не числят. Ждут, наверно, пока помру. Не нужна? Так и они мне тоже!– не переставая суетиться, собирая на стол, рассказывала Желя.
– И бог им судья!
А Малушенька... такое-то золотое дитятко… Добрая, ласковая... Только вот худенькая, аж светится... – и Желя отёрла кончиком платочка повлажневшие глаза.
– Желюшка, что случилось! Ты что… плачешь? – раскрасневшаяся Малуша, вошедшая с улицы, кинулась обнимать женщину. – Тебя кто-то обидел? –
– Да что ты, ласточка моя, это я так… прошлое вспомнила… Садись моя хорошая за стол, поешь, а то вон какая худенькая… – и заворковала, захлопотала над своей названной доченькой…
Назвать худышкой Малушу уже вряд ли было можно. Девушка окрепла, но оставалась стройной. Желя же, как и большинство из её окружения считала, что девка должна быть хоть и не толстой, но в теле. Что называется «кровь с молоком», и румянец – во всю щёку, а не как у её ненаглядной белокожей Малуши – чуть заметный, прозрачный…
Желя уже относилась к постояльцам, как к родным, считая почти семьёй… Скучно одной, и одиноко… И старость не за горами. А так – живые души рядом.
Тем более, Дан в свободное время начал потихоньку приводить в порядок пришедший в запустение без хозяйской руки дом.
Подлатал худую крышу, заменил подгнившие ступени… Да мало ли дел для умелых мужских рук!
Когда Желя удивилась, как ловко умеет он работать топором, мимоходом ответил:
– Настоящий мужчина должен уметь всё. – только непонятно ей было, почему на мгновение на лицо Дана набежала тень…
Разговоров о замужестве Малуши Желя больше не затевала, была понятлива. Раз родич не велел, так нечего и гусей дразнить. А то возьмёт, да и увезёт!
Через несколько дней Дан предупредил, что их сотню посылают вместе с княжеским войском к границам. Прискакал гонец, оказывается, там пожгли несколько деревень, людей часть побили, часть угнали. В общем неспокойно.
Уходя в поход, Дан оставил Желе денег на житьё и на тёплую одежду для Малуши, ведь не всё же ей ходить в чужом! Не лето на дворе…
Вернулись дружина почти через месяц. Пыльные кони колоннами шли по улицам, а вокруг по обочинам толпились жители города, высматривая своих.
Мальчишки, увидев брата, или отца, норовили подбежать поближе, почти под самые копыта. Их отгоняли грозными окриками, но толку мало. Поди удержи!
Народ шумел, кто-то радостно перекрикивался с идущими в колонне родными, кто-то спрашивал знакомых о своих, не увидев их среди вернувшихся воинов… Где-то завыла баба, узнав от соседа, что муж её навек остался в чужой земле…
Сзади пылили телеги с ранеными. Их со всех сторон обступили идущие рядом родные.
Основные потери дружина понесла в первую неделю. Двенадцать человек никогда уже не переступят родного порога.
Дана никто не встретил.
Немного встревоженный, он хотел бы сразу же заехать домой, но служба есть служба.
К калитке, как ни торопился, подошёл уже в сумерки.
Навстречу ему, по-щенячьи визжа от восторга, кинулся Серый, и со всего маху вскинул передние лапы на плечи, чуть не опрокинув хозяина. На шум выскочила Желя, и даже прослезилась от радости.
– Давай в баньку с устатку, а я пока на стол соберу – засуетилась она.
– Где Малуша? С ней ничего не случилось? Почему её не видно?– засыпал Дан вопросами женщину.
Она вытерла мокрые глаза:
– Прихворнула… Спит. Ступай, ступай, а то баня выстынет. Придёшь, всё расскажу. –
Долго париться Дан не стал. Быстро смыл дорожную грязь и вышел. На душе было муторно...
Торопливо войдя в дом, сразу направился к комнате девушки. Желя, приложив палец к губам ( Тише…Разбудишь…) забежала вперёд и осторожно приоткрыла дверь. Бледная Малуша неподвижно лежала в кровати. Дан даже входить не стал. Постоял на пороге, и стараясь не побеспокоить, беззвучно прикрыл дверь снова.
– Что с ней? –
– Поешь, касатик.–
Пока Дан ужинал, Желя, оглянувшись на закрытую в комнату девушки дверь, вполголоса заговорила:
– Ой, Дан, уж я и не знаю что с Малушей деется… И ест плохо, и с лица вроде как спала… Спрашиваю что, а она говорит, мол, не знаю, ничего не хочется… А сама-то, слабенькая, словно котёнок… Лежит всё… Может лекаря? –
Но Дан уже всё понял…
Следующая часть: http://www.stihi.ru/2015/04/27/8941
Горнушка* – специальное углубление в русской печи, в котором под
пеплом сохранялось до следующего дня немного горячих угольков.
Хмурень* – сентябрь
Праздник Рода и Рожаниц*, посвящённый семейному благополучию.
После зачина, на котором обязательны прославления Рода, Лады и Лели, начинается обряд «похороны мух». Пойманную муху (таракана, комара, осу) кладут в домовину из моркови, торжественно относят на пустырь и зарывают в могилу, чем обозначают оцепенение насекомых на время наступающей зимы. После «похорон» - обрядовая охота на «лосих». Две девушки, ряженные лосихами (оленихами), показываются на короткое время из леса и убегают. Вдогонку пускаются парни-охотники, стремясь их изловить. Одну пойманную «лосиху» сразу же отпускают, а вторую ведут к капищу, где также отпускают, предварительно поругав за то, что заставила молодцев долго бегать. Описанные обряды со временем слились с днем Симеона Столпника
Праздник заканчивается рожаничным пиром (обрядовая еда: творог, яйца, сыр, оленина или говядина, овсяная каша, ягодное вино) и игрищами. Игрища начинаются с хоровода, который водят около самой старшей из женщин. Женщина держит в руках хлеб (желательно овсяный). По окончании хоровода хлеб делят и раздают для лечения людей и домашних животных. После праздника Рода и Рожаниц наступает бабье лето.
Церковь приурочила к дням праздника Рода и Рожаниц Праздник Рождества Богородицы.