Можно проснуться к трамвайной заутрене,
спуститься в засеянный окурками дворик,
пройти по листве, по-октябрьски напудренной,
и через арочные удивлённые створы
увидеть, как он начинает ворочаться,
приходит в себя, пробует голос.
Он выпил ручьи и сожрал рощицы,
он дрожит, потому что отчаянно голый.
У зверя многодымного и многоглазого
железные пасти не бывают сыты.
Безлики, безмысленны и безрасовы,
разбегаются по органам эритроциты, –
хронически и безнадежно молоды,
на календарной сетке распяты.
Проржавевшее сердце города
лечится радугой из масляных пятен.