Все меньше говорю с людьми,
Все больше людей вижу. Вижу.
Когда под потолком лежу один,
Когда я падаю все ниже. Ниже.
Слов ни писать, ни объяснять
Не хватит: больно развитые песни.
Мне бы штурвал не потерять,
Но руки не на месте. Они в песнях.
Они не дышат, устали, растаяли.
Их, может, не было. Не было?
Плечи от манекена приставили,
И никто не заметил. Наверное.
Песни изъели легкие из тиши.
Нельзя убежать - прими под язык.
Пробуй не харкать, дыши. Пиши
Те самые песни, что дали под дых.
Люди струятся здесь образно
И из духоты вытесняют воздух.
Тсс. Они сами себя не создали.
Им их подарили, как руки мне.
Еще нервный срыв и коллапс
Рассуждений, я их утопленник.
Мои океаны - горящий матрац.
Вверху вьются чайки воплями.
Капли хлорки вдыхай. Забывай!
Забудь о том, кем являлся ранее.
Пиши песни посмертные и считай
Их по сломанным ребрам манией.
Голос чужой. Привыкай к нему.
Незнакомые плечи вставлены.
Силуэт вдалеке. Убегай к нему.
Это лишь тень расплавленная.
Вблизи человек, уж несколько:
Господа столпилися труппой.
Обнесены ликами и железками,
Похоронены без инструктора.
Своими руками закопанные,
Тому не верят, что видят ныне.
Мы - наши трупы, намотанные
На стержни избитых жизней.
Смотрю на себя. Я мертвый.
Рядом другой смотрит тоже,
Но уже на меня. А я стертый,
Освобождаю покровы кожи.
Заплетаются в узел язык, пальцы,
Мысли, песни и катятся комом,
Лавиной по склонам в канальцы,
По пищеводовой трубке к горлу.
Сия постоянная смена хозяина
Немного смущает тело. Спело
Множество песен, ими зябло,
Ими горело и к ним вожделело
Оно. Упаси меня, неизвестный.
Нет, об этом кричать не хочется.
Мне в развалинах было тесно,
Днесь вижу, что "я" не кончится.
Потом инкогнито, падальщик,
Прошепчет заветные сказки.
Здесь дано ему имя Знающий;
Он чтит все триумфы, фиаско.
Вникает он глубже, шире - иначе
В нас; нам сейчас не понять его.
Но неведомый песенник начал,
Зазывая, сжигать водяной огонь.
Чайки крик в человечий вопль
Переходит неплавно. Неплавно
Из розы маленький аксолотль
Выплывает, парит перегаром.
Немой, где-то меж застрявший,
То лицезрею, что ломит пальцы,
То ощущаю, что лечит пястья,
Ращу объяснений икру и яйца.
И, видно, открытием то не будет,
Что в вас проникает воззванием:
"Стих сей писали разные люди,
Расфасованные по колумбарию".
Keihne.
12, 26, 28.04.15