Пуля входит, как в масло,
в молодые тела.
Жизнь еще не погасла –
покатилась, пыля,
по истерзанным травам,
через взорванный лог.
Лишь густеет кровавый
у ребра ручеёк...
И не знает ровесник,
что затихший вдали –
был он автором песни
про студентов И.Ф.Л. И.
Под угрозой немецкой
жизнь он выдал сполна
там, где бухту Цемесскую
тихо лижет волна.
Пал в смертельном он споре,
заслоняя собой,
города, что на море,
и страну за горой.
В час России тревожный,
в полный мрачности день,
когда немец под Грозным,
на Дону его тень...
Он, на спину упавший,
не узнает вовек
всё, что станется дальше
в полный бешенства век –
ни салютов картинных,
ни счастливых минут,
как его "Бригантину"
паруса понесут;
и друзей именитых
не дождется уже –
он, без вести убитый,
на крутом рубеже.
В кабинетах сановных,
их, не знавших наград,
обелиском не вспомнят
и строкой не почтят.
Только будут в зените
личной славы твердить,
что ничто не забыто,
и никто не забыт.
Возвещающим гордо
не до скрытых могил, –
кто путевкой Литфонда
свою совесть затмил.
Юбилейные даты,
заседательский пыл...
Всё забыл Наровчатов,
всё Старшинов забыл.
Не протопчут дорогу
в дни салютов больших
там, где прах Павла Когана
на каменьях лежит.
Пусть в музейной витрине
его строчкам не быть –
лучше нет бригантиной
по судьбе своей плыть!
[Сб. Эхо мира]