Не помню, откуда у нас появился Тарзан. Кажется, он был всегда. Хвост – крючком, уши – торчком, это про него. Чёрная, с палевыми подпалинами шерсть, – чистый поджарый волк. В детстве мы думали, что такие собаки бывают у пограничников. Тарзан доблестно нёс свою службу на цепи, яростно облаивая посягнувших на нашу территорию. Забор был не очень высоким, а вот калитка выше человеческого роста, которую практически невозможно было открыть. Сначала нужно просунуть руку в дырку забора справа, потом поднять руку вверх и нащупать крючок. Открыв крючок, на ощупь найти деревянную вертушку и повернуть её. Вот тогда можно попасть во двор. А во дворе хозяйничал Тарзан.
Старшая сестра училась в девятом классе, кареглазая миниатюрная девочка-красавица, она ещё и пела на всех праздниках. Понятно, что нравилась многим мальчикам, но попасть к нам во двор было почти невозможно. Как-то один из ухажёров перелез забор, хотел войти в дом, тут его и настиг Тарзан. Не знаю, добрался ли он до брюк, но этот парень почему-то оказался на крыше углярки. Часто во дворе мы обнаруживали переброшенные через калитку цветы, по-видимому, сорванные у соседей. Однажды утром, выйдя из дома, увидели стоящий в углу калитки и забора цветущий подсолнух с корнем, который привёл нас в неописуемый восторг.
Когда мы подросли, мама устроилась сторожем в детский сад. Мать уходила в ночь и возвращалась утром; постепенно мы привыкли и никого не боялись. У нас был верный защитник – Тарзан. Однажды в конце лета, когда полумрак укутал серым покрывалом улицу, я услышала в огороде звонкий хруст. Похоже, кто-то нагло откручивал головы нашим подсолнухам. А мы сами ждали, когда они дозреют, – разрешения свыше не получили. Страшновато стало, а подсолнухи-то жалко! Я, девочка-подросток, худенькая, светлоглазая, тихонько отцепила Тарзана, взяла его за ошейник, и мы, как два пограничника, стараясь передвигаться совершенно бесшумно, медленно пошли вниз по огороду. Казалось, сердце сейчас выскочит из груди, от страха подкашивались ноги. Пахло свежей, только что сорванной травой. Подсолнухи трещали... Кто же так безжалостно и яростно их ломает? Жутковато... Дошли до конца огорода. Трещит. Подкрались поближе. Вдруг из-за забора высовывается страшная рогатая морда: "М-у-у-у-у!" Так соседская коровка угостилась через забор свежим подсолнушком.
Мама на работе. Вечером мы закрыли ставни на болты, отпустили Тарзана на длинную цепь, защёлкнули калитку в палисадник и легли спать. Наступила ночь, сонное бессилие окутало дом. Вдруг Тарзан хрипло залаял. Лаял долго и злобно, потом завыл. Был страшный, заунывный вой. Мы испуганно притихли. Люди всегда говорили, что собака чует чью-то смерть. Посоветовались между собой, хотели выйти, но ведь очень страшно! Мы сами ещё не взрослые, а Тарзан выл так, что наши волосёнки встали дыбом. Жутко!
Не помню, спали мы в ту ночь или уснули под утро. Мама пришла с работы и разбудила нас, спросив, что случилось. Мы рассказали. Вышли на улицу. Наш Тарзан бездыханный лежал у калитки в палисадник. Оказалось, он, прыгая через невысокий заборчик, запутался в цепи, которая его и задушила. Как же мы плакали и кляли себя за трусость, за то, что побоялись выйти и не оказали помощь нашему верному другу. Мы предали его? Что думал о нас Тарзан в свои последние минуты? Он так долго звал: "Помогите! Спасите! Помогите!" – а мы не поняли его! Похоронили своего друга около лога. Горьким было наше расставание. Никто больше не встречал нас радостным повизгиванием и весело виляющим хвостом. Потом у нас жили ещё какие-то собаки, но я не помню ни их внешний облик, ни клички. Горечь расставания с Тарзаном до сих пор лежит скорбным грузом в моей памяти. И, наверное поэтому, мы старались в дальнейшей жизни не совершать поступков, о которых бы пришлось горько сожалеть. Страх задержался в памяти, что можно потерять очень дорогое из-за своей неуверенности и трусости.