http://www.stihi.ru/2015/05/03/5401
Расслоился светлячками жёлто – плазменный фантом,
Завлекает миражами, осыпает серебром.
Ветер в поле, заглядевшись на серебряный просвет,
Надевает на берёзку целомудренный корсет.
Ночь бездонная чарует. Здешний дедушка звонарь
Под лихую – удалую дёрнул запросто сто грамм.
Рядом Леший колобродит, как заправский шут - блудник,
Намекая левым глазом, что он якобы жених.
Вот те на! С какого дива! Ты здесь дяденька причём?!
Мне бы с парнем лет под двадцать обниматься за углом!
Хмыкнул Леший недовольно, осушил флакон до дна,
Крякнул раз и повалился как столетняя сосна.
А что я?! Сажусь на лавку! Всё б ни чё, да дед звонарь
Не моргая, заявил мне, что он здешний володарь.
Я ему: «Дедуль, утешься, Леший, глянь, сто раз жених
Да и то сосной свалился и под лавкою затих!
Дед, сощурившись, поведал то ли небыль, то ли быль:
Мол, давно на этом месте рос адонис и ковыль.
/Об ту пору дед был молод, лет... так двадцать, не женат,
С виду рыжий, конопатый - девкам брат, а чёрту сват!/
Видно с дальней шёл дороги, коль пришлось таки ему
Задержаться до рассвета на разлапистом пеньку.
Сел… уснул, и не заметил, как Адонис и Ковыль
Обратились в побратимов, среди прочих старожил.
Первый был избранник неба - ясен, статен и красив,
А второй - избранник доли, затерявшейся в степи.
Первый ждал любовной встречи, не сводя с дороги глаз,
А второй безмолвно слушал удивительный рассказ.
В том рассказе были ночи, жарче плазменной зари,
Краше соловьиной песни о восторженной любви…
Терпче липового мёда в винных чашах на столе,
Ярче звёздного сиянья в полу - призрачном окне.
Первый обожал Дивчину, до других был слеп и глух,
И одна из них решилась разорвать любовный круг...
Вскорости беда случилась - стал он жертвой кабана,
Извелась с тех пор девица - незамужняя жена.
Истоптала в ранах ноги по ущельям да камням,
Окровавила дороги по степям да пустырям...
Зацветали следом розы - символ жизни и любви,
Искупая боль девицы воскрешеньем визави.
Смертью смерть, поправ, Адонис возродился на земле,
Жёлто-глянцевым бутоном по лазоревой весне -
С той поры он ждёт дивчину в полнолунье у берез,
Утоляя жажду сердца миражами лунных грёз.
- Дед, а дед не о себе ль ты пересказываешь мне
То ли сказку, то ль легенду, что привиделась тебе?!
Покрутил дед бородёнкой, кашлянул разок в кулак,
Крякнул трижды недовольно, намекая, мол не так!
- Ладно, дед! Чего там дальше в лунной сказке о любви,
Встретилась - ли в полнолунье Афродита с Визави?!
- Встретились! Иначе как же?! Снизошла с далёких звёзд
И до самой первой зорьки любовалась у берёз,
Словом, мужеством и телом молодого паренька,
Утоляя жажду страсти всплеском огненной любви,
Отвечая гибким телом на призывы нежных слов,
Погружаясь с ним на пару в тайну ангельских грехов.
- Дед, передохни маленько да сверни правей руля -
Мне бы знать, как стал Адонис побратимом Ковыля.
Ведь любому с боку видно, божий сын и сын степной,
Что небесная палитра над израненной землёй.
- Это давняя былина из прадедовских времён,
Кто от пашни, тот с рожденья был на рабство обречён -
Заартачится - в конюшню, а оттуда на погост,
Промолчит, то вместо плахи полынья горючих слёз
Полнится земля бедою - кренится ковыль, шумит,
Облачает своё сердце в стоны раненой души.
Плачется за души сирот, предоставленных судьбе,
Молит небеса и Бога о беспамятной рабе.
Поднял посох громовержец - загудела твердь земли.
Покатилось степью эхо - встали деды и отцы,
Встали супротив бесчинства, издевательств, смерти, зла,
Ради чести - ради правды - ради мира и добра.
Рядом были об ту пору цвет - адонис и ковыль,
Побратавшись в ратном поле средь бушующих стихий,
Но отныне в полнолунье обращаются в людей,
Ожидая на свиданье ту, что сердцу всех милей.
- Дед, зачем загадка в сказке?! Но дослушать не пришлось,
Разбудил меня под утро проходящий мимо дождь.