Солнце слепит.
Я щурясь глазами,
смотрю вдаль.
Там теплота,
что душу пронзает
и нагревает медаль.
Так необычно
и странно,
ведь совсем недавно,
в августе 42-го,
мы с Колькой и Димкой,
одну на троих папиросу,
там возле нашей березы,
что ножом - имена прописали.
под алыми небесами...
товарищи погибали от пуль,
гранат и танков.
Вокруг крики и боль.
Кто-то рвется в бой,
а кто-то зовет на помощь,
из под останков...
Им стакан водки
закрытый черствым хлебом,
это все, что могли им дать,
вечную память и могилу без имени.
Вам повезло, что Вы это не видели...
Мы были молоды.
Матери плакали ночами,
как же там сынок их?
живой?
а по радио только и делали,
что вещали
о тех,
кто не вернется уже домой..
я на половинном листке
пишу, еле пишущем стержнем,
в то время как луна тихо освещала.
"Я вернусь домой, мам, я обещаю"
но уже не прежним...
Солнце слепит.
Я щурясь глазами,
смотрю вдаль.
Там теплота,
что душу пронзает
и нагревает медаль.
Так необычно
и странно,
ведь совсем недавно,
в августе 42-го,
мы с Колькой и Димкой,
одну на троих папиросу,
вот возле этой березы,
что ножом - имена прописали.
под алыми небесами...
Вышел рано из дома.
Так странно осознавать,
что в августе 46-го
- я один.
Подушечками пальцев
провел по вырезу на дереве.
Там до сих пор имена тех,
кто всем сердцем верили,
что вернутся домой...
слеза скатилась по щеке
одна за одной.
Я стою у березы с цветами,
приложив их к тем, что уже затоптали.
встала слюна в горле комом.
вытерев рукавом слезы.
я произнес:
"Друзья, наконец-то мы дома..."