Есть памятник в костёле под Варшавой-
В тюремной робе женщина к груди
Конверты с самым ценным прижимает,
Лаская их рукой своей шершавой.
И скорбь в глазах навеки бередит
Сердца, в том храме тишине внимая…
Освенцим, нет, не место для прогулок,
И плакали, видавшие не раз
Смерть в прорези прицела офицеры,
Освободив полячек, русских и гуцулок,
Встречая впадины голодных синих глаз:
«O, miserere, mei, miserere!»*
И пани Станислава дожила.
Её всегда в аду спасало дело…
А дело? Акушеркою была
И в вареве смертельного котла
Рождаться подсобляла , как могла,
Детишкам отдавая часть тепла.*
Что ждало их, родившихся в аду?
О, лотерею смерти не подкупишь-
Три тыщи родов Стася приняла.
Детей топили у рожениц на виду,
Лишь тридцать показали смерти кукиш*.
И крысы поедали тех тела,
Что выброшенной за борт биомассой
Напоминали немцам: жизнь жива
И в этих измождённых вкрай телах
Она родится дерзкою гримасой,
Она растёт, как летняя ботва,
И не сдаётся в самых чёрных днях.
Все, как один, рождались крепыши,
Как будто возмутилась мать-природа
За павших и живых, иссяк терпёж:
"Палач, отныне бойся, трепещи-
Не будет пленным перевода рода,
Нас всех не перетопишь, не убьёшь!»
Есть памятник в костёле под Варшавой-
В тюремной робе женщина к груди
Конверты с самым ценным прижимает,
Лаская их рукой своей шершавой.
И скорбь в глазах навеки бередит
Сердца, в том храме тишине внимая…
* Речи идёт об акушерке Станиславе Лещински, которая в неимоверных условиях Освенцима была верна долгу врача и принимала роды у рожениц-пленниц со всей Европы. Она оставила воспоминания о тех днях, выдержки из которых приводятся ниже.
"До мая 1943 года все дети, родившиеся в освенцимском лагере, зверским способом умерщвлялись: их топили в бочонке. Это делали медсестры Клара и Пфани. Первая была акушеркой по профессии и попала в лагерь за детоубийство. Поэтому она была лишена права работать по специальности. Ей было поручено делать то, для чего она была более пригодна. Также ей была доверена руководящая должность старосты барака. Для помощи к ней была приставлена немецкая уличная девка Пфани. После каждых родов из комнаты этих женщин до рожениц доносилось громкое бульканье и плеск воды. Вскоре после этого роженица могла увидеть тело своего ребенка, выброшенное из барака и разрываемое крысами.
В мае 1943 года положение некоторых детей изменилось. Голубоглазых и светловолосых детей отнимали у матерей и отправляли в Германию с целью денационализации. Пронзительный плач матерей провожал увозимых малышей. Пока ребенок оставался с матерью, само материнство было лучом надежды. Разлука была страшной.
Еврейских детей продолжали топить с беспощадной жестокостью. Не было речи о том, чтобы спрятать еврейского ребенка или скрыть его среди не еврейских детей. Клара и Пфани попеременно внимательно следили за еврейскими женщинами во время родов. Рожденного ребенка татуировали номером матери, топили в бочонке и выбрасывали из барака.
Судьба остальных детей была еще хуже: они умирали медленной голодной смертью. Их кожа становилась тонкой, словно пергаментной, сквозь нее просвечивали сухожилия, кровеносные сосуды и кости. Дольше всех держались за жизнь советские дети — из Советского Союза было около 50% узниц."
"Среди этих кошмарных воспоминаний в моем сознании мелькает одна мысль, один лейтмотив. Все дети родились живыми. Их целью была жизнь! Пережило лагерь едва ли тридцать из них. Несколько сотен детей были вывезены в Германию для денационализации, свыше 1500 были утоплены Кларой и Пфани, более 1000 детей умерли от голода и холода (эти приблизительные данные не включают период до конца апреля 1943 года).
"В концентрационном лагере все дети — вопреки ожиданиям — рождались живыми, красивыми, пухленькими. Природа, противостоящая ненависти, сражалась за свои права упорно, находя неведомые жизненные резервы. Природа является учителем акушера. Он вместе с природой борется за жизнь и вместе с ней провозглашает прекраснейшую вещь на свете — улыбку ребенка".
Источник: © AdMe.ru
* "О помилуй, меня, помилуй!" - католический псалом , начинающийся словами "Miserere mei, Domine" -"Помилуй меня, Боже!"
* Из 3000 родов, принятых Станиславой Лещински, после освобождения Освенцима осталось в живых 30 детишек.
Иллюстрация: фото памятника Станиславе Лещински в храме Св.Анны около Варшавы