Я, как вспомню тот бой, так слёзы из глаз,
Сами льются, как вспомню про это.
Тот блиндаж и Ком фронта суровый приказ,
Сорок третьего жаркое лето.
Впереди холм высок и фашисты на нём,
Смогут, выбить ли их ваши люди?
Если выбьют, восьмой ваш штрафной батальон,
Таковым называться не будет.
Немец режет бойцов ливнем страшным свинца,
И нет сил, от земли оторваться.
Перестали уж биться у многих сердца,
И в живых бы кому-то остаться.
Наш комбат фронтовой, молодой капитан,
Строгий в меру, как все русские люди,
Зачитал тот приказ, посмотрел нам в глаза,
И сказал: «Наступать ночью будем!».
Без ракет и без криков повёл нас комбат,
Шаг его был уверен и стоек,
И поднялся за ним, весь восьмой наш штрафбат,
Шли мы, молча, прощаясь с судьбою…
Вдруг, на самой вершине крутого холма,
Ожило пулемётное жало
И косило в упор всех штрафных нас солдат,
Много мёртвых вокруг сразу стало.
И рванулся комбат, молодой капитан,
Был он близко к тому пулемёту,
Вот он встал от земли и с разбега упал,
На то жало прощальным полётом!
И не режет солдат пулемётный свинец,
Сила есть от земли оторваться.
Родилась вдруг у нас, у солдатских сердец,
Мысль - в бою том, живыми статься.
Как один поднялись, кто ещё уцелел,
Взяли холм! Всё как было, не помню.
Только помню, что я за тот бой поседел,
И комбата – героя запомнил.
А наутро приказ, читал новый комбат,
Тех мы слов никогда не забудем,
Что наш бывший восьмой, уцелевший штрафбат,
Таковым называться не будет.
На холме, вечным сном, молодой спит комбат
Песни пишут о нём и былины.
Стал гвардейским в боях, восьмой бывший штрафбат,
До Победы дошёл! До Берлина!