Черно-белое кино…
К 70-летию Великой Победы
В умении держать паузу Николаю Ивановичу Елистратову не откажешь. Вот и сейчас, сидя за столом в маленькой кухоньке, он смотрит куда-то вдаль (два искусственных хрусталика продлили ему зрячую жизнь) и прячет добрую ухмылку в уголках губ. «Да что я без Ярочки (Ярия Зиннатовна – супруга Николая Ивановича), чтобы я делал», - наконец выдавливает он из себя. Всё повидали, детей вырастили, внуков нянчили, правнуков потискали… Аккурат после войны поженились, весной, в 50-ом». И то, как говорит он, как смотрит, вздыхает, молчит, но неустанно смотрит вдаль (а живут они на втором этаже в двухкомнатной «хрущовке»), как будто видит перед собой черно-белое кино, и взгляд его становится осмысленным.
«В войну меня забрали в 43-ем семнадцатилетним мальчишкой, тогда слесарем работал на спиртзаводе, родом-то я из Воскресенска, и призывался оттуда и вернулся в 50-ом в родной поселок. Шесть лет пришлось отслужить на Дальнем Востоке, охранял далекие рубежи, - продолжал Николай Иванович. – Мать меня в рубашке родила: ни разу я не был ранен, не контужен, даже, напротив, как-то поздоровел, что ли».
Н.И.Елистратов – ветеран Великой Отечественной войны, живой свидетель тех далеких военных лет. Призвался в 1943 г., когда японские милитаристы устраивали провокации на Дальнем Востоке. Необходимо было ликвидировать очаг войны, а для этого нужны были новые силы. Отучился на минометчика – и прямиком на фронт.
Именно совместное наступление с Монгольской Армией остановило планы японцев. В 50-ом году женился на Ярии Зиннатовне (она годом младше мужа) и живут-поживают в радости и горести 60 лет. Два юбилея встретят они в 2010 году: 65-летие Великой Победы и 60-летие совместной жизни. Чем, не черно-белое кино? Вот бы еще разукрасить, как сейчас модно стало, так сказать, сделать цветным, да и показать фашистам (если они еще остались), как могут жить и любить победители.
Посадить их рядом на стулья где-нибудь на сцене ГДК, но не в центре, в где-нибудь сбоку, и на фоне удивительной музыки перекрутить цветной фильм о их послевоенной жизни. Да кто б еще снял?
Я даже слышу эту мелодию и вижу, как она их делает молодыми, красивыми, любящими. Вот Ярия Зиннатовна наклонила свою голову в цветном платке на плечо Николая Ивановича и засмущалась, а он взял ее сухонькую ладошку и положил к себе на колени, как в былые годы, когда еще проживали вместе с родителями в плохонькой избенке, которая им казалась хоромами. А тот кусочек загрязненного белого сахара казался ей чудом.
Ни чудо ли это, спустя 60 лет, встретить два великих праздника в один год, живыми, здоровыми, а главное – в душе еще молодыми.
Весна 50-го года. Как это было? Наверное, музыка во дворе, с утра до ночи поет с пластинки К.Шульженко, пьянящий аромат сирени, смешанный с запахом черемухи…
«Нет-нет, ничего этого не было. В деревне остались только старики и дети. Света в поселке не было, да и керосина-то в избытке не найти во дворе – во всем экономия. Помню, расписались в сельсовете, дали нам в руки бумажку печатью (глаза Николая Ивановича увлажнились), и пошли мы вдвоем сразу на … ток».
«Нет, не так, а задами, в ближайшую рощу. Ну как это, роща еще молодая разрослась тогда весной, а после, ровно через девять месяцев, родился у нас Женя, старшой», - вдруг вмешалась Ярия Зиннатовна. Она все это время тихо сидела у окна и почему-то руками наглаживала свой цветной фартук, вычерчивая на нем замысловатые узоры.
Николай Иванович перевел взгляд с окна на жену, смутился и улыбнулся загадочно, но ничего не сказал. Помнил, еще как помнил…
А я «кручу» свое цветное кино. Вот, взявшись за руки, молодые, красивые (Николай Иванович ростом 182 см и Ярия Зиннатовна под стать ему) по заросшей зеленой тропинке идут в рощу, а под ногами густая трава покорно ложится по следу ног, выстилая перед молодыми дорогу, длиною в долгую жизнь, 60 из которых уже прожито. А потом… «А потом Коля пошел в МТС, ему тогда трактор дали, а я - на ток, семена надо было сортировать», - проговорила Ярия Зиннатовна. Затем встала как-то бочком, поправляя платочек, вышла в другую комнату. Николай Иванович вздохнул: «Переживает, а ей нельзя, давление…».
Послышался скрип открывающегося серванта (вначале я подумала, что хозяйка вышла за посудой), но на пороге Ярия Зиннатовна с небольшой коробкой из-под обуви в руках. «Фотографии?», - гадала я. Бережно положив на стол, она открыла крышку: запах крепкого табака вперемешку с нафталином наполнил комнату. Да что же там?
Действительно, фотографии и пожелтевшие документы. «Это самые дорогие, - как бы оправдываясь, заговорила она, - чтоб не потерялись. А в альбоме – простые, поновее». На стол уже были разложены разнокалиберные снимки, свидетели тех лет: здесь тебе и военные, где Николай Иванович бравый разведчик (кем только он не был на войне), и с друзьями-фронтовиками, и семейные.
Память, исколотая иголочками, живая память, вдруг вырвалась наружу вместе с запахом табака, нафталина, смешалась с запахом войны, пороха, смерти, как в кино. И уже мне слышится: «Ура!», «Вперед!», «За Сталина!». А за кадром тихий голос Николая Ивановича: «30 смертников оставили после себя японцы, чтобы вместе с ними и мы подорвались. Страшно было. Я тогда командиром разведроты был. Вот. Впервые увидел смертников-то, тяжело всё вспоминать…» Но это уже его, ветерана, черно-белое кино, которое не разукрасить в цвета.
Только белый снег и тела убитых, «наших» чернеют, как проталины, на грязно-белом фоне. Память, исколотая миллионами иголочек, кровоточит, не дает покоя: болит сердце, слепнут глаза, ноют суставы. Память сердца, когда же ты наконец обретешь покой.
Заслуженная победа дает право на заслуженный отдых, и не только по праздникам, а чтобы, как в кино: ветераны в первых рядах, на белых стульях, в добротных одеждах и главное – на всех праздниках жизни, а жить-то им осталось совсем не много.
«Ярочка моя, а не попить ли нам чайку, - Николай Иванович стоял посреди комнаты в парадном костюме, поблескивая орденом Отечественной войны III степени, медалями «За отвагу», «За победу над Японией» и «За освобождение Кореи», - и за здоровье выпить не помешает, когда еще придется…»