В эту ночь даже птицы лишаются хорды,
уроняя их с плеском в озёрный камыш.
И в проеме дверей прислонились аккорды,
может скрипка, а может, раздавлена мышь.
Может, ветер в трубе бередит скоморохом.
Озираясь, вползает в мой дом темнота.
Жизнь, конечно, мудра. Хоть и кончится плохо.
Да и вышла не там, не тогда и не та.
Я — мишень, что белеет в заброшенном тире.
Мне нужна пустота, как точило ножу.
И я ставлю на печку картошку в мундире.
И охапочку дров, как дитё заношу.
Ничего, что бессмертье проносится мимо.
Я привык, что слова тяжелее камней.
Если есть еще в небе большом херувимы,
то сегодня они залетят и ко мне.
И споём мы, взмывая фальцетом всё выше,
где последние смыслы уж сходят на нет.
То ли писк в темноте умирающей мыши,
то ли скрежет немыслимых экзопланет.