Никогда не верьте тем, кто скажет, что кубрик звездолёта – тесное помещение, даже если он будет ссылаться на фольклор начала третьего тысячелетия от Рождества Христова… Не всякая таверна вместит пару рот хмельных ландскнехтов всех мастей, в которой все они вдруг решат устроить дискотеку, и как раз кубрик должен подходить для этой цели идеально. Не слушайте никакой прекраснодушный бред про отважных героев, которые ведут себя тихо и смирно, словно канцелярская мышь тех времён, когда книги были только бумажные, а иной раз – и пергаментные… Да, космодесантники лучше всех знают, что такое дисциплина – но и отдыхать они умеют сообразно степени нагрузок, которые им приходится выносить, и это развлечение не для простых смертных. И, если бы не характерные габариты, а также манера держаться очень ровно и статно, их было бы сложно отличить от других, обычных экземпляров мужской породы, когда они носят гражданское платье. Но это в наше время, на цивилизованной части Галактики. А вообще им часто приходится перевоплощаться в представителей иных эпох, о чём обычно все гражданские забывают, помня только о блеске формы и оружия на ежегодном параде и совершенно не думая о том, чем все эти красавцы занимаются остальное время.
Не будем осуждать гражданских за их ресторанное отношение к жизни и полное неведение в армейских вопросах – именно само наличие этой ситуации в мирное время говорит о том, что оно действительно мирное, а не формально спокойное. А также поддакивать тем комплексующим деятелям, что под флагом борьбы за общее равенство норовят протащить идеи об уничтожении аристократии социума с целью его дальнейшего уничтожения. Мы просто хотим пронаблюдать одно радостное событие, ибо корпоративная солидарность и скромность участников обязательно утаит его от общественности. А это прискорбно – ибо тем, кто любит всей широтой своей мощной души и всем огромным сердцем, обычно вовсе не хочется орать об этом в прямом эфире на центральном канале и присылать избранницам кусты роз, увешанные сердечками и бусинками. Да и избранницы их не проверяют по списку полный предсвадебный набор, не думая об этом вообще – им нужен только горящий взгляд любезного, ибо всё остальное у него и так есть. Других же в имперском космофлоте просто не служит – и не выбирает себе других. Это доказал самый безжалостный контролёр – время…
В тот вечер по общегалактическому времени, когда ещё до полуночи оставалось две пары часов, вовсе не сжатых в незаметные пачки минут, ибо звездолёт лежал в дрейфе где-то в паре астрономических единиц от материнской планеты остального человечества, случилось нечто совершенно обычное для подобных рейсов – возвращались остатки кадрового состава, ещё не прибывшего с индивидуальных и парных забросок. Сразу оговоримся, что в этот раз ничего особо ужасного, как, впрочем, и ужасного вообще не случилось, да и странно было бы ожидать чего страшного на третьей неделе после Пасхи. Но всё же, всякий, кто служит в космофлоте, знает, что из следующего рейса может не просто никогда не вернуться, но и остаться живым в иной реальности – и что хуже, не ведает никто. А оттого за внешне бесшабашной бравадой отдыхающих уже вернувшихся рейдеров всегда прячется адское волнение за друзей и приятелей, пусть и разбавленное часто упрямой надеждой на лучшее – с нужными молитвами пополам. Потому что попадают рейдеры в миры, где часто за попытку помолиться можно подвергнуться гораздо худшей участи, чем просто смерть. И этот факт благополучные гражданские антиклерикалы осознавать не в силах, как не в силах они и понимать, какой ценой часто куплено их благополучие, и кто её платит вместо них, обычных завистников чужой радости.
Шум стоял самый что ни на есть обычный – от сдержанных разговоров вполголоса нескольких десятков мужчин, достаточно уставших либо сдержанных, чтоб не шуметь даже в порыве искренней радости. Те, кто не занимал себя разговорами, уже устроился поудобнее в креслах по периметру помещения, дабы послушать оперную диву, что сияла сейчас на экране, где в иное время обозначались нужные цели и задачи… Или же заняться чем совсем другим по портативной связи. А потому за длинным столом, напоминавшим своим существованием трапезные на знакомых планетах, уже не только баловались пивом и вином, но и занимались играми, дабы отвлечься от посторонних мыслей и тревог.
Нудное, пусть и весёлое гудение поначалу даже не было нарушено шипением входной двери – этот звук слышат столь часто, что в кубрике на него вовсе не реагируют. Да и офицеры обычно на него редко обращают внимание – только если придётся пребывать в тех отсеках звездолёта, куда обычно рядовые не заглядывают вовсе, да и то при выполнении текущих задач, если это против регламента. Но другой звук, издаваемый уже не автоматикой, а всего-то топанием человеческих ног, обутых в крепкие сапожки космодесантника, которые вполне могут выдержать скользящий бластерный выстрел, в этот раз безошибочно завладел практически всеми присутствующими – лишнюю новость, а тем более её живое воплощение, здесь не пропустят без внимания никогда. Те же, кто не слышал эти нарочито небрежные постукивания о литой пол помещения, под которым мощный генератор сгустков гравитационных волн полностью имитировал условия родной человечеству планеты, увидев реакцию соседей, тоже поспешил обернуться и уставиться на вошедшего.
И, хотя это был всего лишь свой же собрат по службе, в обычном универсальном комбе и стандартном вооружении, только с крупным свёртком ткани на плече, размером едва ли не с бревно с таёжного лесоповала, бывалый нюх воинов на интересные новости не подвёл никого из присутствующих. Тишина почти мгновенно повисла липким мороком, нарушаемая лишь мелодичными руладами какой-то оперной дивы, сияющей на обзорном экране, да и её голос был негромким – чья-то проворная рука вовремя дотянулась до регулятора… Лица вошедшего ещё не было видно, оно успешно скрывалось полностью под лицевым щитком шлема – и то, что он не был снят, можно было объяснить разве что наличием неизвестной ноши, с которой воин предпочитал обращаться аккуратно – отчего-то именно эта мысль возникла одновременно в десятках видавших многое голов – а значит, это и было максимально вероятной причиной. Двигался он проворно, без характерных затянутых движений либо суетливого мелкого шага, признаков пребывания в иной гравитации. Разумеется, его походку могли по инерции нарушать часы лёта в кабине одиночного истребителя – но это у бывалого космического волка выравнивается в первые же минуты прибытия на борт звездолёта, и известно всякому пилоту. Да и тот факт, что мужчина оставался в комбе, и не только не разделся до мундира, но даже оставил на корпусе дежурное вооружение, сразу подсказывал, что ноша очень ценна, а её обладатель отчего-то торопится именно в кубрик. Стало быть, он ещё даже не ступал на порог офицерской приёмной – явное нарушение субординации, а это лишь раздразнивало молчаливое любопытство до значительных пределов.
Но двигаться к откидному дивану на противоположной стене вошедшему никто и не подумал мешать, хотя не видел лица гостя – просто потому, что в резкой, почти нервной его спешке никто не учуял ни малейших признаков опасности. А её приближение каждый мог учуять мгновенно, а то и заранее. Поэтому наблюдавшие невозмутимо прихлёбывали из литровых кружек различные напитки, с интересом ожидая, когда гость осторожно положит свой свёрток на подушки, обернётся к присутствующим и неторопливо стянет с головы шлем, дабы продлить эти мгновения, нужныt для успокоения собственного сердца, что явно стосковалось по знакомому интерьеру. Ненавязчивое сияние стен, где всплывали самые различные цветовые тона, в глаза не бросалось, и потолок кубрика светил ровным светом, соответствующим жёлто-зелёной линии спектра обычной звезды класса G5. Белый свет потолков давно отошёл в прошлое – он оказался слишком раздражающим глаз и психику астронавтов. Оттого рослая фигура десантника чуть блестела зелёными ниточками люминесценции на густом синем фоне – всё же в кубрике с посторонней микрофлорой предпочитали бороться не с помощью топорных антиаллергеновых пластырей, уместных разве что уже при высадке на планету, и без засорения вентиляционного воздуха, простой добавкой ультрафиолета в освещение. В присутствии людей в помещении эта добавка сразу уменьшалась до половины минимума, однако пустое помещение кварцевалось автоматически. Но всё же поэтому любимое жителями планет одеяние космофлота всегда сияло нежными еле заметными сетями молний люминесценции – и скромный комб космодесантника не только не был исключением, но на диких планетах даже становился объектом поклонения невежественных аборигенов.
Гость помедлил пару лишних секунд, освобождаясь от шлема – это означало, что он не на шутку взволнован. Стало быть, возвращение было не из лёгких – отметил про себя каждый из присутствующих, украдкой вздохнув, ведь корпоративная солидарность всегда сильнее родовой и конфессиональной… И оттого эмоциональный фон всего молчащего собрания резко поменялся, потеплев так, что собрат по оружию не ощутить этого просто не мог, чуть покачнувшись от этого на каблуках – за пару децисекунд оценив эту волну поддержки, и молча отправив в ответ некий импульс радости, больше похожий на смущённую улыбку. Ту самую, которой встречают спасательный патруль те, кто уже и не чаял его дождаться. Это тоже учуяли практически все, и оттого несколько десятков молчавших воинов аккуратно расступились, пропуская уже спешившего к гостю старшего по борту в этой смене. Это было сделано из обычной, въевшейся в кровь за несколько поколений привычке к субординации – хотя эти обязанности вполне может осуществлять каждый, но полагается делать тому, у кого полномочия, ведь иначе человека просто разорвут на части, как ни ужасно звучит такая идиома. Увидев это, гость остался стоять, чуть покачиваясь на каблуках, дабы скрыть то волнение, что раздирало его изнутри. Он был совершенно обычных габаритов и стати космодесантника – и даже непохоже, чтобы скинул десяток кило за рейд. Но сам факт того, что воин столь заметно для коллег нервничал, доказывал, что рейд был не только опасным, но и долгим.
Чёрная грива густых волос обычного белого – но длинновата для бойца, сразу отметил опытный глаз не только старшего по борту, что плавным и как будто даже не быстрым шагом двигался к прибывшему. Да и кожа, когда-то бывшая очень бледной от роду, несмотря на пребывание на борту звездолёта, сейчас была столь затемнена загаром на планете, будто приходилось двигаться неделями по пустынной территории с непокрытым лицом. Но карие глаза не сияли нехорошим блеском, хотя тени под ними обозначились заметные и существенные. Да и обычное суровое лицо воина никакой злости не являло миру, сколь бы не уверяли в обратном интеллигентные ненавистники всякой аристократии, а особенно – воинской, на плечах которой держится благополучие всей цивилизации. Просто гражданским завистникам неведомо, какие нагрузки в рамках дежурной работы порой приходится переносить и тот объём усталости, который падает после – и не только физической, как правило. Коллегам же по ремеслу это сдержанное угрюмое выражение подсказало сразу, что их собрат действительно не чаял вернуться ещё где-то около эталонных суток назад – и, судя по отросшим волосам, длилось это не менее полугода. Но, учитывая, что планета могла быть не полностью земного типа – например, с длительностью года от двух до четырёх эталонных, то интервал времени мог быть и свыше эталонных двухгодичных – а это означает одну краткую в своём ужасном значении формулу: плен.
Дальше – мозг воина работает очень быстро при любом анализе ситуации – плен при ярком солнце, явно в жаркой местности, в которой обычно обитают расы, не отягчённые человеколюбием, а то и считающие это качество грехом… Конечно, за сутки после нырка в капсулу для восстановления даже на индивидуальном модуле затянутся самые различные следы на теле, но это ничего не значит – слишком знакомы были подобные ситуации на варварских планетах не только по хрестоматиям… А варварские эпохи обычно предпочитают расправляться с носителями цивилизации особо изуверными способами, с обязательным членовредительством – таким, что анестетики не справляются, даже если и есть возможность употребить их. Об этом обязательном обстоятельстве службы космодесантника с завидным упорством предпочитают не думать все гражданские, особенно в зоне старой метрополии. Там вообще уверены, что не существует ни иных миров, ни постоянной угрозы их собственному – и кроме ресторанов, в мире ничего и не должно быть. И сейчас там проживает довольно много злобной ничтожной публики, умеющей только развлекаться – и не всегда культурно и безобидно – и оттого ненавидящей всех остальных, а часто – и себя. Как долго этот процесс будет получаться сдерживать, не вмешиваясь в него активно, не знал пока почти никто. Общество опять не понимало в целом, отчего космофлот не только пользуется реальными привилегиями аристократии, но и не имеет конкуренции в гендерном вопросе. Похоже, лет через сто опять может повториться забавная ситуация с Прошением о Термидоре. Двести лет назад в столице Галактики случилась грязная кровавая Революция Разума, которая пол прикрытием красивых слов ставила единственную цель уничтожения любой аристократии и торжество ничтожества. Тогда обезглавленный, как казалось неумным заговорщикам, плохо понимавшим образ мышления имперского воина, космофлот почти мгновенно снова стал цельным организмом и просто отошёл на провинциальные объединения планетных систем, где был принят с восторженным радушием, как охранитель мира и спокойной жизни. Спустя полгода изнывающая от уголовного беспредела столица долго умоляла военных вернуться и навести порядок, покарав смутьянов, организовавших ей столько несчастий и явивших миру нечеловеческий оскал убийцы, не стеснённого никакими соображениями, даже прямой выгоды. Но когда уровень жизни повышается, у людей ухудшается память, это бывало часто и повсеместно в мировой истории.
Прибывший из мрачного далёка десантник внешне спокойно ждал приближения старшего по борту и даже снисходительно повернул голову в его сторону, усталым жестом уложив ладони рук на талию. Можно, даже нужно было, пожалуй, уйти к кабинкам гардеробной и хотя бы разоружиться, но он молча ждал, когда его окликнут – понятный признак усталости вовсе не физической.
- Хельмут фон Лихтенберг? – с дежурным вежливым радушием нарушил молчание как будто неспешно приближающийся к гостю офицер. – Уж не соскучились ли Вы по светлому пиву, раз поторопились в нашу компанию?
На самом деле радушие было вполне искренним, и никто и не помышлял о том, что оставаться при оружии посреди кубрика в комбе невежливо, и вовсе не хотел обострять этот момент, но субординация не приветствует жаркие бросания в объятия вообще, и для постороннего наблюдателя этот момент обычно вовсе не ясен. И уж подавно никому было в голову не пришло намекать на служебное несоответствие в таком моменте или подозревать у вооружённого человека плохие намерения. Хотя подобных ситуаций нельзя исключать теоретически, всё же космофлот был аристократией в её настоящем естестве, а не соответствовал представлениям плебея об окружающем мире. Гость утвердительно чуть кивнул головой и хриплым голосом вежливо ответил:
- Вы сами предложили, Генри Рочестер, и я обязательно отдам ему должное, - он попытался улыбнуться, но вышла лишь измученная тень улыбки. – Но соскучился я по одному негодяю, что сбил мне настройку навигатора накануне вылета. Я понимаю, что программа была весёлая и достойная похвалы, но последствия этой шалости я разгребал слишком долго, и весьма недоволен.
- Может, всё же хотя бы присядете? – тем же спокойным тоном предложил офицер. – Думаю, Вам есть что поведать, разве нет?
- Не возражаю, - пожал плечами собеседник, и наконец двинулся навстречу, явно намереваясь упасть в свободное кресло поблизости, а почему оно оказалось столь близко от него, стоит вообще умолчать… - Но право, так хочется уже поквитаться с шутником.
Через некоторое количество секунд прибывший уже полулежал, расстегнув комб до талии, и с переменным успехом делал вид, что совершенно спокойно прихлёбывает пиво. Но обозначившиеся при этом лучики морщин вокруг томно прикрытых глаз отлично были заметны всем остальным, что бесшумно заняли позицию вокруг, чтоб было лучше слышно. Нужные указания уже были отданы старшим по борту незаметным движением ладони, и времени сейчас можно было затратить сколько потребуется либо пожелается. Космофлот лучше всех знает цену подобным моментам и не скупится ради своих людей ни на что. Гость отлично понимал, что от него хотят, и не стал злоупотреблять вниманием коллег.
- Промах составил где-то в тысячелетие по меркам тогдашней докосмической эры, - довольно бесцветным голосом взялся объяснять он. – В итоге я угодил на своём соколе в какое-то озеро среди дремучего леса, да ещё напали тамошние дикари со своими игрушками в виде древних стрел и прочей сопутствующей утомительной чепухи. Пока я разобрался с парковкой как положено, так и не сразу понял, куда занесло. То есть, без вылазки на поверхность уже было не обойтись. Да знаете, возможно, эту тему – белые дикари в лесах, в вышитых рубахах ходят и рубленых избах живут, это когда ещё до Татарии прилично было дожидаться-то. С досады повадился к дочке одного местного ходить ночью – нужно было восстановить оброненное в драке после посадки перо настройки телепорта, я его потерял, а девчонка у своего отца, что подобрал, выклянчила в качестве талисмана. Ну как я оттуда уйду – пришлось же всё равно солнцестояния дожидаться, а чтоб не скучать полтора месяца не самое грустное занятие, - после этих слов Хельмут смог улыбнуться, правда, улыбка вышла в стиле мартовского кота, как было принято говорить. – Но я не учёл, что у моей милашки пара старших сестёр, полных злобы от собственной дури. И вообще, не надо было прыгать прямо в окно, сначала голограмму настроив – однажды оступился и на лезвия налетел, как дурак, а они ещё и ядом каким-то смазаны были. В результате, выругавшись, в темноте на гравитаторе нажал что-то не то совсем, и сам не понял сначала, что случилось и куда меня вынесло. И сколько без сознания валялся, не помню и не знаю.
- Так ты что, в лёгком комбе был, что ли, раз оцарапался? – поспешно спросил кто-то, очевидно, старательно примеряя эпизод на себя и явно что-то вспомнив из своих приключений. – Или просто батарею садить опасался и только с гравитатором пошёл гулять?
- Это умеренный пояс, там солнечных дней недостаточно для полной зарядки, я и так для этих поселян слишком рослый, внимание привлекаю, ещё и комб – на меня бы охоту открыли. Затем и голограмму ставил, чтоб зацепило сигнал от платы пера, оттого меня за крупную птицу и принимали, - Хельмут снисходительно улыбнулся, чуть склонив голову, затем, коротко вздохнув, продолжил говорить. – Когда очнулся, не сразу понял, где я и что со мной – но жара была такая, что впору смерти желать. Проще говоря, три месяца в зиндане, с пристрастным гостеприимством, я и спёкся. Потом оказалось, что я просто забыл, что меня на рынке продали, а покупательнице я ммм, отказал.
По кубрику пронесся тихий, но красноречивый вздох – что такое такая тюрьма и какого рода там были приключения, понятно было каждому из присутствующих. Нравы аборигенов соответствующих времён и мест в описании тоже не нуждались.
- В итоге меня вернули в дом, просто обозвав мужем важной дамочки, и я валялся на дастархане полудохлой тушкой и ничего не соображал, да и не происходило ничего вокруг, - ровным и как будто совершенно бесцветным тоном продолжал рассказчик. – Однажды пришла служанка, которая оказалась человеком, а не безмозглой и бессердечной куклой. Я с её помощью смог выяснить, где хранятся мои вещи, и на третью ночь она мне их раздобыла и принесла. Всё оказалось в целости и ничего не сломали, даже перо откуда-то в узелке оказалось. Когда же я отладил курс и уже собирался свалить оттуда, девчонка разрыдалась, ухватив меня за плечи, и я узнал свою милашку, похудевшую и уставшую, - Хельмут сделал крупный глоток, явно для того, чтоб успешно скрыть волнение. – Я прикинул километраж по континенту – впечатляет, я вам доложу, даже если не пешком. Оставлять её у этих обдолбанных уродов, для которых она кусок мяса, годный лишь в рабыни или как корм для собак, мне вовсе не хотелось. Возвращать родным – тоже. Так что извольте засвидетельствовать вы сами поняли что, сэр Рочестер.
Тем не менее, уточнения среди общего воодушевления, выразившегося в искренних поздравлениях, приятных пожеланиях на будущее и одобрительных жестов, понадобились. Выждав некоторое время, нужное для того, чтоб убедить себя, что происходящее – реальность, а не очередной сон на яву, которых в избытке хватало в плену, Хельмут не спеша допил пиво, встал, оставив пустую кружку на глянцевой поверхности стола. Двинулся к снова к своей добыче, оставленной на подушках дивана. Уселся рядом и взялся осторожно распаковывать походный спальный мешок – теперь всем стало ясно, что это он и есть, просто лимонного цвета. Поэтому, когда из получившихся складок вынырнула нежная девушка с огромной каштановой гривой, крепко увязанной в косу до пояса, уже никто не удивился. Присутствующие лишь молча весело усмехались про себя либо с интересом разглядывали безупречную фигуру, облачённую в шёлковый длинный балахон на узорчатых лямках и ясное бледное лицо. Очень милое добродушное личико – особенно под повязкой с яркими солярными узорами через лоб, он смотрело на мир с выражением ребёнка, радующегося теплу и свету. Точнее, безопасности – отметил про себя каждый профессиональным чутьём. Какие же бездонные у неё глаза, мимо таких не пройдёт никто равнодушно…
- Финист, мы у тебя на небе? – прозвучало негромко, на одном из хорошо известных языков в Галактике, но с неподражаемым архаичным акцентом…
- Марьюшка, мы у меня дома, - следовало отметить, что Хельмут неплохо копировал этот акцент, ну а тон – с таким созданием мужчина будет изъясняться только полным неги и страсти голосом, это ж очевидно…
Наблюдать, как пара обнимается, уже было не очень комфортно, и присутствующие предпочли вернуться к своим прежним разговорам и компаниям, предоставив старшему по борту заниматься далее текущим инцидентом.
- А где нынче Василий Сухов, вроде бы он мог сказать пару слов по теме? – раздался чей-то негромкий вопрос среди общего движения.
- Да он через восемьдесят четыре часа только прибудет, - в тон отозвался кто-то. – Опять будет рассказывать, как аборигены в его пещеру вместо иридия золота натащили и пяток своих дочек улучшать породу привели.
- Ну, может быть, он хвастался не совсем на пустом месте, - отметил с весёлым смешком ещё кто-то из капралов. – Но он точно никогда не женится, этот пустозвон.