Она уходит не смиренно, в жару или под вой метели,
Не постепенно, как в трясину, среди вздыхающей родни.
По ней не плакали сирены, к ней "неотложки" не летели
И не тянулись, как резина, аптекой пахнущие дни.
Её в грязи наветов топят и травят полуправды ядом,
Ей режут вздувшиеся вены стеклом разгромленных посуд.
И нежно-нежно душит шёпот борцов за нравы с честным задом,
С отменным нюхом на измены, они нас бдительно пасут.
Смеюсь до слёз от анекдота. Какие там страданья, бросьте.
Когда внутри как в бане- голо... Но кожу с плеч сдирает плеть.
И это мы с тобой, не кто-то, своей любви ломаем кости
И наступаем ей на горло, чтоб не посмела больше петь.
Наш город - пьяный бред кубиста. На всех углах висят афиши,
А люди с ясными глазами уже сбивать готовы влёт...
Её уход - всегда убийство. И то, что нам даётся свыше,
В себе мы убиваем сами, в зрачки вмерзая, словно в лёд.