Вот ещё один дождь...

Вот ещё один дождь,
вот ещё один снег
и ещё одна правда
в зажатых коленях;
вот ещё одну жизнь
подарил человек,
сам же лёг умирать
на холодных ступенях…

Через горло не шло,
и казалось, что хрип
будет самым родным
для всех будущих песен;
мне бы телом накрыть
страшный ядерный гриб
и небесную гладь
над собою подвесить…

Говорили уста,
вспоминая тот год,
за которым пронёсся
целый век лихолетий;
над расстрельной статьёй
веселился народ,
только в списках стоял
каждый первый и третий…

Белой гвардии нет,
Красной гвардии нет,
глянул в книжном ряду,
там одна Молодая;
мне соседка дала
по диетам совет,
а сама, ты смотри,
ведь совсем не худая…

Помню бант голубой,
помню школьный портфель,
помню первое – Здрастье!
как форму глагола;
помню запись в строке –
беспартийный, еврей,
помню спирт на руке
и блаженство укола…

Если трубы горят,
то их надо залить,
если больно внутри,
срочно вырвать наружу;
невозможно всех в ряд
и по стойке любить,
невозможно раздать
всем желающим душу…

Жил один, как дурак,
а другой, как мудрец,
оба пили с утра
с круассанами кофе;
к ним пытался пробиться
Небесный Отец
и хоть слово сказать
о беде на Голгофе…

Вот ещё один снег,
вот ещё один дождь,
и ещё одна вера
на белых коленях;
вот ещё один дом,
ты в него не войдёшь,
лишь присядешь курить
на прохладных ступенях…