2 18+
Светлана перед зеркалом стояла,
Оглядывала с головы до ног
Себя и вожделенно представляла:
Меня художник написать бы мог.
Как хороша я в этом новом платье,
И взгляд, горящий, словно изумруд,
И тело, что полно девичьей статью –
Не зря природа тратила свой труд.
Но тут...
Светлана вдруг подумала случайно...
Да как же это сразу не пришло?
Вот если от отца удастся тайно
Картину написать... И тут пошло.
Художника достойного отыщем –
Не зря же дружбу я свела с мадам –
Хоть всю столицу пусть она обыщет,
Я с ней поговорю, заданье дам.
А там!..
Светлану охватило вожделенье,
Едва она представила сюжет,
Глаза изобразили изумленье,
И тут же сердце ей дало совет.
С позиции третейского арбитра
Под строгим взглядом изумрудных глаз,
И, в то же время, улыбаясь хитро,
Себе устроить вздумала показ.
Как раз
Отец её отсутствовал. Прислуге
И гувернанткам дан был выходной,
И дом был отдан на потеху скуке –
Всё выходило тут само собой.
Светлана тут же блузку расстегнула
И, оголив немного свою грудь,
С улыбкой хитрой в зеркало взглянула.
Да, тут уж было ей на что взглянуть.
Чуть-чуть
Плечами поведя, движеньем плавным,
И блузку опустивши по рукам,
Светлана думала уже сейчас о главном,
Бросая блузку вниз к своим ногам.
Она себя потрогала за груди,
Как будто дева взвешивала их.
Да, есть на что взглянуть у женщин, люди,
И им я этот посвящаю стих.
Достиг
Я кульминационного момента –
Светлана уже юбкой занялась.
Развязывает медленно так ленту,
Но вот уже и юбка поддалась.
Одна, другая нА пол полетели –
И вот стоит девица нагишом.
Скорее надо нам, без канители
Писать о самом главном, о большом.
О чём?
Прекрасней что всего на белом свете,
Чему сравнения не подобрать,
Что держится почти всегда в секрете,
Но от чего нам глаз не оторвать.
Конечно же, писать о женском теле,
Тогда совсем уж лучше не писать,
Когда бы видеть вы его хотели
В чём, извиняюсь, родила нас мать.
Опять
Мне не найти достойных сочетаний:
Вот бёдра, грудь, везде округлость форм,
Животик, попка и... предмет желаний.
В душе вас тут же застигает шторм.
А если это всё и первозданно,
К тому же и прекраснее всего,
Перед глазами будет постоянно –
Забыть мираж сей будет нелегко,
Того
Изображенья в зеркале. Светлана
Какое-то решенье приняла.
Надела вдруг сапожки из сафьяна
И ожерелье к ним подобрала.
Чуть поудобней зеркало поправив,
Чтоб было видно в зеркале кровать,
В него свой вожделенный взгляд уставив,
Светлана стала позы принимать.
Скучать
Всё это время не пришлось девице.
Налюбовавшись вдоволь на себя,
Погладив напоследок ягодицы,
Поцеловала зеркало любя.
И твёрдо приняла она решенье
К себе уже художника позвать.
Исчезли все последние сомненья,
Француженка ей будет помогать.
Писать!
Ах, как же не хотелось одеваться.
Вот так бы ей всю жизнь и проходить –
Что за причуды у людей – стесняться,
Когда наоборот должно всё быть.
Достоинствами мне ли не гордиться,
И как же их другим не показать.
Так, видно, и должно было случиться –
Вот я и буду всю себя писать.
Начать
Светлане так хотелось поскорее,
Что прикусила даже язычок,
Смакуя мысли, их в уме лелея,
Пред зеркалом крутилась, как волчок.
К мадам опять оборотились мысли:
Ну, хорошо, та будет помогать.
Безвольно руки вдруг плетьми повисли –
Куда же фрау нам тогда девать?
Опять
Нам «мумия» картину нарушает –
Её пока убрать бы с глаз долой.
А батюшка всё только обещает.
Скорее бы вернулся он домой.
Одной мадам, по-моему, довольно
Вводить меня за ручку в жизни класс.
Хочу я быть, как птица в небе, вольной,
Но чувствую немецкий цепкий глаз.
Сейчас
В другое место мы пока заглянем,
Посмотрим взглядом немки на дела.
И беспристрастным зрителем здесь станем,
Куда нас эта сказка привела:
Была Светлана фрау недовольна,
Пронзала взглядами из-под ресниц,
И обходилась с не порой фривольно,
Пугая немку блеском ягодиц.
Но гувернантка к Свете попривыкла,
Не потакала, нет, а приняла
Её игру. Главой она не сникла –
Свою игру вдруг фрау начала.
Однажды днём вернулась незаметно,
В законный свой немецкий выходной,
Воспользовалась дверцею секретной,
И что же лицезрела пред собой?
Бог мой!
Светлана перед зеркалом крутилась
Во всей красе – в чём мама родила.
Сознание у фрау помутилось,
Она тут чуть концы не отдала.
Но вспомнила всех родственниц: валькирий,
Русалок, ведьм и, наконец, - Ягу.
Из русской что-то прошепча Псалтири,
Три раза сплюнула: «Я Свете помогу!
Угу!»
Её «угу» младых ушей коснулось –
Светлана вздрогнула, к постели устремясь,
В неё нырнула – только что проснулась.
Тут фрау входит, глазками смеясь.
-Светлана, детка! Ты меня не бойся!
Тебе я буду самый лучший друг.
Прошу, не трепещи и успокойся.
Помочь готова скрасить твой досуг.
Испуг
С лица Светланы почему-то сходит
И мысли быстро бегают в мозгу:
Одна к ней немку за руку подводит;
Другая – по-немецки: «Помогу!»
Она сама протягивает руку
И фрау помогает Свете встать:
-Светлана, я развею твою скуку.
Давай-ка будем твой портрет писать.
Гадать
Сейчас Светлане вовсе не хотелось:
Откуда немка всё могла узнать?
И почему-то Света вся зарделась,
А фрау её стала одевать.
При этом ещё что-то говорила:
Художник, мол, знакомый у неё,
Какая-то в его портретах сила,
Но он их никому не продаёт.
Своё
Творенье он обычно преподносит,
Кто тронет его душу, просто в дар.
Слегка на фрау Света глазом косит,
В душе ж её уже горит пожар.
Как можно упустить саму удачу,
Когда за хвост схватилась ты уже,
Когда глаза от вожделений плачут,
И чувства новые рождаются в душе.
В плаще
Немецкий искуситель оказался,
Когда Светлана чуть в себя пришла.
Чесночный дух с хозяйкою расстался.
В постель Светлана снова прилегла:
Ей что-то вдруг и очень поплохело,
В глазах её и в голове туман,
И почему-то вся она вспотела:
-Ах, если только это не обман!