И снова здравствуй мама, вновь пишу тебе письмо;
Над душою встала дама, с темной тесьмой
На платье, шептал ей хватит, а та спиной
Прикрыла солнце от меня, дождь проливной
Пустила в город, как будто узнав накануне
О драме. Вот бы не улицы в воде тонули,
А в бальзаме сердце, вот бы ветра не дули
Плакать вот бы не хотелось, в темноте на стуле
Сидя под надзором той, назвавшейся грустью
Одиночества, пусть меня она отпустит,
Уйдет тихо как подкралась, и наизусть
Ее знать не хочу, вот-вот разревусь.
Чувствует и собака, лежащая у ног
Ей одиноко без тебя, ждет когда порог
Нашего дома переступишь ты, уже промок
Прежний уют, без твоего тепла продрог.
Почему так поздно осознал, что крайне дорога
Родная мама, семнадцать лет из сорока,
Отдавшая на воспитание такого дурака
Веру, заботу, любовь, что безумно глубока.
На сей раз мучает жажда твоих карих глаз,
Без слез, с улыбкой и искоркой как прежде,
Во мне уверена надежда, что все у нас
Будет упоительно, убью в себе невежду.