Ларисе Володимеровой
1
В местах, столь отдаленных, что могли мы
Не столь их отдаленными назвать бы,
Листва слетает на худой суглинок,
Рябины пышут, и вскипают свадьбы,
Капуста голову кладет под нож крестьянский,
И ведра звякают о камень у колонки,
Но нынче некому там разбирать пасьянсы
Листвы и ломких луж головоломки.
В отсутствие тебя там хлеба вдосталь,
И воздуха, и дегтя (смазать бричку).
Свистит за лесом удаленный доступ
В иные сферы вхожей электрички.
2
Не мать, не мачеха, а родственник поближе,
у ней ноблес не очень-то в оближе,
вернее, не в фаворе, что понятно -
на репутации немало белых пятен.
Снега, снега, метели, еле-еле
пробьешься через них и сверху иногда
увидишь глобус с белой латкой, и так года
и до и после по иксу, и если бы не игрек -
капут и швах, и Сталинград не выиграть,
но эта ось с привязанным платочком,
погонщик голубиных многоточий,
древко флажка по имени "пространство",
прощает наше рукосуйство и засранство
и осеняет голь на перекате,
прикрытую обтрепанным плакатом,
где красный с белым вместе вопреки
вражде давнишней. Сыростью с реки
разъедена (как инь и ян объятья,
контрастная) вражда свирепых братьев.
И вовсе скоро снег. Залепит, обелит
забор зеленый, серый обелиск,
петуньи чахлые и окрики петушьи,
и точки и тире "спасите-наши-души"...
Нам с молоком и снегом привита
привычка начинать от чистого листа.
3
Виснет в воздухе волглом
Огонек семафора,
Собирались так долго,
А теперь уже скоро
Над мазутным бурьяном
Приподнимется поезд,
Может, станет романом
Эта грустная повесть...
Как бы вычеркнуть все что
Бередит неустанно
Голубиною почтой,
Вороненою сталью,
Ледяным заусенцем
На крылечке подъездном,
Паутиною в сенцах,
Синевой безвозмездной...
По октябрьским фрамугам
Льются лета заначки,
"Нам не жить друг без друга", -
Где-то родина плачет.
Для наивного глаза
И видавшего виды
Расстилается разом,
Только за город выйдем,
Самобранная скатерть
Невеселого детства -
Столько воли и власти,
Только некуда деться.