В огромном доме наступает ночь,
И только диктор с синего экрана
Твердит о войнах, о борьбе, о драмах,
О жизнях сломанных, о новых травмах.
За шторой дождь.
В огромном доме говорят с тобою
Отрывки мыслей, шорох за стеной,
Шум самолетов над одной шестой,
Твой собственный уставший рулевой
И берег моря,
Что внутри сознанья
Шумит и плещет, в пену разбивая
Сумрачные мысли,
И с морем рядом пристань,
И взмах ресниц, и радость в лицах,
И то желание кружиться,
И невозможность замереть.
В огромном доме дух не запереть.
Мысль рвется вслед за самолетом,
Стремясь украсить жизнь полетом,
Разбиться, может даже, в Минесоте
Или в Бомбее умереть.
Душа стремится за тиски,
Срывая цепи рифм других,
Крича под натиском живых
И мертвых, вырываясь в стих,
И воскрешая по углам
Прошедших дней немыслимые краски.
И хоровод салютов, и торты,
И поздней ночью темные цветы,
И несколько часов сплошных "а ты",
И сотни фраз, рассказанных в тиши.
В огромном доме наступила ночь,
На улице сирень и пахнет летом,
Востоком, дымом, но не сигаретным,
И сквозь огромные пространства ветер,
Стремясь помочь,
Приносит в трубку голос человека.
И ночь отходит, возрождая где-то,
Забытый за день, близкий образ лета,
И оттиск губ, и тень, и лучик света,
Внутри зрачка застывший вечным смехом.
И вслед за ночью отступает грусть,
И страх, и совесть, и разбитый куст
Сирени заполняет сад.
И там, где Данте сходит в ад,
Я выхожу. И глупая луна
Оскалилась на звездном небосводе,
Как будто знает, что сегодня тоже
Я не одна.
Когда весь мир кричит и давит ночь,
Когда июнь приносит страхи и мученья,
Когда нет сна, нет стойкости, терпенья,
За сотни километров от меня
Уставший человек откроет дверь
И, уголек в ночи на вдохе засветя,
Произнесет необходимое "Привет".