З а в т р а б у д е т д е н ь
Занятый чем-то и отделённый от мира огромным застеклённым окном, не сразу оглянешься близоруко на небо и увидишь чёрную тучу, заслонившую свет.
Подойдёшь поближе к окну, и вдруг густые кроны деревьев дрогнут, словно испугавшись чего-то…
И обрушится на них, укутавших улицы города зелёным облаком, невидимый шквал.
Словно переливая изумруды с серебром, превратятся деревья в огромные волны, в кипящее перед тобой море… всё стихнет, и капля за каплей объявит о себе настоящий ливень.
Вначале он выкрасит пыльный асфальт чёрными точками, а потом вымоет его начисто, и только вдребезги разбивающиеся капли дождя затуманят его чёрное зеркало…
Косые струи дождя перечеркнут всё за окном, выхлещут плывущую по стеклу воду, смешают все краски, и только угадываться будет новый шквал, бушующий в размазанных кронах деревьев, будто в океанских валах…
Одна за другой покатятся огромные волны, кипящие в сизо-зелёном шторме, грозящие утопить твой крохотный челн, будут швырять его во все стороны, то поднимая на самый гребень, то опрокидывая в пропасть…
А мрачные тучи рваными лохмотьями будут мчаться тебе навстречу, едва не касаясь пенистых гребней и сверкающих фонтанов срывающихся с них брызг.
До боли вглядываясь в их косматые очертания, ты увидишь странные тени, живущие своей стремительной жизнью. Одна превращаясь в другую, возникая и исчезая, будут мчаться они над тобою, привораживая взгляд… и взгляд увлечётся ими.
В царстве призрачных форм их стремительность покажется тебе слишком медленной, а жизнь каждой из них окажется веком. Ты увидишь, как рождается каждая из Валькирий, как играет тень её детства, как взрослеет она, набираясь могущества и силы, потом медленно тает и растворяется в вечном потоке теней…
Что за смысл, спросишь ты, в этом вечном стремлении?
И подумаешь о себе.
Зачем ты, Человек?
Что ищешь?
И, может быть, теряя сознание, увидишь осколки лучей золотого солнца, плещущиеся в бурном море, белоснежные лайнеры отойдут караваном и останутся только в памяти. И в этой твоей памяти они снова встретятся с тобой. Уже одни – и ничего кроме них.
В прозрачной голубизне сверкнут они серебристыми крыльями - над ними – звёздное небо – под ними – облака, облака, облака…
И ты – один из этих серебристых лайнеров в бесконечном полёте.
И ты – в одном из этих серебристых лайнеров в бесконечной голубизне.
В мягком салоне и прохладной тишине. В пустынном и пыльном туннеле, ведущем неизвестно куда. Один.
В мягких коврах тает даже шуршание ног, а на стенах дворца всё горят факела. Тишина в гулких сводчатых залах, слышно сердце и шелест дыхания.
Никого.
Так ли тихо здесь?
Так ли пустынно?
Стены шершавые, влажные, тёмные. Холодные и безмолвные, вечные в вечной темноте. Где свет факелов? Тысячи лет здесь прошли, не торопясь, не шумя, не задерживаясь ни на минуту. Будто монахи в чёрных одеждах, плыли они туманами в переходах и залах, стирая следы того, что здесь жило прежде.
Но вот и годы прошли.
Лишь невидимки – обрывки желаний, страстей и волнений – медленно плавают, касаясь бессмертных камней. Призраки прошлого в едва различимых коронах, пурпурно-прозрачных плащах, в тихих звонах кинжалов, кольчуг, возникают из темноты и пустоты и безмолвно кружатся с тобою. И ты, призрак настоящего, бледной тенью проплываешь весь лабиринт – от начала до конца, от бесконечности до бесконечности.
Внезапно и вдруг снопы солнечных лучей врываются в тебя, вскипают в тебе горячей кровью, ты будто рождаешься внезапно, появляешься рядом с угрюмым старинным замком, чуждым солнцу и полю.
Полю с сорняками.
Много, много времени вытекло из будущего и перетекло в прошлое.
Из будущего в прошлое.
Каждое событие, например, твоя смерть, плывёт по реке времени навстречу тебе.
Сейчас вы встретитесь.
Только одно мгновение…
Осталось, чтобы взглянуть в это поле, на эти сорняки. Ощутить горечь, сладостную горечь жизни, запах трав и упругие толчки ветра.
Заполыхает ветром степной ковыль.
Будто лис умчался в нём ветер за горизонт и, не вернувшись, помчался опять.
Выплеснулся гибкими струями дождя. И потерялся в траве.
Ночью дождик, дождик был.
Он по улицам ходил.
Замирая, дождь таился где-то там, в траве, иногда поблескивая оттуда озорными ручейками.
Сник ковыль.
А когда ты открыл глаза – не узнал ничего.
Будто в подводном царстве.
Медленно, медленно, медленно плыл куда-то прозрачный поток. Шириною во весь мир. Будто водоросли, струился в нём ковыль.
И ты мчался надо всем этим. Словно жук-водомер.
Что было до потопа?
День и ночь лил дождь. Струи переплелись в сети. Одна к одной бросались на землю и извивались ручьями. Сплетались в потоки. Впадали в огромную реку и терялись в ней.
И текла, текла куда-то большая река, не похожая на нашу жизнь. Неустанно, без начала и без конца. Из бесконечности в бесконечность.
А ты, пловец в её водах, знал, что эта вечность – не твоя. Твоя река имеет исток и исход. Эта же река, бесконечная для себя, конечна для тебя.
Ты был горд этим, пересекая реку, проходил её от устья до истоков.
Ты думал, что владеешь миром.
Но время убивало тебя.
Река серьёзно протекала у твоих ног.
Ты уничтожал реку, она текла дальше.
Ты уничтожал себя, река текла дальше.
И лишь в устье заметил в её прозрачных глубинах странные мраморные статуи. Может быть, это было уже море, а ты был уже водяным, но ты ведь узнавал в каждой статуе себя, многоликого.
Удивлялся, почему так беспорядочны и порывисты их позы, почему все они указывают куда-то вдаль.
Долго плыл ты, их становилось всё больше. Они уже не только указывали дальнейший путь, но пристально вглядывались в тебя. Их было больше, чем звёзд на небе, все были холодны и неподвижны.
И лишь сравнивая их, тебе казалось, что все эти статуи – странный театр, в котором что-то происходит или произошло.
Или уже произошло.
И ты старался это понять.
Успешно ли?
Иногда казалось, что там уже изображено всё, что только может произойти.
Ты был мерцающим голубым ящиком, начинённым электрическими идеями и пустотой, называющейся здесь вакуумом.
Ты был телевизором.
А напротив тебя сидел видиот, и тебе хотелось взорваться, глядя на его мраморное лицо.
А ведь это ты заворожил его.
Или твой настоящий хозяин, находящийся где-то далеко и порождающий в твоей пустоте резкие боли.
Ты корчился, и странные тени бежали по стенам, бежали по стенам, бесконечно бежали в четырёх стенах, незаметно исчезая и вызывая за собой новые тени.
Они бежали по стенам и мраморным лицам. Боже!
Как хотелось взорваться!
Впрочем, не думай о себе хорошо.
Ты ведь тоже – одна из этих теней, пляшущих что-то матиссовское на серой стене.
Что-то розовое и голубое.
А ещё была музыка, ты забыл, что ли? Может быть, только она и связывала тебя с тем, что было по ту сторону этих стен.
Она сражалась с привидениями, не страшась, что их нет. Не правда ли, незачем жечь ведьм?
А ты забыл, кажется, что такое благородство и бескорыстие?
Кто ты?
Музыка – это огромное поле цветов, по которому ты должен идти босиком.
Жизнь – это усеянное стеклом пепелище, по которому ты должен идти босиком.
Иначе ты не узнаешь её.
Босые ноги в крови и цветах. Как сердце. И поле пустынно, не поймёшь, то ли цветы, то ли пепел.
Своя ли кровь, голубиная ли.
Пепел ли поднимет ветер, или нежные лепестки.
В будущее ли смотришь ты, или в прошлое.
Как в чёрное зеркало уличного асфальта.
Город потемнел от дождя, стал чище и безлюднее.
Значит, заполночь.
Поздно.
Ни звёзд, ни луны, ни фонарей.
Что приснилось, привидилось?
Маленький огонёк сигареты полыхает грядущей зарёю.
Не колыхнётся белая занавеска.
6-9 июня 1980 года
+++