близко к полуночи

Юрий Вигнер
     – Если не удалось наше путешествие, – сказал я, – значит ли это, что не удались и мы? И если мы не удались, то не было ли наше путешествие обречено на неудачу еще до того, как началось?
     – Пустые вопросы, – сказал Заратустра. – Ты все еще в ловушке старых противопоставлений – причина и следствие, основание и вывод… Забудь о них. Может быть, наши ноги были обречены на это путешествие, а путешествие – на неудачу. Но узнать это мы сумеем, только попытавшись пройти свой путь.
     – Значит, все, что нам остается, это попытки, авантюры? – спросил я.
     – Само существование мира – попытка, не более, – сказал Заратустра. – А уж нам остаются только попытки попыток. Может быть, я зря ограничился двумя словами. Может быть, слово «попытки» нужно здесь употребить пять раз или больше.
     – Это все равно что представлять нас тенями теней теней и так далее, – сказал я.
     – Мир и есть тень без предмета, – сказал Заратустра.
     – Тень, отбрасывающая другую тень? – уточнил я.
     – Не стоит искать последнего определения, – сказал Заратустра. – Нет последних вещей, и нет первых вещей. Нет последнего человека, и нет первого человека.
     – Раньше, мне кажется, ты говорил по-другому, – заметил я.
     – «Раньше» – это другое время. Когда оно вернется, я повторю это еще раз. Но сейчас я говорю: нет ни первых, ни последних. И вот этот бокал вина, который ты пьешь, – разве он первый или последний?
     – Бокал – точно нет, – сказал я, радуясь, что могу ответить с уверенностью.
     – Вот так и со всем остальным, – сказал Заратустра.
     Тянуло ночной прохладой. Мы были единственными посетителями в зале, и трактирщик собирался запирать дверь.