Воспользуюсь я главным свойством сказок
И намешаю в ней клубок времён.
Надеюсь у Ван Гога хватит красок
Вниманье ваше захватить в полон.
1
Был город погружён в глубокий траур –
Главе своей он почести воздал.
Заметила Светлане как-то фрау:
-Ещё сей град такого не видал.
Был губернатор умерший известен
В определённых, так сказать, кругах.
Сенатор прибыл с папенькою вместе,
Чтоб проводить в последний путь сей прах.
Кикиморы безудержно рыдали,
Ван Гог нарисовал его портрет.
Светлана с фрау тихо поминали –
К покойному у них претензий нет.
Он был не виноват в своей кончине.
Мол, Дьявол на него им указал;
И принял смерть благодаря картине,
Но был потушен на корню скандал.
Всё чинно, благородно сотворилось:
Отпели в храме и без суеты
В семейном склепе дверцы затворились,
Услышал он последнее «прости».
Была Светлана так прекрасна в чёрном.
Так шёл ей этот траурный наряд.
И только взгляд остался непокорным,
И с вызовом глядел на всех подряд.
Под ручку с фрау тихо отстояли,
И почести отдали – Бог простит.
Отцу Светланы тихо же сказали,
Мол, плохо ей, душа её скорбит.
Отец её остался на поминки.
Ему сенатор кресло предложил,
Но тот ему ответил без запинки,
Что губернатором он быть не заслужил.
Да и дела опять зовут в столицу –
«Империя» растёт, как снежный ком.
С собой он заберёт свою девицу,
Скорей всего продаст здесь и свой дом.
Светлана с фрау дома поминали
Невинной жертвы память за столом,
Винцо они в гостиной попивали.
Вошла мадам к ним с траурным лицом.
Была мадам здесь, как эффект побочный,
Отрыжка фрау в пагубных делах,
Так, недоделка или план досрочный,
Но – ведьмой та была в своих глазах.
К Ван Гогу, как известно, женихалась,
И по ночам летала на метле,
Но так она мадамой и осталась,
С печатью «недалёкой» на челе.
Учила Свету правильным манерам,
Французскому, как за столом вести.
А Света для мадам была примером,
Как положенье в свете обрести.
Увы, мадам была лишь приложеньем
К Ван Гогу, только слабенькая тень.
Всегда терзалась чувственным сомненьем,
Что Леший для неё обычный пень.
Но бегала за ним, как собачонка,
Заглядывала преданно в глаза –
И Леший млел, влюбился, как мальчонка:
-Французская моя ты егоза!
Мадам за ним теперь несла палитру,
В руках ещё платочек теребя:
-Ах, Гогик мой, давай-ка пальчик вытру!
Запачкался он в краске у тебя!
Кикиморы на них так умилялись:
От всех своих они зелёных душ
Слова любви им подсказать пытались,
И свадебный насвистывали туш.
Мадам присела к фрау со Светланой
И пригубила рюмочку вина:
-Ах, губернаторша с её душевной раной
Была переживаньями полна.
А дочки! Те так в голос завывали,
Что их и успокоили едва.
Порой они, так даже, забывали
Какие надо говорить слова.
Такой удар! Винсентик постарался
И преподнёс им их отца портрет.
С отцом твоим, Светлана, там остался,
Но обещали быть за мною вслед.
Светлана с фрау чинно улыбнулись
И промокнули глазоньки платком –
Едва ли речи тёмных душ коснулись –
Мадам же продолжала о своём:
-Вдове сенатор обещал поддержку,
Винсентика в столицу приглашал.
Наверное, он при дворе не пешка –
Я слышала – приёмы посещал.
За разговором время протянулось:
Отец с Ван Гогом прибыли домой.
И с их приездом Света, как проснулась,
И стала вновь она сама собой.
Отец с ней наконец наговорился
И насмотрелся вдоволь на неё.
Сказал, что её видом удивился,
Мол, подняла и реноме своё.
-Сенатор губернаторское кресло
Мне на поминках, всуе, предлагал.
Ответил я, мол, не подходит к чреслам,
Не для меня. Короче, отказал.
Всё, доченька, пора нам собираться,
Чрез день, иль два мы трогаемся в путь.
Теперь в столице будем обитаться.
Ты – дочь моя, а там не кто-нибудь.
Сенатор, кстати, про тебя заметил,
Что хороша ты, вся пошла в отца.
Не замужем? А я ему ответил,
Что дочь моя достойна и дворца!
Он улыбнулся, но сказал: «Поминки
Не лучшее нам место обсуждать
Для будущего светлые картинки».
Сказал, что в Петербурге будет ждать.