Adagio
Губы свирель, тягучее молоко
руки, волосы половодье, русый прилив пшеницы
кожа, о`шую вдох надежды, березовые денницы:
я открываю глаза здесь, неясной тоской влеком.
Край журавлиных ливней, лиловый рай,
реющий из варяг и непоспевший в греки,
раки в реке, полнокровны ветвистые руки-реки,
волчий вой за луной, близ, собачий грай.
Давят на реки кисельные берега,
снисходительно шьют мосты, тачают лоскут к прорехе,
хлопают по плечу: дружище, в нашем локальном рейхе
греет в душе сороку скорая пустельга.
Перемешай нас, Отец, потеряй, забудь,
обложи муравейник табличками «no trespassing»:
яблочный спас, медовый, пост, рождество и пасха,
червы пиковой мастью укрыли грудь.
По вечерам небеса в ручье – как в реке
вымыты руки: до снежного хруста, до боли чисто –
медленно тонут, созвездий звеня монистом.
Смотрит в рассвет беременная Рахель…