Баллада в прозе о женитьбе доблестного витязя Фэт Фрумоса, об Иляне Косынзяне и злокозненном змее Лауре Балауре, коменданте тюрьмы Дофтана
- Лаврик… а, Лаврик…
Лаур Балаур нехотя разлепил чешуйчатые веки. Не дают вздремнуть в родном служебном кабинете, да ещё в собственный рабочий день. Ну, не беспредел ли, а? Дурное предчувствие не обмануло – мутноватые со сна зенки рептилии встретились с ясными, прозрачными от наивной наглости, едрить как хорошо знакомыми, лазоревыми очами.
- И тебе не хворать, Фэт, жандармы тебя забери, Фрумос.
- Лаврик, жандармы – это лишнее. Хотя… - молодой человек смахнул рукавом кэмаши пыль с хвоста заспавшегося чиновника, с явным намерением на него воссесть, - Хотя… вот скажи – ты нынче комендант Дофтаны?
- Руки прочь от моей пятой конечности, наглёжь в вышиванке! Бандеровиц! После прошлого раза мне гипс только позавчера сняли. Ну я, я комендант! На двери приёмной же табличка есть. Аль грамоте не учат вас там на юрфаке? На производственную практику штоль пожаловал?
- Да какая там практика… Лаврентий Палыч, мне бы вписку… ну, хоть на пару денёчков – доза кристально-чистой наглости в небезызвестных очах удвоилась.
- Колись уж, прекрасный витязь.
- В общем,- юноша уселся на край начальнического стола и ещё более пристально посмотрел на дракона – есть опасность, что меня женят.
- Ой, не могу! - Балаур заржал, словно конь с девятью сердцами, - Ой, щас загнусь! Да где найдётся такая дура, которая захочет взять тебя – рецидивиста с неоконченным юридическим и тремя ходками – стесняюсь предположить, в законные супруги? Да кто ж… - тут он резко осёкся. – А я, кажется, знаю кто. Неужто Илянка? Дочь ведьмы?
«Витязь» потупился и шумно вздохнул. За окном с треском рухнул столб электропередачи, надломившийся от драконьего смеха.
- Фэт, без обид, иди-ка ты отсюда, - Лаур столь энергично махнул крылом, что на стене угрожающе закачался портрет государя, - сам знаешь, против Косынзяны любые решетки – тьфу, а мне порча госсобственности тут ненадобна.
По отчаянному молчанию посетителя змей мгновенно уразумел – ни пяди занятой столешницы он без боя не сдаст. Следовало что-нибудь придумать. И побыстрее.
- Кхм… Нибелунг молдаванский, я слышал, ты недавно из немецкой аспирантуры откинулся. Возвернулся к нам, понимаешь, из земли бессмертного Гёте, несравненного Вагнера и божественного пива.
Очи безмолвно округлились, изображая вопрос.
Выдержав театральную паузу, комендант узилища со значением изрёк:
- Ящик.
- В смысле – ящик, Фафнир недорезанный?
- Ты мне – ящик пенной арийской амброзии, а я тебе – ключ от карцера, на неделю. Там всё равно решеток нет. Да и окон тоже. Идёт?
- Палыч… да ты тиранозавр. Это грабёж вообще-то.
- От кого сие слышу, чудо лесное! Не жмись для старого камрада, гони давай за своей нибелунгской заначкой, если вписка нужна. Да парочку пивных кружек прихвати по дороге. Я в одиночестве не употребляю, тем более в рабочее время.
Стоит ли говорить, что знаменательная попойка двух приятелей началась задолго до того, как пресловутое «рабочее время» истекло.
Наутро героическую борьбу хтонического чинуши с похмельем прервал деликатный стук в дверь кабинета, по своим децибелам равняющийся разве что топоту идущих на демонстрацию ионесковских носорогов. Дракон предпринял героическую попытку извлечь из себя: «Входите, не заперто», но вместо заготовленной фразы из его многострадальной пасти с шипящим звуком повалили клубы пивного перегара. И в этом источающем отнюдь не райские ароматы тумане возникла миниатюрная девушка, чьи босоножки на умопомрачительном каблуке и модерновая стрижка «в скобку» резко контрастировали с традиционной катринцэ и расшитой узорами сорочкой. «Фу, напустили амбре, - поморщила она свой изящный носик, - по запаху видать – мюнхенское нефильтрованное. Значит, и наш разудалый бурш где-то поблизости. Ну, ну…»
- Ась, Иляночка? – попытался изобразить заинтересованность наконец-то обретший дар речи Лаур.
- Да так, к слову пришлось - отмахнулась прелестница. – Накось лучше, поправься, рептилия.
На столе перед Балауром в секунду материализовались бутылочка с белёсой жидкостью и два граненых стакана.
- Буль-буль… неужто цуечка? Она… буль-буль… Родименькая! Эх, что там все эти загранишные штучки против нашей сливовицы ядреной! Ну, спасибо, девонька! И как только догадалась принести?
- Да к вам, нечисти, без горючего и вовсе можно не соваться, с утреца-то особливо, - заявила Иляна, с размаху плюхнувшись на легендарный лауров хвост (после чего комендант решил, что гипс ему сняли всё же рановато). – Вздрогнем что ли вместе, домнул Палыч. Я твои порядки знаю – ты в одиночестве пить не любишь.
После третьего тоста за процветание любезной РомынИи Маре Косынзяна озабоченно покосилась на маленькие наручные часики.
- Так… на восемь тридцать в нашей примэрии назначена церемония бракосочетания.
- Чьего бракосочетания? – решил прикинуться опинком дракоша.
- Да моего, змеище, моего.
- А… ну тогда мои искренние поздравления и всё такое. Вздрогнем?
- Я те ща вздрогну, гражданин начальник. Слушай, фольклорный элемент, у тебя пятнадцать минут на экстрадицию народного героя. Либо…
- Либо…? – Лаур почувствовал как гребень на его приплюснутой башке становится дыбом, приподнимая форменную фуражку.
Иляна вдруг подозрительно зарделась, хитро опустив длиннющие ресницы:
- Ну, либо сам, Лаврик…
Внутренняя борьба в ископаемом сердце продолжалось недолго. Выражая неутешную скорбь всей своей клыкастой мордой, Лаур Балаур молча указал когтистой дланью в сторону карцера.
«Дружба, конечно, дружбой, - размышлял он под стук удаляющихся каблучков, - но холостяцкая свобода дороже. Да и пиво мне этот Зигфрид кукурузный какое-то паршивое приволок. Так что совет молодым да любовь. А мне на карцер новый замок. Дубликат ключей-то я девочке дать запамятовал. Старею…».