пришёл и рад

Монастырский Валентин Алексеевич
  Старой хоженой тропой издалеча шёл домой.
Ноги сами так бежали,… а теперь совсем устали.
Не хотят нести меня. Вот пенёк, присяду я.
Посмотрю на тиху реку, на закат, что ещё светит.

Соберу ка мысли в кучу и припомню, что же мучит…
Ведь, не даром, возле дома я присел,
Видать зазноба не дождалось… сколько можно?
И сначала осторожно - то в кино, а то на танцы…

Шуры- муры, обжиманцы…
Я, конечно, не виню у неё ведь всё с виду.
Только глянешь из далеча, ноги сами к ней несут
Хоть то барин, иль пастух, пусть хоть сам весёлый дух.

Но обидно, это ж я, под венец, что звал тебя!
А тебя ведь дома нет, вон в окне лишь слабый свет.
Это значит, молит бабка, мужичка к вам на обед.
Что ж, не стану ей мешать, на чердак отправлюсь спать.

А как только свет в оконце - вот встречай, да ты не бойся!

  Ночь пришла, зажглись родные все мигают озорные…
И припомнилось тогда, как светила нам луна.
Как сидели, обнимались, клятвы разные давались…
Как ты молвила тогда - Я навеки вся твоя!

Как тогда и я ответил -Год пройдёт и не заметишь,
Как приду, сыграем свадьбу. Дом построю, будет пир...
Так уснул… Петух кричит. Слышу голос. Нет. ни дед.
Я взглянул с под чердака – чую, нет на мне лица.

На крыльцо моя выходит, молодой вокруг ней ходит.
 - Не пойдём ли мы вдвоём в стадо, чтоб доить коров?
 - Ты, сперва сходи по воду, да и жди здесь, у порога.
А вчерась сказали мне, что жених давно в седле.
 
Должен к вечеру прийти, так что мусор убери.

  От таких-то слов любимой всё вокруг поворотилось.
Как с конька на землю падал не припомню, вот досада.
Говорили, что кричал, что всё службу её ждал…
А потом о землю крепко,… а теперь, лежу как в клетке.

Все ухаживать хотят. Я ж всегда одной лишь рад.