Til the dealer on the block told me, "That ain't cool
You ain't meant to slang crack, you a rapper fool".
Tupac Shakur.
Да. У меня всё так же было. Только круче.
Чернее самой чёрной и тяжёлой тучи.
Я более не верю в «мистер Случай».
Слагать слова я начал сразу, научившись изъясняться,
И, вроде бы, в моей судьбе расположенья не было
Поэзии касаться. Для общей образованности, братцы.
Четырнадцати лет поэзию открыл мне Летов,
Священным таинством реальности изнанки кроеных куплетов,
Послушай песенку «Прыг-Скок», - её поёт Егор,
Вещает – Бог. Тогда я понял,
Кто такой поэт, и у меня теперь вопросов нет.
Как нет для нации важнее человека,
Он может быть душевный, умственный калека,
Я позже растолкую, почему. Поверьте,
Видели бы вы хоть часть того, что видимо ему,
У вас бы не хватило сил привстать со стула.
Радушным быть хозяином для Смерти, Веельзевула.
Знать всё. Немного меньше, правда, чем любимый кот Басё.
Вернёмся же к стихам. Писать я начал по-английски,
Осколками Империи изрезанный пацан,
Что на урок ходил с бутылкой виски.
В блестящем кожаном плаще, в кармане «Вальтер» настоящий.
Любой дурак прекрасно понимал, что я пропащий.
Из Ада жизни я отправлюсь снова в Ад.
«Пока, камрад». «Привет, камрад!»
Судьба, браток, никто ни в чём не виноват.
Но эти строки, что писал я на бумаге дома,
Кричали правду, кто есть настоящий Рома.
Ну как я мог позволить посторонним прочитать
Моё признание той девочке в любви?*
Там было всё серьёзно, без моркови и крови.
Но я не мог. Литература. Это был урок.
И я молчал, о как я мог солгать или придумать что-то даже в детском сочиненьи?
При этом молчаливом волеизъявлении я получил сороковую единицу. Подряд.
Такое только в страшном сне приснится, и вот пришёл экзамен с ГОРОНО,
Пять. Пять. Прошло уж столько лет, но мне приятно представлять лицо учителя,
Смятение и дрожь. Глаза горят.
«Ужасная, чудовищная ложь. Такое ты способен только с книги древнего философа списать!».
Ну, надо ли гадать, что высшей похвалы я не рассчитывал тогда от женщины в свой адрес ожидать.
Тогда я инфицирован был ей литературой». Пошёл на лингвистический, заняться слов культурой.
Но я тогда не видел весь рисунок своей жизни макраме и первую поэму написал в тюрьме.
Тогда законный Вор сказал – «Я дам тебе совет. Ты не преступник, Рома, ты поэт».
Он был мне как отец, по возрасту и по общенью,
Сейчас я понимаю – как ему обязан возвращенью в мир живых.
И я. И мой корявый стих.
Литературный институт – мартышкин труд.
Со мною согласятся многие, - немногие поймут.
Чему меня способен научить поэт, которому, как Брут,
Я нож калёный слов своих воткнул прилюдно в спину?
Представьте же прискорбную картину – как человек, всю жизнь живущий только словом,
В оскале лязгающих строк суровом увидит, что являют его собственные трели.
Иуде повезло не больше, чем Сальери. Уж пройден путь, но наглухо закрыты двери.
Поймёт меня, тот, кто испытывал реальные потери.
Но почему, мы, вопреки и сердцу и уму себя несём на этот окровавленный алтарь
Без капли сожалений, без оправданий и сомнений?
Мир знает несколько имён. Из древних «греков»* понимаю только Лукиана,
Конечно, знаю несколько прославленных , как части знания былых времён.
Но только семена его аттической насмешки, в ферзи пробившиеся пешки,
Что на камнях моей души смогли переродиться, возродиться в дерева,
Слова транслирует моя пустая голова, их обращая в волны нового порядка,
Потрёпанная старая тетрадка дала мне всё.
• - один из первых стихов. В восьмом классе написал : http://www.stihi.ru/2012/08/31/7869
• - Лукиан был сирийцем, но воспитан эллинами.