Альфа
Верю: Ты лучше, гекзаметр, скажешь об этом—
Въявь отступившее море виднелось с холмов у Эфеса...
Я же присел на уступе открытого цирка—
Встроили сей амфитеатр, ругаясь на койне.
Много эпох намело вплоть до этих раскопок.
Немцы подняли фасады у рухнувших зданий,
Чистые храмы, пороги в путаны покои.
Где-то стояли когда-то и здесь синагоги—
Вон за углом мои гены проносит бар-мицвa...
Всё впереди—Рах Romana, Равенна, иберы,
Альпы, германцы, мадьяры и дикая Польша,
Так по-лесбийски прижавшая там Лиетуву.
Всё позади—развороченный дом в Самарии,
Травы сухие и — лунно — бестравье Кумрана,
Длинные байки о водном покое Египта,
О караване, бредущем из сказки шумеров,
Об ионийцах, утопших к востоку от мыса.
В воздухе Карии запах смоковниц и зёрен...
Сиднем сидел, предаваясь порывам эгейским
И изумляясь, что в полис проник без билета.
Там вот распадок—долина, где девки-турчанки
Задом катали колонны по длинным загонам.
Или, поодаль, пустой котлован. Неглубокий.
Всё, что осталось от чуда седьмого на свете.
В крошеве жизни, снедаемой смертоубийством,
Поиском славы как вечного взрыва в подзвёздном.
Да, Герострат, твой по духу поджёг Гётеанум.
Я же могу отрывать заусенцы витые Ван-Гога.
Кованых листьев узоры менять на воротах,
Что у дворца королевы английской... Всё тайно.
Бета
Склоном крутым, будто тать, я взошёл над Эфесом!
И был готов я спуститься в эллинских улиц оскалы
Трогать мозаику в рухнувших «каменоломнях»
Для византийцев, грядущих османов и, да, генуэзцев…
Мыслил о тёсаных блоках, о вброшенной жизни
И каменел, необъятностью смерти подавлен.
Солнце клонилось, играло на пробках нержавых,
На стеклобое, на жести тускнеющей банок...
Я сомлевал, без сомнений и, блеск, без соитий,
Череп-то свой подпирал мягкотелою кистью,
И на Венерин бугор напирал, а дланью другою
Буркало левое я то ль чесал, то ли чистил...
В брызгах стекла меж античных рядов и ступеней
Туго! Змея! Зазмеилась, меня же взметнула!
Как я рванул и понёсся по скользким обломкам,
Разом вернувшись на старую виа к Милету...
Г-споди! Спас ты везунчика снова. О, боги
Местных пещер и расселин, текущих водою
Или же временем, властно зовущим к покою
И к забытью. Ну, ползи же! В дрожащих коленях.
Сбросил мешок, оглянулся. О тварь моя, тело!
Снова потащишься в щебни, к приюту плебеев.
Там, в ожидании, дышит трофейная жёнка...
Гамма
Да, зашагало, окрепнув, к лесистому склону.
Очень кургузо, привычно, опять промышляя...
Осыпи, выси и хутор из местного туфа.
Мать Иисуса скончалась на нём. Эмигрантка!
Тропы: толпятся вовсю старожитные греки,
Стали сельджуками. Обрезание. Так или эдак.
Турки, туристы, сверканье металла, шипенье;
И австрияки десантом из двух... трёх! ковчегов
Листьями осени ссыпались на тротуары...
Рослый фотограф просил меня выйти из кадра.