Умила.
Дракон с драккара смотрит строго вдаль,
И ровно на ломти взрезает волны,
Так воины на поле поят сталь...
Смотрю на волны, думая: НЕ БОЛЬНО!
И жизнь моя пошла крутым витком,
Остались за кормой отец и дрязги,
Скатилось в прошлое, как снежный ком
Смотрю светло, спокойно, без опаски.
Легла на плечи милого рука,
Плащ меховой привычно греет спину,
Прощай мой край! И в небе облака
За мной текут спокойно на чужбину...
Эйрик.
Бежит драккар, оставив тихий берег.
Руки убрать с её не в силах плеч...
Скажи, княжна, в какой возможной мере
Ты знаешь нашу северную речь?
Молчание холодный норд несёт...
Насупившись, вокруг гляжу угрюмо:
Не скажешь все, но сразу знаешь все?
Вот Локи рыжий! Я ведь так и думал!
Ну, побратим, бесстыжие глаза!
Язвил, не прекращая, всю дорогу,
Что б я, пока ночевка, по лесам,
С тобой гуляя, не натер бы ногу.
Вот турса дети! Я ведь так и знал!
Башку скручу, готовься, братец Хегни!
Сиял всей наглой рожей, зубоскал,
Пока мои херсиры ржут, как кони.
А то совет заботливо давал,
В драккаре на весле с душой размяться,
Пока от страсти не свернул штурвал,
Не вспыхнуло на ней под взглядом платье.
Я разве здесь один жену везу?
Да Олафу досталось меньше втрое!
Кулак ужо освоите на зуб!
Ну я вас всех ужо сейчас построю!
Во фьорде есть обычай - хвастовство,
И врут бесстыдно, разуму не внемля.
Сейчас я их спущу с небес на землю!
Покрутят перед девками хвостом!
Умила.
Речь чужая, грубая, гортанная стала словно мягче и милей,
Так природа дивная и странная режет фьёрдом берег. И борей
Пролезает в щёлки под одежду,опаляет кожу, режет слух,
И со скал по ветру белоснежный разметался лёгкий птичий пух.
Сквозь стальную толщу волн покатых стрелы солнца золотом легли
И уходят вдаль под ярким флагом в земли предков чудо-корабли.
Чудится на скалах зверь огромный на драконьих лапах и с хвостом,
Золотые клады потаённы, сердце клада скрыто под перстом,
Но и клад не людям предназначен, нибелунги клады берегут,
Тихой песней, чарами да плачем путника с дороги увлекут,
Опоят, закружат в круговерти и обманут, словно простака
И веками будут после смерти пересказывать кто с кем, когда да как...
Видела и призрачные тени, что скользили тихо по воде,
И ундины у бортов белели, призывая сердце к пустоте...
В грубой речи старого преданья много скрыто, больше на виду,
И рубин таинственный сияет, бьётся сердцем кельтскому кресту.
Эйрик.
Как зубы и когти лесного зверя,
Встречают прибывших Эмира кости.
Дорога во фьорд, как за тайной дверью -
Навряд ли заметят лихие гости.
А если заметят - войти не сдюжат,
Подхватит волна - и погибель борту.
Тут навык и опыт особый нужен...
Мы входим в спокойные воды фьорда.
Коль скоро народ не решил лениться,
Покуда их конунг гуляет в море,
Уже и гонец быстроногий мчится,
И всякий на пристани будет вскоре.
С добычей вернулась братва лихая -
Казною и доблестью будет хвастать,
И будет до вечера, не стихая,
Селенье гудеть и на пир сбираться.
Все ближе причал, и готовы сходни,
Опущен уже полосатый парус.
Для пива есть повод у всех сегодня.
Забудутся раны, уйдет усталость.
Фигура на пристани прежде прочих -
В мехах чернобурых, прямее мачты,
Незыблемей скал, хищной птицы зорче -
На пристани внука пождет с удачей.
На доски причала слетаю птицей.
Свой приз на руках выношу на сушу.
Невесело что-то иным девицам...
С чего бы? Катились бы стряпать лучше.
Вот воины, братец меньшой, собаки...
А вон ребятня облепила берег.
Но прежде навстречу шагает бабка.
Смеется глазами... "Ну, здравствуй, Эйрик!"...
Умила.
Хельга Великая, бабушка славного мужа,
Перед тобою былинкой покорно склоняясь,
В трепете сердца к ногам припадает Умилка
И не побрезговать просит своими дарами.
Лён, что сама и взрастила, и ткала усердно,
Вышивки бисером, шёлка отрезы на платья,
И соболиными шкурками златом и сребром,
Словно коврами до ножек хочу разослать я.
Воле твоей покорюсь и приемлю достойно,
Место, что в доме укажешь занять, не сперечу!
Всяко решенье твоё - быть ли внуку женою,
Али чернавкой служить, выгребающей печи...
А в это время...
Малуша.
Что же ты глядишь совсем не ласково?
Отдал сердце девушке не той!
Щёки каждый раз пылают красным,
Стоит взглядом встретится с тобой.
Далеко ли, близко... в сердце теплится,
Огоньком болезненно так жжёт...
Что же ты пытаешь сердце девичье,
Обещая горе наперёд?
В детстве раннем мне во сне привиделся,
Разрослись надежды и мечты
О прекрасном и великом витязе,
День настал, и вот явился ты!
Каждой клеткой - мой! Богами меченый!
Узнаваем голос, запах, вкус...
Выбежала я тебе навстречу...
Но Умила пресекла мой путь.
Как же не почувствовал ты сердцем?
Что ж в груди не расцвела любовь?
Аль княжна одна открыла дверцы,
Отравив во мне до капли кровь?
Ополченцы щиплют, словно курицу,
Норовят обнять, поцеловать...
Но отвратны все! Сердечко курится,
И до дна почти сжигает страсть.
Слёз не лью! Горда я не по должности,
И разумна я не по годам.
Подожду! Авось всё и исполнится...
Но себя другому не отдам.
Мне с Умилой плохо! Чёрно, завидно,
Что ласкаешь не меня, её!
Знаю, что мечта моя не праведна,
Жить в любви навеки лишь вдвоём.
А не сложится, уйду в валькирии,
Послужу во славу я любви.
Девка на войне - привет могиле,
Только от себя не прогони...
Хельга из Гардарики. (Бабушка Ольга).
Княжне.
Здравствуй, я давно тебя ждала,
Видела во снах благих и грозных,
К худу ли, к добру - теперь уж поздно -
Пущена в грядущее стрела.
Вижу лук богов в твоих руках,
Вижу лебединую дорогу,
Вижу крылья сокола - Рарога,
Но к чему - не ведаю сама...
Обними да Ольгою зови.
Рада я услышать речь родную.
Пусть тоска-печаль тебя минует,
Пусть поверит сердце - здесь свои.
Будешь внуку добрая жена
И хозяйка в конунговом доме,
А о том, что в сердце чую кроме,
После перемолвимся, княжна.
Приходи почтить нехитрый кров -
Возле скал мой домик под сосною,
Скрученной небесною войною
Бурь ночных и северных ветров.
Пироги поставлю привечать.
Интересно, коль не прочь ответить:
С этим неотесанным медведем
Как же ты связалась невзначай?
Ингвар, сводный брат.
(про себя)
Ага, братишку море принесло.
Притихнуть время самое покуда,
А то рука тяжелая зело...
С нее вперед зубам не быть бы худу.
С добычей славной - это хорошо.
И мне перепадет, не сомневаюсь.
Досель ни что меж пальцев не прошло,
Ни девка, ни еще какая малость.
Зазноба братца - страсть как хороша.
Найду я, как подбить и к этой клинья.
А то любовь и хитростью вершат.
Жена иль кто - сие ее не минет.
Крутись, братишка, подгоню проблем.
Носись с дурацкой честью, верой, долгом.
Родился не овечкой я, а волком,
А значит сей кусочек тоже съем.
Умила
Непринуждённо в хоромах у Хельги.
Бабушка рада и я отдохнула душой.
За разговором и долгим обильным обедом
Катится время привычной прибойной волной.
Где потужили, над чем-то мы всласть посмеялись,
Муж мой с почтением чаши подносит и мёд,
И огоньками чадящими в праздничной зале
Вечер пришёл и уселся у нас на порог.
И разговоры текут и текут не смолкая,
Вспомнилась вотчина, батюшка, милый мой край,
Муж мой на ухо - "Царица моя молодая,
Время прощаться! Скажи-ка бабуле ПРОЩАЙ!"
Расцеловались душевно, и радостью светясь,
С милым в покои отправилась я не спеша.
Вот я и дома! И сердце не ищет ответов,
И успокоилось сердце, не ропщет душа.
Эйрик.
Ну, пир в общинном доме тоже был:
И пива - хоть тони, и море снеди,
Пришли, как это водится, соседи -
Я многих и в лицо уже забыл.
Херсиры похваляются казной,
Разносят девы воинам напитки,
Осаживая шуткой слишком прытких,
Кой-кто храпит уж, столб обняв резной.
Когда все это кончится уже?
Дары пустые, тосты, поздравленья...
Когда так близко та, кому ты пленник,
Прекрасная до светопредставленья,
Кому бы, к Локи, пиво по душе?
Подходит братец младший - чудеса!
Неужто обучился чин по чину
Приличиям потребным? В чем причина?
Иль так, от прежних дел отвесть глаза?
Я помню, в детстве в доме у отца
Его мы часто звали "Братец Локи",
За шуточки, что быть могли жестоки,
За хитрость и бесстыжие глаза.
Со старшим дружба выдалась плоха,
Да все ж родня - держал в дому общинном,
Но, верно, снова вел себя бесчинно -
Ко мне лет шесть как сослан от греха.
"Позволь, любезный брат, сей малый дар
Поднесть для госпожи твоей прекрасной"...
Ого! Он все же выучил славянский?
Себя доселе так не напрягал...
В руках корзинка - только ткань раскрыть.
На свет котенок рыжий выползает
И хлопает умильными глазами,
И ленточку на шее теребит.
Княжна конечно рада - ох да ах!
Умеет угодить, когда захочет.
А брат пока ко мне, про между прочим,
Подсел за разговором о делах:
"Прости, тебя с проблемой, конунг, ждут.
На горной ферме зверь завелся странный -
Утащит то козленка, то барана,
Пойдут искать - да сами пропадут.
По следу волк, но слишком уж большой.
Я сам ходил с людьми, но без удачи.
Болтают, перевертыш - не иначе,
С пропащей человеческой душой.
Ты Одину любезен - защитит.
Отца богов тебе известны чары.
Кому еще и справиться с волчарой?
За то, что весть дурная, уж прости."
Что ж, оборотень злой и впрямь за мной.
Людей что ль на клыки бросать по-ходу?
Придется, видно, ехать на охоту.
Вот только как расстанешься с женой?..
Умила.
Ах, Эйрик, Эйрик! Веришь ты кому?
Хотя родню не выбирают,
А после всё-таки страдают,
Живя по сердцу и уму.
Котёнком подкупил? Глупец надменный!
Монетой лёг на стол разменной,
Но явно не достойный золотник.
Такому дай под нос, и сник.
Котёнок мне лазутчик будет,
Раскроет правду мне и людям,
И Эйрика, гляди, убережёт...
Хоть знать бы мне, что будет наперёд,
И кто когда меня осудит...
"Любимый! Я хочу с тобой!"
(И слёзы катятся рекой,
Хотя их удержать пытаюсь!)
Нет! Я с тобой не пререкаюсь,
Я подчинюсь. Не упрекну...
Вглядись внимательней в луну,
И в то, что лунный свет скрывает...
Но тут Малуша выступает,
И просит взять её в поход.
Куда ж ту дурочку несёт?
"Со мной останься, дорогая!
Пойдём-ка в мой чертог вдвоём,
Там за беседой пред огнём
мы вместе время скоротаем".
Последние объятия. И вот
Уж Эйрик скрылся у ворот...
Эйрик.
"Ну-ну, родная, - лишняя печаль.
Не рано ли слезой туманить очи?
Разведаю. Глядишь вернусь до ночи.
То место - не бог весть какая даль."
Держу лицо, скулой закаменев,
Глаза скрываю, смеха не вмещая...
Ей мысленно, как ворону, вещаю:
"Пойди-ка нынче к бабке при родне -
Не поздно, чин по чину, с пирогом...
На сколь - не говори. Своим же ближним
Отмолви - под ее ночуешь крышей.
Да плащ возьми. Да теплого чего...
Есть хижина-заимка в тех горах.
Вернусь, объехав кругом. Миг - и на конь...
И помощь я твою считал бы благом,
Ведь знаю, что тебе неведом страх.
Хотя у нас такое не впервой.
Опасности для нас с тобой не вижу.
Хужее ждать, чтоб зверь из лесу вышел -
До ночи сам хоть оборотнем вой.
Еда нейдет, и кто не даст уснуть?
Как думаешь, занять сумеем время?
И здесь ворчать не будет все селенье,
Что в лес, мол, потащил с собой жену".
Братец Ингвар.
Ага, вернешься, как же, ты до ночи.
Там камни пали, и, тропу покрыв,
Нахлынет нынче вечером прилив -
Объехать не судьба, как ни захочешь.
Но мне твое намеренье к добру:
Во тьме и тишине ночного дома
Пойди пойми - знакомый, незнакомый...
По-тихому в покои проберусь.
Один, другой ли, рыж и бородат,
Прошепчет о любви, скользнув на ложе,
Никак узнать жена твоя не сможет,
Пусть ты чуток в плечах покрепче, брат.
Пускай теперь не смотрит, и дары
Не больно-то проняли недотрогу...
Но хитростей на белом свете много,
А женщина строга лишь до поры.
Малуша
Ушла!
Негоже быть жене одной без мужа!...
Когда вернётся? За полночь поди...
Я отдохну на ложе средь подушек...
Ах! Эйрик-Эйрик! Сердцу господин... Один...
В слюду оконца сонно муха бъётся,
И в сердце стук так томно отдаётся...
Ложится тьма и грядет сладкий сон,
Вот наклонился близко он
И речи сладостные шепчет,
Как птичка малая щебечет,
Мох бороды уста щекочет...
А сердце бьётся, сердце хочет
Наружу выйти из оков!
О, Эйрик! Мне не нужно слов,
Когда твоя любовь уносит
До дальних райских берегов!
Сон жарче стал и яростнее пламя,
Сгораю в прах я под его устами,
И тело просит ласки... Обними!
Пока в сей час совсем одни,
И нет раздоров между нами...
И тут проснулась! С двери чья-то тень
В проём шагнула.
С постели быстро соскользнула...
Простите, господин! Уснула...
Братец Ингвар.
Поймал за локоть, на ухо шепча:
"Куда же ты, родная? Припозднился,
Да вот вернулся, как и обещал.
День смутен без тебя, как будто снился".
В покоях темень, выстужен очаг.
Оно и хорошо - и знать не будет,
Что некто посягнул вот так на брак,
Не выйдет шума, не сбегутся люди.
Тяну ее тихонько на кровать...
Эх, сладко мед из улья воровать!
Малуша.
Сладко мёд из улья воровать,
Да себе потом не буду люба!
Как глядеть в глаза милому другу,
Коль обманом разделю кровать?
А узнает кто, потом как жить?
На Умилу глянуть будет стыдно!
Но однако жутко как обидно
Ложе вдруг любви не разделить...
Как быть?
Пусть пока себе целует руки...
Чёрт! Недалеко и до прорухи!
А пущай потом и на костёр,
Аль утопят в море-океане...
Будет хоть часок любви меж нами...
До чего же Эйрик мой востёр!
Только страх липучий сердце лижет...
Эйрик, милый! Подойди поближе...
Я-воровка! Ты ведь тоже - вор...
Разговор...
Стих.
Милый у груди притих.
Братец Ингвар.
Что-то там лопочет - не пойму.
В языке-то через пень-колоду...
А, плевать! Урву побольше меда,
Сливки с молока себе сниму.
Что отмолвить? Что за слово - "вор"?
Может что-то нежное на ихнем?
Раз уж у груди моей затихла,
Значит ждет ответа до сих пор.
Что ответить? Шутишь, не сглуплю!
"Милая, люблю, люблю, люблю..."
Странное чувство
Ядом по венам...
Может завелся
Просто от страсти?
Пусть это глупость -
Но непременно
Выкраду после
Братнее счастье.
Жаром от кожи,
Током от тела -
Женщина эта
Мне назначалась!
И невозможно
Ставить пределы,
Строить запреты...
Что вдруг печалюсь?
Глупой любовью
Вроде не ранен -
Боги спасите
Страстью - и только.
С вечною болью
Сердцем сгорая,
И до убийства
Брата недолго.
Пламя крови в прах сжигает разум.
Все, моя! А дальше будь что будет!
Не отдам до гибельного часа!
Пусть кто хочет, тот меня и судит.
Малуша.
Рассвет всё ближе! Время убегает,
И я во след со временем бегу.
Мой милый сонно-сладостно вздыхает,
А я остаться рядом не могу.
Воровка! Слово жжёт клеймом калёным!
Умилу встретить страшно, гложет грех...
И мну в руках в сомненье раздражённом
Расшитый красным честный оберег.
В моей светёлке и темно и пусто,
Упала на несмятую постель.
В сомненьях вся, и раздражённых чувствах,
И сон надолго, видно,отлетел.