Я не хотел отпускать тебя, видит Бог, я растерялся, я был ведом каким-то ужасным светом, ужасной тенью. Я бы выбрал из сотен, из тысяч прекрасных дорог, одну, но к тебе; я видел тебя во сне — ты даже не представляешь, насколько это смертельно. Мне не в пору было просить у тебя руки: ты юна, хороша собой, ну а что с меня взять, ну и как я бы смог быть полезен? Мне говорили: «Ценное береги», остальное — прочь. Если б я только знал, что ты самое ценное, если б. Я до последнего ждал какой-нибудь свыше знак, чтобы наверняка, чтоб без ошибок; так не бывает, я понял. А знаешь, однажды решился, настолько дрожала рука, что я раз пятнадцать не слышал «неправильно набран номер». Я часто грустил, я думал, как объяснить, а чёртово время катилось вперёд неумолимо быстро. Февраль-март-апрель, и мы потеряли нить, и больше ни в чём мне не виделось столько смысла. Были попытки и вовсе тебя забыть, я окончательно был запутан, неуправляем, и если б для полного счастья ещё я пил, я бы столько, столько херни натворил по пьяни. Прости меня, если сможешь, за всё прости, я неумело и некрасиво расставил точки. Прости, что тебе от меня останется только стих. Мне бы хотелось дочку…
Солнце садилось, вечер вступал в права. В кафе царила прохлада, я крутила соломку по ободку бокала. Он говорил так складно, что кругом шла голова, но в обморок я не упала. Я пристально изучала его черты, под его рассказы машины летели по трассе со скоростью света. Я отвела взгляд в окно. Кроме пустоты, там, как и во мне сейчас, ничего нету. Наступила пауза, что он ждёт? Ну зачем вообще всё это сказал он мне? Наступила паника… Можно счёт? Я не знала, что мне делать, и просто взяла его за руку. Я впервые поняла, что смогу обойтись без слов, что слова уже не будут иметь значения и звучания; я подумала, что если открою всё, что во мне росло, — он не выдержит. Там похлеще. И промолчала.
Обстоятельства никогда не бывают случайными.