Алое
выпускаешь порезом из подворотен артерий
в тело стиха, наполняя смеющейся жизнью,
и будешь там вечным, как Дориан Грей на портрете,
как бабочка, для которой есть только вечное лето,
как храмовое вино, что никогда не прокиснет.
Бессмертие не приходит, остаются застывшие слепки
беспокойной чернильной тоски, летучего газа нежности,
брызг любовного солнечного фонтана...
Их подержат в ладонях, вникая, баюкая слепо,
чуя, как потаённая суть их сверкает и режется,
за мгновение до того, как мир сгинет под толщей
великого океана.