Память крови – сплетение жгучих рубцов,
Длань, чей оттиск тревожный навеки пунцов.
В ней – уют материнства и путь кочевой,
В ней – и загнанность жертвы, и стяг боевой.
В ней святые слова – и изгнания мгла,
Тёмный обруч судьбы, что под меч волокла.
В ней – преданья гранит, одолевший века;
Но от памяти той – тень разлуки близка…
В ней – нетленная верность несчётных сердец;
Но от памяти той – юным прядям седеть…
В белоствольной тиши и под сенью колонн –
Древней памяти клич, несмолкающий стон:
Что прильнул-прикипел не к тому очагу,
Что мужал-вырастал не на том берегу…
От дворов-пустырей, что сто раз обежал,
Кличет древняя память к иным рубежам:
«Детским тропкам своим, где кормил голубей,
Той земле-стороне, где обрёл колыбель, –
Поклонись; но сродниться душе не вели
С ненадёжным теплом приютившей земли…»
Как же быть, если жизнь – безоглядная песнь,
А над ней – неизбывный вопрос: «Кто я есмь?»,
Двух истоков скрещенье, и скорби игла,
Что двойная печать на судьбе полегла…