мне теперь говорят: "можно было под гнёт.
пили б пиво баварское, ели б айнтопф."
потребительства вирус ничего не поймёт,
до тех пор, пока лично не выроет ров
и не встанет над ним, чтоб принять свою смерть
от такого же вируса с манией "пли".
миллионы погибли, чтобы мог он смердеть.
чтобы смог он смердеть – миллионы легли...
я когда-то – давно, в прошлой жизни; в стране,
что теперь и на карте уже не сыскать –
мемуары читала о страшной войне:
за окном исчезала спокойная гладь
мирных будней, густела как будто бы тень,
солнце пряталось в кроны, стихал ветерок –
пахло дымом сожжённых врагом деревень,
ныли ноги от пройденных кем-то дорог,
с ленинградским мальчишкой делился сухарь,
пересохшие губы шептали "воды",
в середине июля мёрз московский январь
или таял апрель в прели хлипкой скирды.
и не тех, кто погиб, добивали в висок,
и не их, а меня, жгли в Дахау, в печи,
и не их тонкий – мой – затихал голосок
в тот момент, когда кровь забирали "врачи".
Бухенвальд и Хатынь, Бабий Яр, Сталинград,
сотни маленьких весей в огромной стране –
это я погибала без чинов и наград
в той безумной и страшной Великой Войне.