На черных книгах
с именами,
проставлена вся жизнь
на номерах.
Вот цифра семь, ты свеж,
а вечерами, кружился вальс,
и пели песни под гитару.
Вот цифра тридцать семь,
и ты устал всех слушать,
и надоел подсвечник,
он всем рассказывал про грыжу,
каким бывает одинокий людоед.
На цифре пятьдесят
висят гирлянды,
игрушки, старое стекло,
хрусталь был выпит весь,
и вазы съедены давно,
и даже чешское стекло.
Последние все цифры, просто цифры,
патологоанатомы в них
ковыряются любя.
И созревает мысль,
наивная, как мышка,
которая хотела жизнь
на сыр, что в мышеловке
променять.