и вот однажды шёл Джонни по улице

Берегов Сергей
Джонни не был простым человеком. Иначе, если бы это было так, Джонни бы звался Иван.
И вот однажды шёл Джонни по улице. Брюки фирмы клёш, мастерски подпоясанный кушак
из казацких степей и размеренная, носками врозь, походка.
Любаша. Простая деревенская девушка, румянец во всю щёку, белейшей красоты зубки и милая улыбка, смотрелась в окошко. Было лето. Май. Деревья в цвету, мухи ещё не так назойливы и вонючи, а баба Маня не приехала ещё жить на дачах - самое, одним словом, время любить. Ну, если уж совсем одним - то - оно. Самое, тоись, время.

И увидала Любаша Джонни. Кричит ему, а хохочет спасу нет как, кричит:
Ванька, ты кем сейчас себя представляешь? Непростым небось человечищем?
Тут соседи, знаете же как в России бывает, окна все нараспахнули, и ржут.

Джонни обиделся, конечно. Мимо как раз прогуливалась пожрать молодой, вот только-только, травки корова, Джонни и хватанул её за куцый, но крепкий хвост. Хватанул, и разбегясь что было сил, размотал вкруг своей головы и швырнул животную Любаше в окошко.
Окошко треснуло. Лопнуло окошко прямо Любаше в милое её, совсем юное и простое её лицо. В глаза, в лоб, в алые и припухлые, што Ангелинины Джоли, губки, в гордый, немножко картошечкой, носик и в остальные места. Любаша только и успела што ахнуть.

Испугалась. Да што там говорить. Струхнула Любаша непосвойски. Да и кто бы не струхнул? Окошное стекло - это ж не посуда какая, просто так не вылепишь, тут и ровно надо, и прозрачно, и в размер. Да лицо ещё вдобавок. Где другое такое взять? А баба Маня уже ведь на подъезде. Слышен уже скрип её таратайки и накрахмаленных манжет, чуется уже запах иностранных её духов и деловитого тела.
Ох, што буит, што буит - мамочки.

Струсила, в общем, Любаша. Что, говорит, делать-то теперь, Ванюша? Как быть? Ведь я любила тебя, ночей не спала и хотела замуж. А теперь - как же?

Не волнуйся, любимая - говорит любимой Джонни. А впрочем, ну какой он к чёрту Джонни? Обычный себе Иван, хоть и в клёшах и немножко холерик, но так-то - нормальный паренёк.
Не волнуйся, говорит, любимая, я всё исправлю и женюсь на тебе, ещё и баба Маня во двор заехать не успеет.
И исправил. Потянул бурёнку обратно за хвост. Потянул потянул, и вытянул всю до последнего осколочка обратно в окно. И стало всё как было, а может и краше. А соседи все попересдохли от зависти и свадебного обжорства. вот как.