Но вот сквозь тьму пробился солнца луч.
Оставить нам героев время вышло,
Пусть мчат они сквозь морок грозных туч,
Тропой небесной, поступью неслышной.
Пускай спешат в Кощеев темный дом
Победу одержать иль пораженье,
А мы же вспять страницы повернем,
Дав времени обратное теченье.
………………………………………………….
Напомню, что когда кристаллы Адской Тьмы
Открыли дверь в желанную светлицу,
Увидели герои: из тюрьмы
С Яйцом заветным Смерть в окно стремиться!
Она помчалась вихрем в облака,
И промелькнув меж ними, вмиг пропала,
И как в ночи падучая звезда,
На замок, спящий на скале, упала.
Почувствовал Кощей, что Смерть вступила в дом,
Что ждет реванша Снов Бессонных Дева,
За все года томленья под замком,
За все, что в ней веками накипело.
2728
Но он смекнул, что в этом есть резон,
Что злость её, его спасеньем станет,
И лопухом первейшим будет он,
Коль вновь её в ловушку не заманит.
Изобразив испуг, задал он стрекоча,
Помчался в подземелье словно заяц,
Она за ним, восторженно крича:
«Ага, попался, наконец, мерзавец!»
И тут Кощей исчез, стоит она одна
В недоуменье головою водит:
Стена, стена, вокруг одна стена –
По лабиринту Дева Смерти бродит.
И нет назад дороги, хоть убей,
В Кощея западню она опять попала!
Неужто вновь судьба томиться ей,
В плену веков, под сводами подвала?!!!
Там в башне был хотя бы солнца свет,
А ночью темной – лунное мерцанье,
Пустыни голоса, звезды падучей след,
И Трифона беззлобное ворчанье.
А здесь одна лишь тьма, да глухота,
Лишь запах сырости, да стены каземата,
И только где-то капает вода,
Секунды отмеряя без возврата.
«Я птица в клетке, а моя вина,
Как пес бродячий кость, меня нещадно гложет:
То вся к себе укорами полна,
То ход ищу, что выйти мне поможет.
Разбив Яйцо – врага повергну в прах,
На вечный плен себя тем обрекая.
Пусть он живет, пусть в мыслях вечный страх
В единоборстве разум побеждает.
Пусть ждет МЕНЯ он каждый день и час,
И обо мне лишь только думать станет:
Пусть сердце замирает, и не раз
Моим приходом, подлого, обманет».
Но, к счастью, не пришлось ей долго ждать,
Мгновенья не прошло, как он уже явился:
«Послушай, Смерть, пришел я, так сказать,
Припасть к ногам твоим, с тобою я смирился.
Я понял нынче: жизнь мне не мила,
В ней смысла нет, и все мне опостыло:
Летит словно случайная стрела,
А вместо цели – пузыри из мыла.
Была борьба мне смыслом многих лет,
Чтоб век прожить, был должен исхитриться.
Встречал я с замиранием рассвет,
День провожал встревоженною птицей.
Устал я думать только об одном,
И коль еще отпустишь ты мне время,
Не будет, знаю, радости мне в том:
О смерти мысль до смерти мое бремя.
Нет больше сил, бороться мне с собой,
И не хочу просить тебя о жизни.
Ну, что ж я твой, я ныне только твой,
И некому слезу пролить на тризне.
Ты видишь черный камень у стены?
Под ним из лабиринта выход скрытый,
Его разрушить можешь нынче ты
Желток пролив из скорлупы разбитой.
Разбей же залежалое Яйцо,
В нём дни мои никчемные хранятся,
Не дрогнет мое скорбное лицо,
Когда по залам брызги разлетятся!»
«Ну что ж смотри, как гибнет жизнь твоя!
Как мог считать ты, будто Смерть отступит,
Как мог подумать, что бессильна я,
Что мой приход вовеки не наступит!?»
Еще момент… и брошено Яйцо,
Оно летит… все ближе черный камень…
Кощей хохочет злобно ей в лицо
И руки, словно спрут, к добыче жадно тянет!
Схватив Яйцо, обманщик был таков.
Увы, она опять в ловушке оказалась!
Да сколько ж надо ей ещё сидеть веков,
Чтоб вновь в сеть проходимца не попалась?!
Запричитала Смерть, заплакала навзрыд:
Как жутко, сыро, холодно в подвале.
По лабиринту вновь она кружит,
Уж зная наперед: проход найдет едва ли.
Но тут, вдруг, черный камень загудел,
Затрясся, как больной от лихорадки,
Потом под свод подвала полетел,
В столбе воды, ну как танцор в присядке!
«Так он, глупец, решил меня убить!
Что Смерть бессмертна, непонятно что ли?
Водой в подвале можно затопить,
Но Смерть убить!!! С ним спятишь поневоле.
Подумать только до чего дошел,
Совсем рассудок потерял, болезный.
Упрямец старый, бешеный осел,
Поганец мерзкий, негодяй бесчестный!»
Но нет, то не дела Кощея-хитреца,
То водами Ольменя Рось с Русалом
Промыли вход в подвал его дворца,
И все вокруг крушат могучим валом.
Герои наши тоже тут как тут,
Кто на бревне плывет, а кто в корыте…
А волны бьются в стены и ревут,
Как хищник в клетке, не дождавшись сыти.
Пробита в стенах брешь, и хлынувши, вода,
По закоулкам, буйствуя, помчала,
И залы захлестнув до потолка,
Смывала все, что на пути попало.
Кощея подхватив, она его влекла,
Крутя в водоворотах бесконечных,
Как щепку вверх бросала, вниз несла,
О стены била коридоров встречных.
Опору потеряв, отдался он волне,
Держа Яйцо обеими руками,
Но крюк, что вбит был в каменной стене,
Злодея подхватил железными когтями.
От резкого толчка он руки расцепил,
И в тот же миг, вода Яйцо умчала!
И кто-то от отчаянья вопил:
«Лови Яйцо! Оно мелькает справа!»
Отважный Самурай нырнул за ним в волну,
Поймал и Коло-сану тут же кинул.
А Смерть кричит: «Не медли! Ну, же ну!
Разбей скорей, чтобы, негодник, сгинул!»
Яйцо разбил о стену Коло-сан.
Поток зловонной жижи волны смыли.
«Ура! Ура! Наш звездный час настал!
Мы, наконец, злодея победили!»
Под сводами дворца раздался страшный вой,
И тут же в хохот жуткий обратился:
«Что, съели, дурни?!!! Вот он я какой,
Умней всех вместе взятых уродился!
Как жизнь стеречь мне Смерти поручить?
Доверь козе капусту, зайца – волку!
Сумел Яйцо я славно затаить,
Ищи века, а все не будет толку».
«Ах, ты, гаденыш! Значит, пять веков
Я сторожила жалкую пустышку?!!!
И раньше было ясно ты каков,
Но вот уж тут, хватил ты явно лишку.
Нет, не простой ты смерти заслужил,
А той, что даже страшно и подумать.
И, ведаю, мне хватит нынче сил,
Ужаснейший конец тебе придумать!»
«Да ты, сначала, Смерть, Яйцо найди,
Что жизнь мою хранило пять столетий.
Прощай же, наша встреча впереди,
Надеюсь через сто тысячелетий!
Эй, вы Иванов Каменная Рать,
Снимите-ка с крюка меня, болваны!
Победу нынче праздновать опять,
Желаю я. Шустрее, истуканы!
Гостей гоните быстро из дворца,
Рубите топорами да мечами,
Чтоб извели мне всех их, до конца,
Включая нечисть с мокрыми котами!»
И вот Иванов Каменная Рать,
По грудь в воде, шагая ровным строем,
Мечами по щитам пошла стучать,
И оглашать пространство диким воем.
Героев наших, заключив в кольцо,
Их из дворца теснить Иваны стали,
Чтоб выдавить на главное крыльцо,
И далее, чтоб в пропасть все упали.
Недотыкавка крикнула: «Атас!
Эй, Кот хвастливый, Изменила память?!!
Кто заверял совсем недавно нас,
Что сможет эту Рать против НЕГО направить?»
На выступе стены бедняга Кот икал,
Сидел мокрее самой мокрой кошки,
Он жалобно дрожал и завывал,
И выпучил глаза, как медные две плошки.
Поняв с налета, в чем здесь маята,
Не растерялся Феникс наш отважный,
Схватив за шкирку мокрого кота,
Тряхнул его четыре раза дважды.
Вокруг Жар-птицы принялись летать –
Сушить Кота могучих крыльев взмахом.
И Кот стал помаленьку обсыхать,
И замурлыкал благодарно птахам.
Потом расправил пышные усы,
В суме седельной лапою пошарил,
Достал алтын невиданной красы
И взор свой на Иванов Рать направил.
«Взгляните истуканы на меня!
В суме моей седельной есть монета,
Она сияет ярче янтаря,
Она искрится теплым лунным светом! –
То не монета, то в ночи луна,
Плывет по небосклону девой-птицей,
И искра каждая росинкой золотой
На травы спящие и на листву ложится.
Вот туч бегущих светлый чистый рой
Прозрачной пеленой ее окутал,
Луна бледнеет в тишине ночной,
А ветер шепчет: «Спите, скоро утро…»
А ветер шепчет: «Спите, спите, спи-и-и-и…
Забвенье сон дарует и свободу.
Лети же легкой бабочкой, лети,
По темному ночному небосводу…
Нет, не взлететь вам – ноги тяжелы,
И руки ваши как свинцом налиты.
Мечи, кинжалы, стрелы, топоры,
Тела, сердца и очи из гранита.
Кощей источник ваших зол и бед,
Веригами из камня вас опутал,
Коль будет жив, стоять вам сотни лет,
Под ветра вой в пустыне бесприютной.
Доколе прозябать еще вам здесь!
Года проходят смутной вереницей,
Ни повернуться вам, ни встать, ни лечь, ни сесть,
И ни умчаться в небо вольной птицей!
Невесты ваши обратились в прах,
Под грузом лет состарившись в неволе.
Что держит в рабстве вас, надежда или страх,
И прозябать еще вам здесь доколе?!
Я разнимаю черный круг волшбы:
Свободны те, кто чтит еще свободу.
Так сбросьте ж камня тяжкие горбы
Ладони опустив в живительную воду.
Пускай она вольет в вас сок земли,
И разметав гранитные устои,
Пусть забурлят и закипят в крови,
Медвяных рос и трав степных настои.
Кощей источник ваших бед и зол!
Пусть держит он ответ перед Руси сынами
За ваших дочерей, за жён и за сестер,
За тех, кого уж нет, и кто еще ни с нами!
Так оберните ж взоры на врага,
Мечи и пики приготовьте к бою,
Чтоб на Руси кощеева нога
Не попирала никого собою!!!»
Кот смолк, а истуканов мрачных рать,
По каменным щитам стуча мечами,
К Кощею повернув, вновь принялась шагать,
Смотря в пространство мертвыми очами.
Потом ладони опустив в волну,
Они в себя земли впитали соки,
И зашагали по речному дну
Тяжелым шагом, поступью широкой.
А от ладоней трещины пошли
И разбежались змеями по телу,
И словно застаревшая кора
В волну броня из камня полетела.
И вот уже живых Иванов рать
Кощея окружив, как карася в запруде,
Его мечами принялась шпынять,
Подняв со дна клубы песочной мути.
В простор небес хотел взлететь Кощей,
Жар-птицы же и Феникс ясноокий,
Чтоб помешать затее хитрой сей
Сгрудились тучей грозной над потоком.
И нет Кощею хода в небеса,
И в замок ход закрыт Иванов ратью,
И тут Кощей, хитрющая лиса,
Пескариком нырнул, мешаясь с рыбьей братью.
Стоят Иваны, котелки скребут:
Куда девался враг, не понимают.
Жемчужинки – сестрички тут как тут,
В двух щучек обернувшись, в муть ныряют.
Увы, увы, Кощея нет нигде!
Шныряют щуки по речной запруде,
Русал и Рось в встревоженной воде,
По дну руками пескарёнка удят.
«Пропал Кощей. Увы, Кощея нет,
Но замок взят и Рать Иванов с нами.
Костер нам нужен, пища на обед,
И место притулиться головами.
Немного отдохнув, мы замок обойдем,
Отыщем душу бедную Мидори…
Я верю, знаю, мы её найдем,
И к любящим сердцам она вернется вскоре.
Иванов Рать на страже пусть стоит,
И сторожит от злых Кощея козней.
Глядите, в небесах уже звезда горит.
И глазом не моргнешь, как час приходит поздний».