Но прежде всего я --
больное, мутное зеркало --
сразу же после сна.
По крайности, не видно мне,
что отражаю.
Непроницаемый, мне незнакомый часто
самому покой мой,
покой, в котором по болезни-замыслу
существования -- а может, бытия -- покоюсь,
изматывает и питает моё присутствие,
из дежа вю мотая в настоящее, из настоящего кидая в дежа вю.
Ибо прежде всего
я -- мутное, больное зеркало
после сна -- после долгого сна, --
во всяком случае, внушительного -- громкого? напористого? яркого? --
после сна, что сейчас только вышел.
Не вижу я, что отражаю.
Делириозный, млечный покой мой,
мой изменчивый, млечно-стальной
изматывает и питает присутствие,
заверяя: крыть нечем в условиях забвения свойств.
Откуда же тяга?