I.
Поплыла тюль ажурная, словно в театре кулиса,
Солнце ленно ползло, разгоняя тяжёлые тучи,
Усмехаясь лукаво улыбкой недоброй скрипучей,
Рыжим носом почуяв добычу в курятнике, лис как.
Ножки стула качнулись, как под режиссёром бездарным,
Я присел на ковёр, весь трясясь от ежиного страха
В куль свернулся, затих, предвкушая душевный пожар, дым
От берлоги моей, ощущая свой собственный запах.
II.
В круг, восточные девы меня потащили, танцуя,
Спели, трижды, смеясь над нарядом моим: «Аллилуйя!»,–
Теребя мой колпак, что короной завис, с бубенцами,
Поглумившись, исчезли пыльцой в сатанинском дурмане.
III.
Повернувшись в ковре, я увидел оскал крокодилий,
А из пасти, как рвота, алмазы, монеты златые,
Шарик скачет по кругу, как лошадь под ханом Батыем,
Над зелёным сукном, по полям захиревшей России.
IV.
Хохоча над увиденным, кто ж усомнится – смешно ведь,
Погрузился в пустыню, где холодно и неуютно,
Жажда мучит, ломает, глаза режет хмурое утро,
Скосив взгляд, замерла, напряжённо дыша за окном смерть,
Попытался подняться, откинув бред антиутопий,
Отогнать ту, с косой, что ползёт обниматься со мною.
Но прозрев, оценил, что мои путешествия – опий:
Жизнь нельзя обменять на мираж с кружевною канвою,
Как немыслимо свет загонять в чёрно-белые рамки,
Отмирает театр, если в зале отсутствует зритель,
Словно битвы солдат к монументу, к сверкающей рампе
Подхожу, опуская цветы у подножия мыслей.