Готовность номер один
Аэродром. Посадка. Высота.
Вопрос отца: «Ты помолился Богу?»
«Ну да, конечно». И у ног Христа
Он положил ожившую тревогу.
Прибытие во Франкфурт. Благодать
Господня снова совершала дело.
Ему отрадно было наблюдать,
Как Божья Царства ширились пределы.
Но время возвращаться подошло,
И вновь огни и гул аэродрома,
И памяти прозрачное стекло
Даль узреть крыльцо родного дома.
Опять посадка и отца вопрос:
«Ну как, сынок, ты Богу помолился?»
На этот раз молился он всерьез,
И сердца пульс немного участился.
А взлет был трудным. Самолет дрожал,
Моторам вроде что-то не хватало.
И в этот раз вполне он осознал,
Что это может быть конца начало.
Но сердце все же было смущено,
Не может быть, чтоб Бог прервал служенье,
И жизни черно-белое кино
Увидел он в своем воображеньи.
Так рано умирать? Но почему?
Вот так, теперь, в начале эстафеты?
Стал задавать вопросы он Тому,
Кто почему-то не давал ответа.
А может, обойдется? Вот уже
Дома родного города явились.
Но некто стал на этом рубеже,
И скорость резко вдвое сократилась.
И стала падать быстро высота,
Земля открыла им свои объятья,
И страх внезапно разомкнул уста.
«Нет, не хочу так рано умирать я.
Спаси Господь, возможно все Тебе,
Я жить хочу и быть Тебе полезным.»
Но память вдруг спротивилась мольбе,
Сковав молитву обручем железным.
…Сад Гефсиманский. Спят ученики.
Не спит предатель, воины и судьи.
А Он молился смерти вопреки:
«Но не Моя, Твоя пусть воля будет».
И всколыхнули душу те слова.
Как в воле Божьей мог Он усомнится?
К коленям вновь склонилась голова,
И стал он в покаянии молиться:
«Прости меня, Господь, прошу, прости…»
Слова слетали с уст неторопливо.
Сломались при падении шасси
Смягчив удар, но все остались живы.
Пусть каждый для себя возьмет урок,
Какой ему сейчас подскажет Бог.