у меня был будильник: на пять, на три тридцать, на
приготовить завтрак /облиться кипящим душем.
у меня была крыша, под нею росла стена,
за ней мир - красив, неискренен, но послушен.
/а еще была дико заснеженная зима…
(тогда город начинался на улице и стемна)/
я не мерз ни капли, я дышал, не считав минуты,
а потом я коснулся коленями глади дна -
и остался там почему-то.
мне казалось, я ползаю полозом, только вверх,
(даже небо тогда не скрывало своих прорех)
а я стыл и думал, вот, чаша моя полна,
а тот смех, что горький - не уложить в орех,
но ведь город существует и до темна?
и пока ты его целуешь - ты не один /одна.
но я прекратил целовать, успокоив спесь,
и смирился, трогая пальцами муть и взвесь.
посмотри же, малец, ты весь обитаешь здесь,
застекленный ли, распростертый, в вязальной пряже -
да тебя даже принимают, таким как есть, -
так с чего же ты, беспокойный, никак не ляжешь?
вот, коробка с крышкой, мягкая ткань внутри,
не робей, золу ладонями разотри,
и смотри, юджином, медленно, но смотри,
как вокруг тебя – горьким мятным джином
вьются волки и упыри…
но никто из них не причина
не запрятать тебя внутри.